Я ни о чём не думал: все мысли куда-то ушли. Дикая усталость и опустошённость – всё, что я помню о тех минутах в ожидании пятого спутника. Я уставился на одну из дверей, не сводил с неё глаз, чувствуя кожей, что именно оттуда появится следующий спутник. Но я ошибся, открылась дверь напротив, и я увидел, как в серую комнату вошла женщина.
Я и прежде видел немало красивых женщин, но та, о которой я говорю, поразила меня с первой секунды. Яркая, румяная, в меру пышная девица с длинной русой косой подошла ко мне плавной грациозной походкой. Она была облачена в русский национальный костюм допетровских времён: белая шёлковая рубаха, красный летник из бархата, расшитый жемчугом, на голове кокошник в виде гребня. Очелье кокошника было расшито золотом. Я не знаток древнерусской моды, но понял, что это богатый наряд, который носили очень знатные люди на Руси. Красивое лицо девушки освещала открытая улыбка. Я давно не встречал таких лиц. Казалось, что эта красавица пришла из фильмов Александра Роу. Её алые пухлые губы, румяные щёки, длинные реснички и глубокие голубые глаза обезоружили меня. Я не знал, что сказать. Но она не растерялась. Красавица подошла ко мне и встретила так, будто мы знакомы много лет.
- Здравствуй, Альберт! – воскликнула она, чуть не подпрыгивая. – Дай я обниму тебя, дорогой!
Не стоит объяснять, что я нисколько не сопротивлялся и радостно распахнул объятия. Мы обнялись, расцеловались троекратно в щёку, после чего я, наконец, произнёс:
- Здравствуй, дорогая спутница! Располагайся. Не могу предложить тебе сесть (здесь не осталось стульев), но если хочешь, садись прямо на стол.
- Это совсем неважно, мой милый друг! – ответила она. – Мне совершенно не хочется сидеть. Я счастлива видеть тебя и беседовать с тобой. Расскажи мне, что с тобой приключилось?
Голос пятого спутника был мягким и ласковым, при этом звонким и, как говорится, хорошо поставленным.
- Ты ведь не боишься меня, Альберт? Поверь, я не желаю тебе зла. Хочешь, просто поболтаем? Я знаю много весёлых историй.
- Я вовсе не боюсь тебя. Я немного устал от встречи с предыдущими спутниками. Не скрою, я очень хочу домой. Мне безумно надоело играть в это, угадывать кого-то. Если бы ты помогла мне узнать тебя как можно скорее, я был бы гораздо счастливее. Я могу рассчитывать на тебя? Ты, как я вижу, хорошо расположена ко мне в отличие от остальных. Прошу, помоги мне!
Спутница посмотрела на меня своим глубоким взглядом и, продолжая улыбаться, сказала:
- Я не могу назвать тебе своё имя, мой милый друг. Это было бы страшной ошибкой для тебя. Твоя задача узнать меня своими силами.
- Ясно-ясно, так и знал, но попытка – не пытка.
- Однако это вовсе не значит, что я не хочу тебе помогать.
Она обошла вокруг меня, похлопала по плечу и добавила:
- Мы старые друзья. Я уверена, ты совсем скоро поймёшь, с кем разговариваешь. Не известно, когда ещё мы сможем настолько близко пообщаться, так что давай не будем терять времени зря. Я живу на свете практически с сотворения мира, неся свет гораздо чаще, чем тьму.
Глядя мне прямо в глаза, девушка улыбалась, а я чувствовал теплоту и искренность. В то же время на секунду я засомневался в честности её намерений. С чего бы так слепо доверять ей? Откуда мне знать, что она не работает на Чёрта? Вдруг за этой красивой внешностью, ласковым голосом и доброй улыбкой скрывается коварство и предательство? Но в какой-то момент мои сомнения рассеялись. Рядом с пятым спутником я чувствовал себя гораздо свободнее, чем с другими. От неё исходила невероятная чистая энергия. Это я смог оценить уже спустя время, конечно, но и тогда в присутствии красивой спутницы серая комната стала, определённо, менее серой.
