Яблоки на снегу или розовое на белом

Перевощиков Александр
                «Яблоки на снегу или розовое на белом»
                (Некоторые имена героев изменены или случайно совпадают)
               


     Ранним июньским утром 1989 года,  когда я отсыпался  с женой  после  гастролей, в квартире на  Клязьминской  раздался противный звонок телефона:
 - Алло,  это аптека? -  прохрипел   мужской  голос в трубке.
 - Да…
 - Александра  можно?
 - Я…
 - Э.. здравствуйте,  меня Сергей  Моисеич  зовут,  я директор программы,  у нас тут гастроли в Горьком   - уверенно,   обстоятельно и с места в карьер  начал голос,  я даже не понял,  откуда  у него номер нашего  «секретного» телефона. 
   Дело в том, что телефон был подключен к соседу  по лестничной площадке нелегально,  иголками   на распределительном щитке. Сосед  редко  бывал в своей  квартире.  (Ветеран  квартиру  «выбил» для дочки,  а она  всё не въезжала, нам-то было это нараку).  В нашу квартиру  телефон обещали поставить через пару лет,  а  жить  и  творить нужно было  сегодня  и сейчас,  вот мы  и пользовались,  а что делать?  И  на тот случай,  если сосед обнаружится  на проводе,  во избежание скандала,  всех,  кто  будет звонить,  мы предупреждали,  что есть пароль.  Просто   нужно спросить: «это аптека?»,  если ответят: «да вы уже з …,  какая на  …   аптека!  Завтра б., на станцию  буду  звонить,  что  за х..  у них с линией!» -  знайте - это сосед,  нужно  не обижаясь,  извиниться и просто  положить трубку.  Позвонить завтра: он уедет. Или ночью: старик здесь не ночует.  А если  ответят:  «аптека»,  значит,   вы  попали по адресу.  Пароль запомнить просто: «алло,  это аптека?»
-  … срочно  нужен конферансье, три концерта в  воскресенье на  стадионе, - продолжал хрипловатый  голос в трубке,- выезд завтра, билет Ваш, на месте оплата проезда. - Я хотел было заикнуться  о гонораре. Они что, хотят отработать три стадиона за день? И билеты проданы! Но  Сергей Моисеич  опередил,-  … с оплатой  не обидим.  Ответ нужен  срочно…
   
                ***
     А  я  только приходил в себя после гастролей  в  Нальчике с нашей  музыкально-юмористической группой   «Ассорти!»*,  в составе  команды Юрия Лозы, с группой  «Плюс-минус» и известным  конферансье - Львом  Шимеловым. В Нальчик "прикатили" мы после Владивостока, где была очень плотная программа. Концертная площадка была на арене Цирка, где были свои сложности: мы же не акробаты, не цирковые: они работают на круг зрителей, а мы как-то привыкли, что есть воображаемое зеркало сцены, даже если это стадион. Аппаратуру на арене цирка надо поставить и настроить так, чтобы всем было одинаково комфортно слышно.
    Да ещё "номер" выкинули устроители концертов во Владике: продали на один из концертов по два билета на место. Зал тогда чуть не взорвался. Пришлось Юрию Лозе выходить в роли Нельсона Манделы к разъяренной публике на арену и усмирять публику. Ситуация была почти критической. Могли побить.
    Город-то был режимным и закрытым долгие годы. Люди жили совершенно в другом мире. И вот, не так давно его открыли и приехали московские артисты! Интерес к зрелищу нешуточный. Ведь только по телевизору можно было увидеть, а тут на тебе - живьём. Я уже боюсь рассказывать, дабы не вызвать чувство зависти, как нас принимал глава того кооператива, молодой парень, организовавший всё это предприятие. Впервые. Бассейн и баня, стол накрытый крабами и гребешками, что там красная рыба, пиво, дорогие коньяки: ну,этим-то не удивишь. Икра, морепродукты - то чего в Москве-то в те годы не купишь, или за очень большие деньги.
    В цирке мы чудили, были молодые и куража хватало. Мы с Сергеем Мариловым и Александром Пинегиным играли  в центре арены, а по рядам Серёга Бережнов, в костюме клоуна, разбрасывал на головы изумлённых зрителей конфетти из рубленных денег, купленных в Москве на Тишинском рынке. Зрители не понимали что происходит. Это было похоже на фокусы булгаковского Воланда. Не в романе, а в реальности. Люди, не могли в это поверить, как можно так было издеваться над денежным знаком. Они ползали по полу между рядами и собирали конфетти, видимо надеясь дома собрать "пазл" и воспользоваться купюрой. Или снести её в банк и обменять на новую.
    Но "чудили" не только мы в своём жанре. Света Мережковская, жена Юрия Эдуардовича Лозы, так же не отставала в "своём жанре". Во время гастролей Юре случился день рождения, и, длинноногая "красавица-весна" Света, дабы удивить.., сразить супруга "наповал", надела школьное платье с белым фартуком (тогда, в эпоху плодящихся кооперативов, уже было невозможно отыскать в Москве советское школьное платье, а здесь, в местном Универмаге,- пожалуйста!), и с букетом цветов в середине программы спустилась она, будто ангел, с галёрки, и поздравила любимого артиста от имени учениц десятого класса Владивостокской средней щколы.
    Вы же понимаете,(я к мужчинам обращаюсь) на сколько эротично выглядит девушка в школьном платье, когда она уже давно не школьница, а молодая мама.
   
