Не надо, чтобы этот очерк читали дети.
Не буду против, если его не прочтут и взрослые. Ибо в этом случае остаюсь на позиции его героя, который был равнодушен ко всем мирским суетам.
Но не могу промолчать, не почтив памятью человека, которого вообще не отнесу ни к одной категории людей. Он не был даже одиночкой. Он был миф, который ни потрогать, ни поговорить с ним. Я с ним редко общался. Но всегда это было , как общение сквозь стекло. Вроде он вот здесь - а между нами невидимая преграда.
И вот он умер. Как и обещал, в свой срок. Я об этом узнал сегодня, на кладбище, у дешевого деревянного креста. "Алексей Владимирович Поздняков. 1944 -2018".Не зря утверждают, что поэты - пророки. "Я, - говорил Лёха Припой, - в два раза гениальней Пушкина. Потому и проживу в два раза больше".
И не солгал ведь.
А насчет гениальности...
...да, он был гениален. Жил, как Диоген в бочке , в убогой времянке рядом с родительским домом. В доме существовала его , похожая на запятую, мать. Они не общались совсем. Лёха не учился в школе, отродясь не работал, потому что считался инвалидом-эпилептиком. Но вряд ли это было оформлено, ибо никакой пенсии Лёха не получал. Питался он, как бунинский учитель Баскаков, тем, что пил водку и заедал её горчицей. И все. При этом он никогда не был ни пьян, ни голоден.Он был высок. как жердь, и так же худ. Именно о таком персонаже однажды отозвался Чехов: "Похоронные дроги стоймя".
Но Лёха был человеком энциклопедических знаний. Не представляю - где он их нахватался, но у меня есть подозрение, что на него снизошло откровение. Если он чего и не знал - то я этого не заметил. С ним можно было трогать любую тему. И всегда чувствовалось его превосходство. Я был поражен, как когда-то показал ему ноутбук.
Люди. Он в первый раз видел эту машинку.Но уверенно раскрыл ей и вошел внутрь так, словно всю свою жизнь занимался программированием. Не случайно его стол с окурками и пятнами горчицы всегда был завален микросхемами, детальками, чипами. Он все время что-то паял,и дым от канифоли , вместе с табачным угаром создавали такую спираль. , что хоть топор вешай . Его и прозвали-то Припоем за это вечное колдовство с паяльником. Он всему селу бесплатно чинил телевизоры и приемники.
Лёха был равнодушен к женщинам, собакам, гостям, деньгам и человечеству и к себе. Как все гении.
Но мне Лёха Припой был интересен, как поэт. Который дважды значимее Пушкина. Я приезжал почитать и послушать его. И очень жалел, что не могу взять с собой внука...
...как бы это объяснить? Поэтом Лёха был своеобразным. Он писал исключительно пародии. Скорее - подражание всему, что его интересовало. Часто переклад им песен становился местным фольклором. Помню, как на престольный праздник здесь пели на манер известной всем "Свадьбы" Рождественского:
"Под разливы деревенского оркестра,
Подкатился я под дядюшкин забор.
Подскочили может триста, может двести,
А один держал зазубренный топор".
И всем селом ухали припев:
"А это хлопцы, хлопцы подшутили,
Слегка меня почухали колом.
А хлопцы эти хлопцы, хулиганы были,
А кол валялся долго за углом"
Но это мелочи. Крупно же Лёха работал с классиками. У него был полный перепев "Евгения Онегина", со своей таинственной десятой главой. И хотя на нашей страничке сейчас нет детей, из всего одноименного романа в стихах Алексея Позднякова, без риска быть побитым,я могу привести лишь первые восемь строк:
"Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Одной старухе так заправил,
Что даже вытащить не мог.
К нему светила медицины,
Сбежались с Питера всего,
И, наклонившись у перины,
За ноги дергали его..."
Я уж боюсь и заикаться о его "Руслане и Людмиле".
А ведь в Лёхе не было ничего, скажем, от Ивана Баркова. Он не был сквернословом просто потому, что считал нормой говорить без оглядки . И стихи Лёха сочинял не для публики. Он сочинял просто потому, что из него, как он признавался, пёрло. Это было его проклятием, как и сооружение аэросаней, которыми он занялся чуть не в детстве. Эти аэросани, медленно обрастая деталями, стояли рядом с времянкой. Годам к семидесяти Лёха навесил на них самодельный пропеллер.
А рядом с аэросанями стояла невесть откуда взявшаяся вишневая малолитражка "Ока". Вполне исправная, но - на пеньках, вместо колес. Лёха иногда забирался в неё, запускал мотор и газовал до сизой дымки на весь двор.
И вот его нет. Остался от гения крест, похожий на пропеллер от аэросаней. Улетел, наконец, Лёха в те дали, куда стремился с детства...