Я пришёл в себя после непродолжительной паузы и заговорил со своей новой собеседницей свободно и дружелюбно.
- Ты позволишь задать тебе вопросы, милая? – с улыбкой спросил я, стараясь вложить в неё всё кокетство, которым я обладал, а я очень надеялся, что всё-таки обладаю природным обаянием, способным располагать к себе прекрасных женщин, даже если эти женщины – спутницы России.
- Ну, разумеется, Альберт. Я постараюсь не сбить тебя с толку и ответить настолько откровенно, насколько это возможно.
Мы прошлись по комнате, а потом она присела на краешек стола.
- Так что ты хочешь знать?
- Ты сказала, что мы с тобой старые друзья, значит, я встречал тебя прежде. При каких обстоятельствах мы могли видеться? И в каких случаях люди сталкиваются с тобой?
- Ты знаешь меня с самого рождения, хотя вряд ли помнишь. Люди обращаются ко мне в разное время и в любом возрасте, когда им радостно или очень грустно. Больше всего я люблю быть с теми, кто с помощью меня поддерживает интерес к жизни, кому не нравится скучать и кто хочет дарить этому миру только лучшее и светлое. Мы сидим с тобой и так просто беседуем, ты смотришь на меня, как на любую хорошенькую девушку, а при этом я спутник России и сопровождаю твою страну в разных ситуациях. Что ты чувствуешь, глядя на меня? Что испытываешь, прикасаясь ко мне? – сказав это, она взяла меня за руку.
- Я чувствую спокойствие, радость. Мне спокойно на душе. Всё горькое будто ушло под землю, хочется петь и кричать о своём счастье.
- Да, такие чувства люди часто испытывают при общении со мной. А что ещё?
- Ох, не знаю даже… Ты такая красивая, от тебя исходит что-то свежее, ясное. Возможно, ты красота. Нет?
- Нет, Альберт, это не так. Но я действительно бываю очень красивой, как сейчас, а могу быть неудачной и даже нелепой, совершенно не вызывающей симпатию у некоторых людей. А ещё могу быть совсем безобразной, и, признаюсь тебе, милый мой друг, в такие моменты я ненавижу всех, кто приложил к этому руку.
- Не представляю, как такое возможно. Глядя на тебя, я испытываю только положительные эмоции.
Спутница рассмеялась во весь голос своим звонким красивым смехом. Мне тоже стало весело.
- С тобой так приятно, задорно. Может, ты сама радость?
- Нет, не Радость, но с ней мы практически всегда идём рука об руку. Она моя сестра вообще-то.
- Как интересно. А у тебя есть ещё родственники?
- Конечно! Есть другие сёстры, есть братья. У меня есть отец, как и у всех.
- А ты можешь сказать, кто твой отец или это против правил?
- Не думаю, что это нарушит правила, но ты и сам должен это знать, ведь у нас общий отец.
- Прости, не понимаю тебя.
- Не страшно, будь спокоен,- она провела рукой по моим волосам. – Хочешь, я расскажу тебе какую-нибудь историю?
- Да, пожалуй.
- Я часто выступаю на конкурсах, ведь я одна из самых любимых спутников России. Так вот, я хотела выглядеть так, как сейчас, но меня переодели по-своему, на другой лад.
- Это огорчило тебя?
- Я признаюсь тебе, мой милый друг, меня это огорчило. Я многие столетия придерживалась именно такого стиля, обидно было переоблачаться так резко.
- Понимаю, - смеясь, ответил я. – Но всё-таки, ты победила или нет?
- Однажды победила, но попыток было не счесть.
Моя собеседница явно обладала прекрасным чувством юмора. С ней было приятно и легко общаться. Я всё время ощущал что-то близкое.
- Скажи мне, красавица, может, ты любовь? От тебя исходит такая тёплая волна, я почти влюблён в тебя.
- Нет, не Любовь. Однако влюблённые люди нередко обращаются ко мне за помощью, ты в том числе. Мы не раз встречались именно тогда, когда ты был в кого-то влюблён. И на твоей свадьбе я гуляла.