    Но на следующий день во время паузы между концертами к нам в гримёрку постучали. Пришли люди в сером, из КГБ Владивостока. Они положили на стол конверт с конфетти, на котором значился номер "Уголовного дела" и надпись ручкой:"Вещдок".
    Мы даже как-то на этот "серьёз" внимания не обратили. Сергей Бережнов, открывший дверь "гостям", в костюме и гриме клоуна шутил и водил красным носом по удостоверению офицера. Офицер КГБ, однако, строго спросил клоуна, откуда такой "размах" и почём такая "щедрость"? Он вынул из кармана ордер на обыск и потребовал предъявить добровольно станок для рубки гознаков.
    Гознаки лежали тут же на столе в пакетиках рядом с подарком от благодарных зрителей - двадцатилитровой канистрой с пивом. О злосчастных конфетти никто и подумать не успел.
    В 90-е, всё то, что происходило в Москве, не принималось в отдалённых уголках Советского Союза. Люди с трудом верили в то, что происходит там, на западе Союза. А на западе происходила Перестройка. Она расползалась гангреной нагло и уверенно от "центра" по всей стране. Какие-то люди, руководимые непонятными тайными силами вывозили свежие продукты и закапывали их в лесу, не довозя их до прилавка магазина. Советские купюры выводили из оборота. Простой народ, власть на местах и силовые структурах  не могли поверить, что страну ломают через колено.
    Гиперинфляция и смена курса страны потребовали замены купюр. И ненужные, изъятые из оборота деньги сначала уничтожали, как могли, сжигали, но кто-то тиснул статью в газете "Спид-инфо", что при сжигании купюр выделяются яды. Тогда сметливые кооператоры начали делать из денег конфетти, и советские рубли снова пошли в оборот по самому низкому курсу.
    Инцидент наш с конфетти в Цирке принял серьёзный оборот. Зрителей попросили сдать все собранные с пола "улики". Вещдоки были собраны в полиэтиленовый пакет, по статьям УК РСФСР участникам банды "Ассорти" светил конкретный срок. Лоза и его "подельники"  проходил как свидетели. Представители органов хотели повязать всех и сразу, но побоялись народных волнений. (Один прецедент уже был.)
    Дело-то государственной важности! Как же, под носом у Кремля, где-то на западе, в Москве  действует банда валютчиков. Куда они там смотрят?! В срочную командировку в высоких чинах от подполковника, представители КГБ Владивостока выехали в Москву.
               
                ***

- Ладно, где встречаемся? -  выдохнул  я,  просыпаясь и собираясь с мыслями:  что я в качестве конферанса  на стадионе  могу  выдать?  Вспомнились  анекдоты  Лёвы  Шимелова в Нальчике,  мой номер с дыроколом - тоже пойдёт ****, пародия на Александра  Розенбаума, что ещё….?
- На стадионе «Локомотив» в  десять.
- Там? 
- Да, там, на служебном  входе. Значит, договорились?
- Хорошо, - я положил трубку. Вот и весь контракт!- поймал я себя на мысли и начал собираться.               
               
