Рукописи старика

Зигмунд Вольф
Глава 1

Дряхлой рукой старый, измученной жизнью человек что-то писал иногда счастливым лицом, а иногда с печальным, а я лишь наблюдателем был, как сгорбленный человек писал и отнекивался от моих вопросов. И спустя года, он дописал свой рассказ и, ушёл из жизни ничего ни сказав.

И я похоронил его рядом с морем возле одинокого тлеющего дерева, и никто кроме меня на похороны к нему не пришёл, ибо не осталось у него ни родственников, ни друзей. И я, сказав похоронную речь, поздно ночью направился в коморку, где строчил старик, и, взяв его рукописи, лежавшие на столе возле свечи и бутылкой вина в руки, начал читать его ели разборчивый почерк.

Глава 2

Здравствуй неизвестный мне читатель, прошу, не суди строки, написанной мною строго, а лишь попрошу, сожги рукописи мои, ведь не хочу я стать классиком, а лишь хочу, чтобы бурлящим потокам влились в твою душу строки, написанной мной. И оставили хоть каплю сентиментальных чувств в твоей душе. И я начну свой рассказ.

Жил в неизведанном мире, придуманной мной музыкант. Он тщедушный, сентиментальный малый был. Он презирал свою вселенную в душе и отражение зеркале своё и его смешило эгоистичность, хамство людей в мире порочной любви. И устав от собственного одиночество и бездомной пустоты внутри направился в путешествие по собственной вселенной внутри, что бы хоть крупинку счастья отыскать.

И он полетел на крылья глумления и презрения к миру порочной любви, подгоняемым ветром ненависти людей к нему.

А я не знаю, сколько он летел день, месяц или год пока не долетел до мира шутов и приземлился он на шатёр, где репетировали шуты мизансцены из жизни, так почитаемые в мире порочной любви и обсмеянной в мире шутов:

Признание в любви, свадьба, похороны безликого актера с ровными зубами. И музыкант скатился по шатру вниз и оказался на, земле стоящим на коленях перед грустными шутами и начали они медленно говорить:

- Что снова к нам пожаловал музыкант и снова сорвал репетицию веселых шутов

- Я был у вас? – удивленно спросил музыкант

- Конечно и ни раз!

- Что делали вы со мной, когда срывал репетицию счастливых шутов?

- Запирали в одиночной камере среди картин Ван Гога и отпускали через год.

- Тогда делайте со мной, что делали всегда!

И тогда музыканта взяли под руки два грустных шута исполина и заперли в одиночной камере. И он размышлял и думал в ней и говорил сам собой:

- Я был здесь, но не помню когда, и почему в этом мире шутов весят великолепные картины в одиночной камере, ведь Ван Гога шутом не считали, а лишь безумцем, но, пожалуй, ответить не смогу ведь не хватает мне извилин в моей голове.

И поздно ночью он лег спать и погрузился в сон, где он бродил по тропе среди облаков, но вдруг услышал он выстрелы, вопли грустных шутов. И увидел, как одинокую камеру ему открывает, ни шут, а кто-то другой в маске и с револьвером в руках и он подошёл к музыканту и шепнул ему на ухо «Здравствуй» и вырубил его ударом в висок.

И очнулся музыкант, лишь, когда услышал звон стаканов и узрел великолепный стол и роскошно оформленный зал в особняке и за столом сидели люди в масках и во главе стола сидел без маски человек так похожий на музыканта, но с более суровым взглядом и начал изрекать из своих уст речь:

- Здравствуй мой жалкий, мнительный, не уверенный в себе сентиментальный холоп своих глупых мыслей. Посмотри на меня и скажи, кого ты видишь?

- Хвастуна!- выкрикнул музыкант

И услышав ответ музыканта, двойник его застрелил шута стоящего позади музыканта и яростно выкрикнул:

- Я не хвастун! Я лишь тот, кем хотел быть ты: наглым, самоуверенным, тщеславным малым, плюющий на мораль и совесть, а ты жри роскошный блюда, ведь завтра расстреляю тебя за то, что посмел назвать меня хвастуном.

И музыкант, хорошенько поужинав, направился спать в смирительной рубашке. И во сне оказался в темной комнате. И в этой комнате ждала его дева с уродливым лицом.

И музыкант стал перед ней на колени, и она обняла, его и сказала:

- Не бойся умереть, ведь высвободишься ты из собственной колбы и избавишься от чувства пустоты внутри. А теперь проснись и с гордым видом иди на расстрел свой.

И музыкант открыл глаза и увидел своего двойника и сказал он ему:

- Пойдём, нас уже заждались.

И выйдя на улицу, он узрел толпу шутов и встал возле стены и когда, взвёл курок его двойник, музыкант ухмыльнулся, посмотрел стеклянными глазами на него и принял смерть свою от пули в лоб.