- Так ты помогаешь влюблённым?
- Конечно. Я стараюсь, но и моя помощь не всегда приводит к желаемому результату. Сердцу ведь не прикажешь. А вот если цель не любовь, а скажем, какое-нибудь злорадство, шутка, намёк, ирония, тут я бью в самое сердце.
- Ты не любовь…эх…
- Не любовь, но я бываю любимой или, наоборот, нелюбимой, раздражающей, надоедливой, но чаще восхитительной и долгожданной. А ещё горькой, трагичной, проникновенной, светлой, но также и мрачной.
- Да уж, ты столько поясняешь, а я всё равно далёк от истины.
Я присел на стол рядом со спутницей, и мы посидели так около минуты. Я всё думал, о чём ещё её спросить и уловил буквально на пару секунд голос Цоя, который звучал в моих наушниках. Кажется, это строки из композиции «Я посадил дерево». Я ведь помнил, что всё ещё нахожусь в вагоне метро. Я быстро встал со стола.
- Ты слышишь? – спросил я.
- Что?
- Голос Виктора Цоя? Люблю его творчество. Я ведь в вагоне метро, понимаешь? Еду домой. Со мной всё это приключилось во сне как будто. Ну, не важно. Ты слышала?
- Конечно, я его знаю. Это было бы странно. Он гений! – сказала спутница.
- Но ты слышала сейчас эти строки и звуки, да?
- Послушай, тебе нужно успокоиться, Альберт.
- Я не могу успокоиться! Ты восхитительна, добра и с тобой чудесно общаться, но это не мой мир. Я очень хочу домой, к своей семье. Там на другой стороне поёт мой любимый исполнитель, там моя жизнь. Я должен проснуться!
Я опустился на пол и чуть не заплакал. Столько всего вдруг вырвалось наружу. Пятый спутник, это чудесная женщина, приблизилась ко мне и заговорила шёпотом:
- Мне очень жаль, что ты попал в такую передрягу. Я всегда восхищалась тобой, потому что ты выбирал меня в самом лучшем виде, когда я была в лучшей своей форме. Я ценю твой выбор, и всегда буду помнить время, проведённое с тобой. Мы вместе радовались и грустили, вместе любили и вместе проливали слёзы над могилой твоего первенца.
В это мгновение роскошный наряд пятого спутника сменили чёрная рубаха и простой сарафан такого же цвета. Девушка, которая поразила меня своей красотой, вмиг обратилась в убитую горем женщину в чёрном платке.
Я поднял голову и посмотрел ей в глаза. Она знала мою тайну! Я медленно поднялся, она вместе со мной, при этом держа мои руки. Я не отводил взгляда, не выпускал рук, а в моих глазах стояли слёзы.
- Я ни с кем не говорил об этом. У меня двое детей, но могло быть трое. Моему первенцу Артёму было бы сейчас девять лет. Он умер от воспаления лёгких в возрасте трёх лет. К тому моменту у нас уже родился Мишенька, но боли меньше не стало. Я проводил с Тёмочкой много времени, но когда он заболел, я стал чувствовать, что сделал что-то не так. Это был самый ужасный период в моей жизни. Мы с Алёной ругались, обвиняли друг друга, сходили с ума от горя. В день похорон мы стояли с женой в разных концах и не могли видеть друг друга. Каждому из нас казалось, что другой виноват, а может, мы просто считали виноватыми в большей степени себя и потому сваливали вину, не признавали ответственности за собой. Мы наговорили друг другу кучу гадостей в тот день. Я проклинал всё на свете, даже Бога винил в этом несчастье за то, что в нашей стране двадцать процентов детей в возрасте до пяти лет умирают от пневмонии, и что мой ребёнок вошёл в этот процент. Многие ошибочно думают, что отцам легче пережить утрату ребёнка, нежели матерям. Когда все разошлись с кладбища, я остался один. Я специально ждал, когда все уйдут, чтобы побыть одному со своим малышом. В тот момент я повторял на могиле сына строки из песни Цоя, - я стал напевать, глядя в голубые заплаканные глаза спутницы:
- Я знаю - моё дерево не проживет и недели.
Я знаю - моё дерево в этом городе обречено.
Но я все своё время провожу рядом с ним.
Мне все другие дела надоели,
Мне кажется, что это мой дом.
Прошло немного времени, и мы с Алёной смогли простить друг друга, а потом и вовсе пришли к пониманию, что виноватых нет. Мы много говорили, даже были у психолога. С тех пор мы пережили это горе, смогли идти вперёд, не оглядываясь на горькое прошлое. Наши отношения в чём-то укрепились, стали надёжнее и чище. Но, тем не менее, я оставил в своём сердце маленькую тайну, связанную с уходом Артёма: я не сказал, что, задыхаясь от горя, боли и слёз, пел на могиле моего мальчика самую грустную песню из репертуара моего любимого автора.
- Альберт, - сказала спутница, - мне действительно очень жаль. Что я могу сделать для тебя?
Я обнял её, и мне стало легче, я снова начал ощущать радость и спокойствие.
- Ты для меня и так многое сделала. Но, пожалуйста, прими тот образ, который радует глаз и сердце, дорогая.
Она не заставила просить дважды, и я снова увидел её в прекрасном облачении, молодую, красивую и улыбающуюся.
- Позволь мне прочитать для тебя стихи.
- Стихи? Мне? Это очень приятно.
- При других обстоятельствах я прочитал бы Пушкина или Есенина, но сейчас я вспомнил стихи, которые лучше других слов скажут о том, что я думаю.
- Ты меня заинтриговал, Альберт.
- Не больше, чем ты меня, уж поверь.
- Я слушаю.
Я взял за руку мою спутницу, провёл её в центр комнаты. Свет зелёной люстры, казалось, загорелся ярче обычного.
- Это стихи Расула Гамзатова.
Есть три заветных песни у людей,
И в них людское горе и веселье.
Одна из песен всех других светлей -
Её слагает мать над колыбелью.
Вторая - тоже песня матерей.
Рукою гладя щеки ледяные,
Её поют над гробом сыновей...
А третья песня - песни остальные.
Она улыбалась. Её глаза светились радостью и пониманием.
- Спасибо, Альберт. Я знала, ты всё поймёшь. У тебя такие ясные глаза и светлая голова!
- Ты – Песня?
- Да, я Русская Песня. Я всегда с моим народом и в радости, и в горе, иногда в беспамятстве тоже. Я рядом с человеком с рождения, а порой и до самой смерти.
- Ты лучший спутник и мой любимый!
- Спасибо, но ты ещё не всех знаешь, так что, может, кого-то ты любишь больше меня.
- Но точно не Пьянство, Грубость или Дураков.
Мы рассмеялись.
- Я благодарен тебе, Песня! Ты очень помогла мне, направила. Я был в отчаянии. Но больше всего я благодарен тебе за все минуты печали, когда ты находилась рядом.
- Я и впредь буду с тобой, мой милый друг. Тебя ждёт долгая и яркая жизнь, которая не возможна без песен и радости. Но мне уже пора, я должна идти. – Песня уже хотела направиться к выходу, но я остановил её.
- Могу я кое-что спросить у тебя?
- Спрашивай, друг.
- Ты сказала, что у нас один отец. Я не понимаю, как это? Что ты имела в виду?
Она заулыбалась и провела рукой по моим волосам.
- Я была создана много тысячелетий назад. Я Песня, и у меня очень много обличий. Люди пишут песни. Иногда они повторяют уже созданное кем-то другим. У меня много творцов, но главный Тот, кто написал самую первую песню. Она была на другом языке, на одном общем для всех.
- Разве можно установить, кто написал первую песню?
- Конечно! – она засмеялась. – Первым её написал Тот, кто сотворил Небо и Землю. Прости, Альберт, мне нельзя больше оставаться здесь, но мы ещё увидимся.
Песня поцеловала меня троекратно, мы обнялись на прощанье, и она своей изящной лёгкой походкой направилась к двери. Я остался один.