                ***

   Красная, по тем временам, - шикарная реэкспортная «Лада-Шестёрка» на дутых, агрессивных спортивных колёсах стояла у  дверей служебного входа горьковского стадиона «Локомотив».   
-  Сергей Моисеич,- сухо прозвучал за моей спиной знакомый голос. Я повернулся. Директор с долей здорового цинизма и с видом бывалого импресарио, протянул мне вялую руку, и мы сразу перешли на «ты».
-  Мишкина машина,- заметив мой оценивающий взгляд, бросил Моисеич.
-  А-а-а, ну да, вы, вижу, своим ходом из Москвы,- догадался я, забыв спросить, кто такой Мишкин? (Из музыкантов, видать: Мишкин, Шишкин. Да какая разница!)
-  На поезд билетов не было,- соврал цинично Моисеич и жестом  пригласил меня внутрь спортивного сооружения,
-  Как доехал? - в голосе звучало, что ему до фени как я доехал.
 Я тоже прибавил долю здорового цинизма и небрежно ответил:
-  Да нормуль.
   До начала  концерта оставалось около полутора часов, билеты почти все были проданы. Меня удивил ажиотаж, царивший на улице. Стоял хороший солнечный денёк, в такую бы погоду да на речку! Но народ активно тянулся к стадиону и заполнял трибуны. Причём все сектора!  Обычно на стадионах нам  приходилось работать на одну половину стадиона. И, максимум, два концерта. А тут все билеты на три выступления проданы!
   Я, как всегда,  оказался не в тренде, выражаясь современным языком. Страна тогда трещала по швам. В свете новых  горбачёвских постановлений, принятых  ЦК КПСС  о кооперативах ,  об организации досуга населения и прочих перемен, каждый день появлялись новые  музыкальные группы, новые исполнители. Кобзона никто слушать не хотел, нужна была новая струя в музыке. В этот момент  можно было попасть на «волну», выражаясь языком бизнеса,- «на фазу», сделать  деньги или  карьеру. А можно и то и другое. Наши «музыкальные пассионарии» этим и занимались.
       Я знал,  что  тогда  был в фаворе «Плот»  Юрия Лозы. Знал, потому что ближе из музыкального мира в то время никого не было. Но в июне  1989-го, в Горьком, изо всех щелей звучал какой-то свежий  голос  и пел он на стихи поэта Андрея Дементьева о  каких-то фруктах, выброшенных на снег. 
   Я осмотрел "рабочее место". Четвёртую часть  арены стадиона  занимала аппаратура: «бины», «мидексы», «пищалки», усилители, микрофоны, суетились техники,  музыкантов не было видно. Разминаются где-нибудь, подумал я. Сцена была невысокой:  удобно запрыгнуть на неё с травы. Я зашёл  под  трибуны  в комнату, где был «Красный уголок»  стадиона «Локомотив» - самое комфортное место для «комсостава». На большом диване лежала новая, что называется, «муха не сидела» - очень дорогая по тем временам, гитара, судя по всему, Главного героя концерта.
               
                ***

 
  Известных артистов в группах на гастролях в рабочем порядке называли – «обезьянами». Об этом все гастролёры знали и никто на почётное звание не обижался.  Но случаи бывают разные. Как-то раз,  основателю  телевизионной программы «В нашу гавань заходили корабли» Эдуарду Успенскому, в 2013 году перед поездкой на Украину, я, как постоянный участник  программы, в шутку  рассказал  про «обезьян»  на гастролях.  Эдуард Николаевич ничего не сказал, только в Киев я не поехал.

                ***

"А вот и музыканты",- подумал я. В комнату заскочил симпатичный человек спортивного телосложения, с цепями на шее, в модной  концертной  жилетке, похожий на гитариста.
Нынче гитаристы в цепях выступают, модно. Жилетка  с  узорами и каким-то люрексом, да, - обычно это гитаристы.
- Где директор? - произнёс, не замечая меня гитарист.- Где этот старый козёл……
- Я его на вахте видел…, - неуверенно ответил я за козла. И гитарист быстро  исчез.

 Я присел на диван, налил в стакан воды и стал рассматривать "муха не сидела" - гитару.
Нестерпимо  захотелось её пощупать, опробовать, сравнить со своей ленинградской двенадцати-стрункой, пока никого нет. Но дверь  распахнулась и в комнату взвод военных с большими серыми банковскими мешками в сопровождении Моисеича и кассира стадиона. Мужчины в камуфляжах сурово осмотрели комнату, меня. Я уже был во всём концертном и подозрения в неблагонадёжности не вызвал.
- Считать будете? - сурово, по-военному, обратилась Кассирша к Директору.
- Да что вы, бог с вами,- замахал Директор руками на Кассиршу. Кладите к сейфу. Потом! Всё потом! - В комнате у окна за занавеской «проявился» сейф,- до этого момента я его не замечал.
Военные окружили сейф и вытряхнули содержимое из мешков на рядом стоящий стол. На столе образовалась гора с кратером в вершине. Признаться, я впервые такое видел, чтобы деньги заносили мешками. Деньги тогда ничего не стоили. Денежная масса росла.
- А ты чего сидишь? - строго и с каким-то подозрением, заразившись, видимо, от Кассирши, обратился Директор ко мне.
– Иди, начинай.
 
   Я посмотрел на часы. Да пора, без пяти, я взял свою потёртую ленинградскую двенадцати-струнку, дырокол, губную гармошку и шагнул к выходу и тут, (вот раздолбай!) вспомнил о главном:
– А-а-а,- обратился я к Моисеичу. Он снимал со стола, перевязанные бечёвкой и резинками пачки и засовывал их в сейф,- а программа где?
- В п… , - чуть не сорвалось с его покрывшихся потом озабоченных уст, но он включил тормоза и показал на стол, стоявший у дивана, - вон, справа.

  Миновав «милицейский кордон», я вышел на стадион и зашагал по зелёной траве к сцене. На трибунах  за спиной и впереди послышалось дыхание человеческого океана.
Океан волновался, свистел и улюлюкал. Он сверкал улыбками и громыхал неприличными словами. Но, в целом, производил ощущение, не предвещавшее ничего плохого и ничего хорошего. Я поднялся на сцену, по «океану» прокатилась  лёгкая  волна. На трибунах было около пяти-семи тысяч народу.
-  Давай, делай! – раздалось из глубин, и волны прокатились по трибунам.
Я чувствовал, что сейчас утону в этом море и забыл все тексты и заготовки. Понимая, что если не начну, живым из Горького не уеду, я вдруг вспомнил последний анекдот Лёвы Шимелова, какой и «впендюрил» сразу после приветствия:

- Молодой человек утром прощается с девушкой, занимающейся индивидуальной трудовой деятельностью. Она его спрашивает:
- Скажи, дорогой, а справка о том, что ты не болен СПИДОМ у тебя есть?
- О чём ты говоришь? Конечно, есть!
- Порви её к чёртовой матери.
 
 Всё, стадион был мой. Юмор прокатил. Номер с дыроколом прошёл «на ура», музыкальный шарж на Розенбаума, состряпанный с Пинегиным на гастролях за ночь, они просто проглотили. Александр  Розенбаум  был тогда  на пике популярности в народе, даже его первая пластинка ещё не вышла. Этот "дефицит" звучал только на катушках и кассетах. Любое упоминание этого автора вызывало всеобщий восторг. О пародиях на его творчество и речи не было.               
               
                ***
  Один из ближайших друзей Александра Розенбаума, Михаил Боярский пригласил как-то  нас с «Ассорти»  на прослушивание в свою программу с Валерием Сюткиным. В Рязани был запланирован «Фестиваль воздухоплавания». Вёл концерт Андрей Ургант. Михаил Боярский на прослушивании, если можно так его обозвать, куда мы пришли с Берегом (С.Бережнов), попросил исполнить только шарж на друга. Остальное всё было на словах. Мы поехали в Рязань.
               
                ***

   Я держался на сцене уже двадцать минут и этого было достаточно, чтобы выпускать «тяжёлую артиллерию» - главного героя, но музыкантов было не видно. Обычно, когда под трибунами появляются  музыканты, делается подводка, типа, «а сейчас … встречайте», но они не появлялись, а мои "боезапасы" заканчивались. 
   Нужно было объявлять нашего Героя. Пора. И вот, под трибунами  появился  тот гитарист в жилетке с узорами, из «Красного уголка» с гитарой «муха не сидела». А где «команда»? Человек с гитарой начинает движение в мою сторону, звукорежиссёр заводит знакомую мелодию, ту, что я слышал на вокзале, я начинаю соображать: музыкантов не будет, а будет «фанера минус», ***  значит, это он.  Не отрываясь от микрофона, я заканчиваю  речь:
- А на сцену выходит замечательный музыкант и певец…,- но как, как его зовут…, как его имя, я шарю по карманам, где бумага, где программа?, нахожу… , читаю с повышением интонации …,  а так же  автор–исполнитель, актёр и композитор, Михаи-и-л  М-ууро-омов!!! 
 Стадион взрывается. Вот позор, позор на мою голову, они, его знают, а я нет! Как же так! Где я был? Жизнь прошла мимо! Мы на публику пожали друг другу руки, как будто давно знакомы, как бы, передавая эстафету концерта, и я ушёл за колонки, чтобы, в случае чего быть рядом и заполнить паузу. Шоу началось.
 Надо сказать, Михаил  был тогда красавец, человек абсолютно правильной ориентации, в отличие  от десятков новоявленных «сподвижников по цеху», любимец женщин. И тогда и сейчас, Миша  называл себя «бабником», а что делать, от природы не уйдёшь.
 Конечно,  самое вкусное в концерте, как вишенка на торте - в конце.
«Яблоки на снегу» тогда ещё были совсем свежие и звучали из каждого утюга. Народ этого ждал. Ради чего, собственно и пришли.
 Зазвучало из колонок  мощное, мясистое, вступление «Ариадны», трибуны ожили, кто-то подпевал, кто-то танцевал: «Ариадна, Ариадна, Заблудился я в чужой стране-е …»


Песня  сопровождалась  пластическими  пассами артиста  в сторону трибун, это приводило женскую  половину стадиона в экстаз. Девушки с цветами начали буквально ссыпаться с трибун вниз и скапливаться у ограждения, где стояли милиционеры, хотя до финала было ещё не близко. 
   Когда «Ариадна» кончилась, люди понесли к сцене цветы.
   С каждой девушкой Миша говорил, как батюшка-исповедник: как зовут, откуда, сколько лет? С той только разницей, что в нашем случае тайна исповеди была открыта всему стадиону. Микрофон он не выпускал из рук и работал кака репортёр, задавая вопросы. Это было частью шоу, органично и забавно. Я такого  ещё не видел. Миша раздавал автографы, брал цветы, целовал всех девушек, красивых задерживал подольше, расписывался на чём попало, что дадут или подставят. Да, и на телесах тоже: «Марине на долгую память»,- написал он толстушке на голом плече шариковой ручкой. Марина просила писать на лбу, но и это её устроило. Она  вернулась  на место  возбужденная, помолодевшая, сбросив килограммов пять в весе.
- Странная женщина, странная, - лился голос из колонок ей в след, заставляя плясать мурашки на её теле.
Народ на трибунах с интересом  наблюдал  за происходящим на поле и был соучастником публичного интима. Возложение цветов продолжалось после каждой песни. Милиция  женщин не останавливала. Перед  сценой  у ног Михаила образовалась огромная клумба, а вокальный  репертуар артиста сильно сократился по времени.
  Михаил «пошёл в народ» по кругу стадиона с радиомикрофоном. Он говорил, пел, приветствовал. Пока он совершал круг, прошло ещё минут пятнадцать. Вернувшись с охапкой цветов  к сцене, он был уже мокрый, пот со лба катил градом. 
Репертуар на смену любовной лирике диаметрально поменялся. Зазвучала военная тема: «Я вспоминаю утренний Кабул»,- зазвучал под гитару его подуставший, с придыханием  голос.
  В воздухе над стадионом  возник патриотический дух. Трибуны  встрепенулись и замерли. Надо сказать, что, тогда ещё года не прошло после вывода войск из Афгана. Тема была не просто актуальной, а горячей. И когда Михаил дошёл до припева: «Афганистан живёт в моей душе»,- от дальней трибуны отделился человек с парой гвоздик и направился прямо к Михаилу.
- «Афганец»,- подумали на трибунах.
- «Ветеран»,- подумали менты и не препятствовали его продвижению. Ветеран подошёл к сцене и стал смотреть в рот Михаилу.
- «Алкаш»,- подумал  Михаил и отпрянув от микрофона в сторону, чтобы не было слышно на трибунах, тихо по-свойски, но строго  сказал:
-  Уходи, не стой тут, – ветеран, действительно, был слегка «под шафе». Он не понял, что от него требуется. Скупая слеза скатилась по его щеке и упала на гвоздику.., а «шафе» долетело за колонку до моего носа.
- Клади и иди,- повторил сбоку от микрофона ещё раз более настойчиво Михаил, не выходя из своего образа и продолжал петь:
- ... «Афганиста-ан живёт в моей душе",- так  они оба  стояли  в образах друг против друга ещё куплет. Стадион не вмешивался.
Затем «ветеран»  опустился на колени, возложил две гвоздики к ногам Михаила, поклонился, перекрестился на Михаила, вытер слезу и медленно, как возвращаются только с кладбища после похорон, пошёл на своё место. Шёл он долго, по диагонали футбольного поля. Ему не мешали. Вся эта акция вызвала бурю оваций.
Однако, близился финал «Первого концерта»  Михаила Муромова. Мне оставалось только попрощаться с публикой и прокричать имя артиста. Он обещал женщинам, что все цветы он увезёт в Москву и будет хранить память о них, пока цветочки не завянут. 
Он не обманул. 
 Действительно, в конце дня, все цветы были доставлены в гостиницу. Несколько любящих и любимых девушек, приехавших из разных городов Поволжья, скрывая ревность, соперничая в искусстве подрезания корешков, ставили цветы в вёдра. Весь его «Люкс» был в ведрах, благоухал  цветами  и девушками. Это напоминало какой-то гарем.   
               
