Судьба была уже наполовину соткана, когда Децима, самая человечная из Парк, вдруг взмолилась:
- Может, всё-таки не будем давать этому забавному круглолицему мальчугану, вечно сосущему свой палец, фамилию Гадюкин? Я всегда считала, что тебе, Нона, не стоит распределять жребий, когда ты возвращаешься с Сатурналий. Зимнее солнцестояние и пары выпитого вина на тебя слишком легкомысленно действуют. Посмотри, какой он милашка! Зачем было его помечать этим уродливым зигзагообразным родимым пятном вдоль позвоночника? Ну, увидела ты под столом гадюку, но ведь не укусила же она тебя. Хватило бы с него и имени… Подумать только, назвать ребёнка Августом Львовичем! На дворе XXI век! Зачем ты подсунула его матери энциклопедический словарь Древнего мира? У неё и так сейчас гормональный фон не стабилен, вон как крышу сорвало – часами сидит, генеалогическое древо составляет до самого Юлия Цезаря! Люди до седьмого колена не могут вспомнить своих предков, а эта, смотри, куда замахнулась. А на основании чего, я вас спрашиваю? Только потому, что она Юлия и ее троюродную сестру тоже так зовут? Из пальца высасываем родословную? Хорошо хоть он не в сентябре родится. Сентябрин Львович Гадюкин звучит вообще бесчеловечно… Нет, это всё плохо кончится, я чувствую неладное.
Децима отодвинулась от ткацкого станка и перевела взгляд на младшую сестру, которая сидела в углу и развлекалась, выстраивая человеческие черепа в огромную пирамидку. Несмотря на специфику деятельности сестры, она никогда не могла понять, как можно восхищаться «Апофеозом войны» Верещагина, репродукция которого висела над её кроватью. На словах «Всё плохо кончится» Морта заметно оживилась, смачно щёлкнув очередной череп по зубам, прежде чем установить его на вершину полутораметровой пирамидки. Губы её расплылись в злорадной улыбке. Она поправила свои иссиня-чёрные волосы и сбившийся набок траурный веночек, нежно погладила пальцем висевшую на костлявой груди золотую подвеску в форме раскрытого гробика с серебряным скелетиком внутри, и, закатывая от удовольствия бесцветные глаза, прошептала своё горячо любимое приветствие «Memento mori»...
– И не смей ухмыляться, Морта! - раздражённо бросила Децима, – Твоё время ещё не пришло!
– Да не зуди ты, Децима, и так голова раскалывается, – донёсся с постели слабый с похмелья голос Ноны.
Погрузившись в совсем невесёлые раздумья о судьбе пока ещё не родившегося младенца, Децима снова приступила к работе. Глаза словно остекленели, спина по-старушечьи сгорбилась, а руки привычно продолжили ткать судьбоносное полотно, в котором уже невозможно будет ничего изменить. В комнате воцарилась зловещая тишина, изредка нарушаемая жужжанием огромной зелёной мухи, патрулирующей под потолком.
Завершив пирамиду, Морта поддела носком пару черепов у основания и, раскинув в стороны свои худосочные руки, игриво воскликнула:
- Ну, идите к мамочке, безымянчики мои! Кто первый?
Как бусины с ожерелья гигантского каннибала, черепа, толкаясь, соскочили со своих мест и с оглушительным шумом весело запрыгали по полу, теряя пожелтевшие от времени клыки и резцы.
От неожиданности Децима дёрнула рукой, и в тот же миг на безупречном, до тошноты гладком полотне будущей жизни Августа Гадюкина образовался маленький узелок.
- Юпитер Всемогущий! Морта, что ты наделала? – воскликнула она, дрожащими пальцами тщетно пытаясь разгладить этот узелок, чем-то напоминающий уродливую бородавку.
- Bifurcus...18 лет, – прошептала Децима. Воздух с трудом протолкнул слова из гортани. – Что же делать? ОНИ будут недовольны, ОНИ не оставят это так…А что будет с ним? Несчастный мальчик, мог бы спокойно жить.
Но где-то далеко уже закрадывалось сомнение в правильности всего происходящего:
- Может, хоть он вырвется, - она опасливо огляделась по сторонам, боясь, что кто-то может подслушать ее неудобные мысли.