Слава плавно отодвинул тетрадь от себя, рухнул на стол и закричал: «Я грёбаный, грёбаный, грёбаный неудачник!». Почему? Почему? Он никогда не узнает, что лежит в основе, в чём истинное зерно вещей, которые выходят из-под контроля. А ещё этот голос в голове, предупреждающий «так нельзя больше, бейся!», а вместе с тем — другой, чуть громче: «От мелочей тебе всегда становится больно, не притворяйся». Он и не думал притворяться, ему никогда не нужно было изображать Марию Магдалину, а с собой и всеми неудачами мирился честно, без увертывания и масок — я просто такой, и так вышло, всё.
Слава корчится, когда происходит «что-то» — радостное он отпразднует, как будто это в последний раз. Нерадостное чаще всего видит трагедией — «сломает голову» в попытках себя переубедить, а голова с места никогда не сдвинется, она твоя такая, прикрученная.
Слава мало спит. Ему привычен еле-уловимый «аквариум», который он слышит в своей голове. Он старается беречь его, потому что другого просто нет. И не возьмешь. Же. Желание есть — взять от жизни тот громкий максимум, научиться держать её в руках, чтобы не падала больше, не билась, не горела.
У Славы, кажется, потихоньку получается. Всё лучше и лучше — всё ближе к реальности. «Во мне нет системы, я просто — пустота, или разбежавшийся по уголкам комнаты хаос (свечка), или что-то ещё, совсем сюрреалистическое», — думает он (много).
— Так ведь лучше?
— Да. У тебя прекрасно получается, Слава.
Когда у него что-то получается, пусть даже несложное, Слава чувствует нечто наравне со всемогуществом: «Мне хочется покинуть комнату тотчас же. И кинуться в шумный мир, в приключения, — он улыбается, когда разговор идёт об этом, — Мне будто вручают верную карту, которую удаётся приспособить ко всему».
— Это хорошее чувство. У тебя и вправду получается!
Слава поднимается со стола. Ему надоело лежать. И лгать (ведь у грёбаных неудачников не может получаться) — у него же ладится всё лучше и лучше.
«Аквариум треснул, рыбки — сдохли. Кормить нечем».
— Слава, у тебя получилось.