                ***

«Второй Концерт Михаила Муромова» прошёл  также «на ура», разве что цветов было на пару ведер меньше. По окончании "Второго Концерта", мне вспомнилось, что пора бы и о гонораре побеспокоиться.
  Я зашёл в Красный уголок в поисках Сергея Моисеевича. Он там и был. Разговаривал с блондинкой лет тридцати пяти, как потом выяснилось, с его «дамой сердца», сопровождавшей его с неизменной верностью по всем текущим гастролям. Дама была симпатичная, с хорошим  бюстом, и явно по возрасту Моисеичу не пара. В её голубых глазах сквозь огненный эротизм была видна терапевтическая забота о «втором сердце» мужчины. Как потом мне объяснил Михаил в сауне, «второе сердце»  Моисеича  было с «изъяном», что одновременно было и его "достоинством". Блондинка это качество Моисеича уважала.  Мужчину надо любить за что-то конкретное, а тут и деньги и «изюминка». Полная гармония.
- Э-здрассте, - поздоровался я обходя даму, сидящую рядом с шефом, и, чтобы не"тянуть", прямо в глаза, наклонившись, с интимным подходом тихо сказал Моисеичу, - а деньги-то будут?, а то я чего-то забыл вот, а тут,...пока при памяти…
- А Миша ничего не дал ещё?- Умиротворенно, предчувствуя финал мероприятия и лаская даму, отвечал Моисеич.
- Нет…
- А ты в сауну зайди, он там, да и сам отдохни, три часа ещё до начала, есть время!
- Ага, ладно,- повернулся я к выходу с непринуждённым видом. Какая на хрен, сауна,- засвербило в голове, - там что, касса? – Совсем с ума посходили. 
    В конце коридора действительно находилась сауна спортивного общества «Локомотива»...
Я разделся в «предбаннике», оставив  на себе только трусы. Мне ведь только деньги получить, я париться не собирался, постучал в дверь и вошёл.
- Можно?
- А,- заходи, давай к нам!- услышал я знакомый голос. В помещении, обшитом "вагонкой", в неярком  электрическом свете перед бассейном, на деревянных лавках сидел, как хозяин гарема, Миша, в окружении семи «русалок». Я почувствовал себя не совсем удобно: в семейных трусах, но в чужой семье.  Миша-то был в плавках.  Он напоминал какого-то «Дона Педро» из анекдота, загоревший атлет, красавец. А вот за  некоторых «русалок» было как-то неудобно. Они окружали «Дона» и обтекали в жаре. Почти все «топлесс». Одна девушка чуть в стороне, как оказалось, - Лена, приехавшая к нему из Ульяновска, упорно не снимала лифчик  и ревниво смотрела на всех остальных подруг–соперниц, уже раздетых, готовая расплакаться от чувства  ревности. Её можно было понять: она из Ульяновска ехала-ехала к любимому, а тут вот оно что! Я стоял в труселях. Когнитивный диссонанс рвал мой мозг. Что делать?
- Миш,я,собственно, на минуту.., Моисеич...  сказал... бабки тут...
- Не парься,- смотри какие девчонки тут. И все меня любят. Да? - и он, приобнял за плеч ближнюю «русалку», длинноволосую брюнетку, она, как будто, застеснялась и отодвинулась, 
- А ты погрейся, посиди, отдохни, да снимай ты трусы,- и он показал мне на бассейн, -  мы сейчас тут играть будем, да, девчонки? 
  Я понял: это  было шоу в сауне, он раздевал их полностью на спор с одной, самой интересной из них. Начало я пропустил. Миша стал разрывать пачки с купюрами разного достоинства и бросать их в бассейн.  Деньги намокая, расползались по поверхности воды и плёнкой заполняли всё её пространство:
- Вот смотрите, девчонки, условия игры: раздеваетесь полностью и ныряете. Всё, что на вас прилипнет - всё ваше. Кто первый?
В рядах «русалок» нависла пауза. Первой встала Лена. 
Вот смотрите,- комментировал Миша,- она не разделась, на неё ничего не прилипнет,- но Лена решила доказать обратное и сиганула в бассейн. Она всплывала медленно, с надеждой, притягивая к своему телу «удачу»,но купюры разбегались от неё как равнозаряженные частицы от ядра. Когда она поднялась из воды, на  её спину и бедро прилипло всего два «трёшника». Лена была в отчаянии, слёзы потекли по её лицу.  Миша подошёл, и, как верный учитель начальной школы, по-отечески  приобняв её, обратился к собравшимся:
- Вот, видите, к ткани не прилипает,- не вызывая тени сомнения, констатировал факт «учитель»,- я же говорю, в сауне в пластике не сидят.
- Да-а,- вставил я,- Тут быть или не быть, вишь, в чём дело!
Веский аргумент добил сомневающихся. Последние трусики слетели с «русалок» и они по одной стали прыгать в воду.  На вторую девушку прилипли одни «четвертные» и «червонцы».  Лена плакала в углу от ревности и зависти еще больше...   
- А ты азартен, Парамоша,- вспомнилась  мне  фраза из М.Булгакова и я поспешил убраться с этого праздника жизни, понимая что хозяину гарема не до меня.

     Третий концерт у нас прошёл, как и второй, с охапками цветов, без ветеранов, под вечерний финальный салют.
               
                ***
               
                Эпилог
   
      По приезде в Москву я узнал от ребят, что Уголовное Дело по конфетти во Владивостоке было прекращено "за недостаточностью улик". О политике и смене курса там не было ни слова.

     Спустя много лет мы встретись с Михаилом Муромовым на съёмках Новогодней программы на Шаболовке. Он вспомнил тот концерт в Горьком (ныне - Нижний Новгород) и сауну с девчонками.
-А ты знаешь,сколько у меня их было?
-М-м??
-Я как-то решил посчитать. На третьей тысяче сбился со счёту…
               
 У Александра Сергеевича Пушкина в жизни  было около ста тридцати романов,  но он  мало пожил. Убили.
 А у Михаила, может быть, всё только начинается.  И кто же теперь настоящий народный артист России? На самом-то деле? Филипп Киркоров? Басков? Это величайшее заблуждение, друзья! Киркорову до «народного» очень далеко. Вот, разве что Миша...

