Разоблачителю Шолохова Эдуарду Кукую

Николай Самойлов
Проверка на компьютере показала, что все романы написал один человек Шолохов. А вам всё неймётся. Пишите:
Я воспринял статью в «Новой газете» и предстоящий выход в Москве книги, разоблачающей Шолохова (причем, уж на сей раз окончательно и бесповоротно), с большим удовлетворением, поскольку давно был уверен, что такой низкий и подлый человек («горький пьяница, хам, завистник, подхалим и антисемит» — по характеристике, данной ему в одной из статей 1997 года в «Рекламе» Ильей Куксиным) никак не мог быть творцом «Тихого Дона».
Дмитрий Быков пишет:
Но нельзя не сказать о важном дополнении к «Поднятой целине» — о письмах Шолохова к Сталину, писанных весной 1933 года. Или их тоже сочинял коллективный автор? В письмах этих чувствуется рука, писавшая «Тихий Дон»:

«Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти: в хут. Волоховском Лебяженского колхоза ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками. Да разве же можно так издеваться над людьми?

Мне казалось, что это один из овчинниковских перегибов, но в конце января или в начале февраля в Вёшенскую приехал секретарь крайкома Зимин. По пути в Вёшенскую он пробыл два часа в Чукаринском колхозе и на бюро РК выступил по поводу хода хлебозаготовок в этом колхозе. Первый вопрос, который он задал присутствовавшему на бюро секретарю Чукаринской ячейки: «Сколько у тебя выселенных из домов? — «Сорок восемь хозяйств». — «Где они ночуют?» Секретарь ячейки засмеялся, потом ответил, что ночуют, мол, где придётся. Зимин ему на это сказал: «А должны ночевать не у родственников, не в помещениях, а на улице!»

После этого по району взяли линию ещё круче. И выселенные стали замерзать. В Базковском колхозе выселили женщину с грудным ребёнком. Всю ночь ходила она по хутору и просила, чтобы её пустили с ребёнком погреться. Не пустили, боясь, как бы самих не выселили. Под утро ребёнок замёрз на руках у матери. Сама мать обморозилась. Женщину эту выселял кандидат партии — работник Вазовского колхоза. Его, после того как ребёнок замёрз, тихонько посадили в тюрьму. Посадили за «перегиб». За что же посадили? И, если посадили правильно, то почему остаётся на свободе т. Зимин? Число замёрзших не установлено, т. к. этой статистикой никто не интересовался и не интересуется; точно так же, как никто не интересуется количеством умерших от голода. Бесспорно одно: огромное количество взрослых и «цветов жизни» после двухмесячной зимовки на улице, после ночёвок на снегу уйдут из этой жизни вместе с последним снегом. А те, которые останутся в живых, будут полукалеки».

Как гражданский подвиг эти письма не менее значительны, чем «Тихий Дон», и кем бы ни был Шолохов — одно то, что он нашёл в себе мужество так говорить со Сталиным, искупает многие его реальные или вымышленные грехи. А в финале письма он позволяет себе откровенный шантаж: «Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу «