Глава 4. Первая ночь безумия
.............
Эти годы, проведенные в столице, хотелось вырвать из памяти. Годы бессильной злобы, тяжелого ожесточения и беспросветной тоски. Ненужный отрезок жизни, который лишь усилил темные чувства, пробудившиеся в нем еще с раннего детства. Никому и никогда Роман больше не позволял унижать себя с помощью физической силы. Злобному старику, к которому он переехал, только и оставалось, что истязать его морально. Но Роман научился отвечать на удары. Годы спустя, когда немощный дед слег с инсультом и уже не смог подняться с постели, он отомстил ему сполна. Холодом и безразличием. Никакого сострадания и жалости. «Он хотел сделать из меня чудовище. Что ж, старик этого добился», – думал Роман, запрещая себе проявлять хоть малейшие признаки слабости. Его не интересовало, чего хочет дед, как его самочувствие, и на все сбивчивые рассказы сиделки, нанятой стариком, реагировал одинаково: безразличным взмахом руки.
Семена зла незримо прорастали в нем, а пылающая ненавистью кровь только питала их. Сколько раз он пытался забыться в объятиях других женщин. Не получалось. Всюду преследовали глаза-васильки. На чужих губах чудилась ее улыбка. Чужие пальцы напоминали ее прикосновения. Ночью часто просыпался в бреду и подолгу смотрел в окно, на повесившие голову фонари. Дневная суета угнетала его. Раздражали люди, транспорт, весь окружающий мир – гнетущий, вялый, серый. И лишь когда город окутывал морок сна, он находил недолгий, но такой долгожданный покой.
В одну из таких ночей, мучаясь бессонницей, Роман включил на ноутбуке фильм и лег в постель. Он надеялся, что под скучную мелодраму уснуть будет легче. Сюжет картины и вправду оказался настолько прозаичным и растянутым, что Романа начал одолевать сон. Только он потянулся, чтобы выключить ноутбук, как погас светильник, висящий справа от Романа на стене. Герои фильма на мгновение умолкли, и в недолгой тишине он успел услышать какой-то щелчок, словно кто-то нажал на кнопку и выключил светильник.
«Чертовщина какая-то», – подумал он.
Голоса героев кинокартины и веселая музыка в кадре не давали суеверному страху проползти внутрь, поэтому Роман, чуть помешкав, поправил штепсель. Тусклое пятно света тут же разбавило темноту комнаты, и Роман расслабился. Видимо, и вправду шнур отошел, бывает.
Сон как рукой сняло. Роман смотрел на мелькающие кадры фильма, но в суть не вникал. Ему было как-то не по себе, будто в воздухе затаилась опасность, и он ее чувствовал. Он видел, что в окно барабанит дождь, а ветви деревьев гнутся под порывами ветра. Но звуки фильма заглушали это буйство природы.
Внезапно кадры на экране застыли. Роман переставил ноутбук со стола на кровать и сразу же проверил, есть ли соединение с интернетом. Значок на панели управления показывал, что доступ есть. В тот момент, когда Роман собрался возобновить просмотр фильма, послышался протяжный скрип двери.
Он тут же поднял голову на звук. Дверь его комнаты медленно открылась, и тишина стала еще более зловещей, еще более осязаемой. Она проникала под кожу, заставляя чувствовать напряжение, въедалась в мозг, вызывая в сознании различные фантазии. Чувство опасности продолжало незримо витать в воздухе.
Грохот грома раздался так внезапно, что Роман вздрогнул. Включил фильм и направился к выходу, чтобы закрыть дверь. Прежде чем сделать это, он осторожно выглянул в коридор. Ночи в Москве обычно светлые, звезд почти не бывает, и даже при выключенном свете можно увидеть очертания предметов.
В коридоре оказалось пусто. Окна были закрыты. Значит, дверь открылась не из-за порыва ветра. Неужели тень вернулась? Роман тут же одернул себя. Чепуха. Лучше забыть о том, что он видел веревку на дереве, к которой привела его странная сущность. В конце концов, он мог не идти за тенью, и тогда бы она сама по себе исчезла. То, что происходит сейчас, никак не связано с теми событиями. У него просто разыгралось воображение. Никто не выключал свет, просто шнур от светильника отошел от розетки. А дверь открылась, потому что петли расшатаны.
Такие рациональные мысли немного его успокоили. Он вернулся к ноутбуку и тут же застыл в недоумении. Почему он не заметил, что фильм прервался? Что вместо голосов героев он слышит лишь дождевую дробь, которая нарушает угнетающую тишину.
Пока он раздумывал, продолжать просмотр фильма или нет, на экране ноутбука вдруг появились полосы, какие возникают обычно в тех случаях, когда телевизор включается на пустую волну. Это было странно. Он уже собирался захлопнуть крышку, как вдруг на экране отразились контуры человеческого лица. Романа обдало холодом.