  P/S ... что-то вспомнилось, кстати, о "народном". Депутат Госдумы возвращается из Тольятти, где был в командировке. (Имя не скажу, это быль)
- Ну, как съездил? - спрашивают, пытливо прищурившись, сослуживцы.
- Вы не представляете, коллеги, какой добрый "народ" в Тольятти!-
  Чувства, эмоции и желание поделиться прямо распирают Депутата. Он только что из Домодедово и прямо сюда на заседание, принимать Законы. Коллеги улыбаются, подначивать,- ну,ну, расскажи...
- Нет, коллеги, нет, но категорически Тольятти рекомендую! Зачёт! Очень хороший город, гостиница шикарная, клуб для джентльменов,.. народ добрый! Душевный у нас народ...
  Мне показалось, что города он так и не видел.


                Москва 1990-2018 год.27 декабря.




*На афише мы печатались так: «accopmu!»,  с восклицательным знаком,  как придумал Женька Позняк, основатель нашей «банды», только вместо буквы  «р» была нота хвостом вниз, очень модный был дизайн, мы так его любили это своё название,  но не закрепили  за собой авторство.  Об  авторстве идеи  в СССР никто не задумывался, народ привык пахать в  «шарашках на благо Родины».(Первым , кто отчаянно заявил и начал борьбу за авторские права в искусстве был Эдуард Успенский.)  А название группы  нынче перешло к  каким-то девушкам.



*** Когда  на хорошей аппаратуре звучит  «фанера минус», и с исполнителем работает  хороший звукорежиссёр (или диджей),  проживая вместе с ним  исполнение песни ,  это  всё выглядит  не так позорно. Такие концерты проходили, и неплохо.  Юрий Лоза всегда работал «живьём» и под живую музыку.  Но  мы с «accopmu!» однажды были приглашены на гастроли в славный город Киров с одним из  двадцатых дублей  группы «Ласковый май».  Вот это, я вам скажу,  было  шоу:  Зал в клубе ( там у нас было несколько площадок)  забит малолетками от  двенадцати до  шестнадцати,  некоторые маленькие «фаны»  со слезами от счастья и с родителями.  Нам  выступать в начале,  мы работаем вживую,  рвём струны, нервы и баян,  бегаем по сцене, но наша программа всё-таки для людей постарше. (смотреть  ссылка https://youtu.be/sf_03Ap_nNc  )   
Зал почти не реагирует,  хотя на пантомиме «Стройплощадка» в исполнении А. Пинегина и  С. Бережнова  смеялись долго.  И вот, на сцену  под «фанеру плюс», то есть это  «танцы под магнитофон»,  выскакивает  «Вова Шурочкин (№4)»,  и, не попадая в артикуляцию,  начинает петь (изображать) «про любовь ,  розы и цветы».   Выбегают в чешках  двое  мальчишек с муляжами  инструментов :  клавишных  и гитарой, на которой вместо струн верёвки.  За кулисами стоит взрослый мужик, «пастух»,  и молится, чтобы на магнитофоне не зажевало кассету.
  Магнитофон – дека,  в отдельной комнате, и  на случай диверсии  под охраной крепкого парня.  Шнур,  идущий от деки к усилителю спрятан - не найдёшь.  Зал беснуется.  Девчонки ревут.  В конце - автографы, поцелуи, обнимашки.  Вот это бизнес!  Нам это было неожиданно дико. Наш Серёга Марилов,  автор многих замечательных песен (  https://youtu.be/SD92BH3ZMZQ )  воспитанный на мелодиях  Пола  МаКкартни,  смотрел из-за кулис на всё происходящее не мигая, стеклянными глазами.


 https://youtu.be/sf_03Ap_nNc
 https://youtu.be/SD92BH3ZMZQ

 **** https://my.mail.ru/mail/bon-makar/video/371/393.html



                Александр Перевощиков.