Дождь продолжал стучать в окно, ветер неприятно завывал и швырял в стекло листья.
Контуры лица исчезли. И через мгновение появились вновь.
Роман отпрянул от кровати. Подошел к окну, приоткрыл форточку. Свежий и влажный воздух наполнил легкие, заставил прийти в себя. Все в порядке. Ноутбук просто неисправен. А очертания лица на экране – только его фантазия, не более.
Надо лишь повернуть голову, и тогда все исчезнет.
Роман закрыл форточку и шумно выдохнул. Медленно повернулся.
Контуры лица не исчезли, наоборот, они стали еще отчетливее. Теперь можно было ясно и четко разглядеть на экране женское лицо, которое исчезало лишь на миг, но затем появлялось снова. Оно прорывалось сквозь полосы и белую рябь, но оно было. Было. Ему не показалось.
– На…
Шипение стало похожим на голос. Правда, трудно понять, на какой – женский или мужской. Роман отказывался верить в происходящее. Но все равно продолжал стоять на месте, как приклеенный, и смотреть на экран.
– На-та… Наталья… – прорвалось сквозь шипение. Ноутбук сходил с ума. Картинка то пропадала, то появлялась вновь, слышался треск, скрип, потом все исчезало, и слух улавливал только шипение.
Сковавший его душу страх, казалось, просачивался в каждый уголок комнаты, в каждую щель и пробоину, сливаясь с сумраком, будто две реки. Роман вышел из оцепенения и бросился к ноутбуку, попытался выключить его. Экран погас, но через секунду вспыхнул снова.
– У-убий-убийство…
Ноутбук выключился. Все стихло. Даже дождь перестал идти. Но минуту спустя все пришло в норму. Вдалеке опять загрохотал гром, а ветер завыл старую песню. Капли дождя несмело ударялись о стекло. Светильник на секунду погас, но потом вспыхнул снова, окутав комнату рассеянным светом.
Н а т а л ь я. У б и й с т в о.
Призрак решил связаться с ним таким образом? Очень интересно. А главное, информативно. Как он может помочь умершему человеку, ничего о нем не зная? И почему именно с ним связались, а не с кем-то другим?
В голову закралась нехорошая мысль.
Призрак тесно связан с семьей Вершинских, иначе бы он не появился.
Теперь стало еще интересней. Если все так, то где искать след? И надо ли? Надо ли раскрывать старые семейные тайны? Или призраки не успокоятся, пока разгадка не будет найдена?
Роман вернулся в постель и закрыл глаза. Но сон не приходил. В окно смотрела плачущая, безлунная ночь, и на него нахлынули воспоминания. Была еще одна такая же ночь в его жизни, которая намертво въелась в память. Которую очень хотелось забыть, но никак не удавалось.
ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД
– Мама?
Он услышал тихие шаги за дверью. Этой ночью ему не спалось. На дворе было темно и сыро, дождь не прекращался. Десятилетнему Роману было страшно спать без ночника, но он не хотел злить деда, так не вовремя вернувшегося из командировки. Поэтому лежал тихо и с закрытыми глазами, натянув одеяло до самого подбородка.
Д о т е х п о р, п о к а н е п о с л ы ш а л и с ь ш а г и в к о р и д о р е.
– Мама? – громче позвал он.
Никто не отозвался.
Со стороны окна послышался скрежет, и Роман похолодел от страха. Повернул голову на звук, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Что это? В детском сознании возникли страшные образы. Вот чья-то костлявая рука, как в фильме ужасов, разбивает стекло и проникает внутрь, чтобы схватить его…
Мурашки поползли по коже.
Но это был всего лишь ветер, который швырял листву и ветки на кровлю.
Фух. Ему сразу стало легче, и он прислушался.
Шаги отдалялись.
«Это мама», – подсказывало сердце.
Он решился. Отбросил одеяло и сунул ноги в тапочки.
Тик-так.
Часы безжалостно отсчитывали время, чтобы потом, много лет спустя, напоминать ему каждую секунду этой кошмарной ночи, раздражать каждый нерв и кровью стучать в висках.
Первая ночь безумия. Ее безумия.
Тик-так.
Роман осторожно открыл дверь и выглянул в коридор. К счастью, глаза привыкли к темноте, и он успел разглядеть мать, одетую в белую, почти невесомую ночную рубашку, прежде чем она скрылась из поля его зрения.
«Почему она идет в темноте?» – подумал он и, не мешкая, последовал за ней.
Мама вышла в гостиную, немного постояла посреди комнаты, словно к чему-то прислушиваясь. Потом не спеша направилась к лестнице, на второй этаж.
«Зачем она туда идет?» – снова спросил он себя. Наверху находились нежилые комнаты. Некоторые из них были закрыты на замок, и Роман не осмеливался спрашивать, что там.
Тик-так.
Он обернулся. Старые настенные часы, стоявшие в углу в гостиной, тоже фиксировали время, запоминали каждый момент, отстукивали ритм, вторящий дождю за окном.
Мама медленно шла по лестнице, не обращая на него никакого внимания. Чувствовалось что-то тревожное в движении ее руки, когда она поправляла длинные темные волосы. Что-то неуловимо болезненное ощущалось в ее осторожной, словно крадущейся походке. Чувство страха не отпускало Романа, дрожью отзывалось в пальцах рук. Он не мог понять, что его пугало в поведении матери. То, что она бродит ночью по дому? Или то, что не реагирует на его нарочито громкие шаги и робкий кашель? Наверное, все вместе. Он никогда не видел, чтобы мама слонялась по дому одна, в такое позднее время, еще и босиком.
Роман вбежал вверх по ступеням и прикоснулся к ее руке. Кожа была холодной. Она посмотрела на него, улыбнулась и ласково погладила по волосам. Мама глядела на него и в то же время словно его не видела. Это был какой-то пустой, отсутствующий взгляд.
– Мама, почему ты бродишь в темноте?
Ее рука замерла.
– В темноте? – Она осмотрелась, как будто не поверила его словам. – Мне все видно. Иди спать, Рома.
– Не пойду, пока ты не скажешь, куда идешь! – заупрямился он.
– Просто брожу по дому.
– Ночью?
Она поджала губы. На мгновение взглянула туда, где заканчивалась лестница. Только на мгновение, потом перевела взгляд на него, но Роман это заметил.
– Что там?
– Ничего, родной, возвращайся к себе.
– Нет, мама. Пойдем вместе. В доме прохладно, а ты босиком.
Она послушно кивнула и начала медленно спускаться по ступенькам. Иногда останавливалась, как будто в нерешительности, и снова смотрела наверх. А он брал ее за руку и вел за собой. Когда лестница осталась позади, она снова остановилась и посмотрела наверх.
– Что там, мама? – не выдержав, спросил Роман и тоже взглянул туда, где заканчивалась лестница.
Она приложила палец к губам, призывая его к молчанию. Какое-то время они стояли в тишине. Потом она подняла брови и напряглась, как струна. Схватила его за локоть обеими руками и спросила:
– Ты слышишь?
– Что?
– Голоса.
– Голоса?
Роман прислушался. Дождь хлестал по стеклу, а ветер тоскливо завывал в трубе. Темные облака неслись по небу, застилая звезды, а мгла за окном становилась все гуще, все непроглядней. От этого на сердце стало еще тяжелей.
– Я ничего не слышу, – удивленно произнес Роман.
– Мужской и женский, там, наверху…
– Нет никаких голосов, мама.
– Есть. Ты только послушай…
Она снова замолчала. Подошла к окну и закрыла занавески, словно темнота за окном пугала ее. Роман стоял и с болью смотрел на нее. Она явно была не в себе. Даже он, еще совсем юный, понимал, что с матерью что-то не так. Не было никаких голосов. Он напрягал зрение, напрягал слух, напрягал нервы, вслушиваясь в тишину, всматриваясь во мрак.
Н и к а к и х г о л о с о в н е б ы л о.
– Все тихо, – еле слышно сказал он, чувствуя нервное покалывание в кончиках пальцев.
Мама повернулась к нему, глаза ее блестели в темноте, а кожа казалась еще бледнее.
– Да, кажется, голосов больше нет. Ну, пойдем спать, поздно уже. – Но он стоял, не шевелясь, и все всматривался и всматривался в нежные черты ее лица, едва различимые во тьме. Плачет? Глаза блестят от слез. Чьи голоса она слышала? Почему бродила в темноте по дому? Такое количество вопросов с трудом умещалось в голове ребенка. В гостиной было прохладно, и он ощутил, как по телу змейкой пробежала судорога.
Тик-так.
Время натужно цокало. Часы текли, вторили ударам его сердца, которое не желало успокаиваться в груди.
– Пойдем, родной, пойдем.
Он почувствовал прикосновение холодной руки к своей ладони и вышел из оцепенения.
Тик-так.
Почему она бродила в темноте? Босиком? Одна?
Роман послушно шел за матерью, а сам без конца оглядывался. Сначала смотрел наверх, туда, где заканчивалась лестница, потом на часы, раздражающие своим тиканьем, потом на стены, которые как будто двигались. Сейчас… еще секунда или две… вот-вот они раздавят его, как насекомое.
Тик-так.
Так чьи же голоса она слышала? Чьи?
.............
Продолжение следует...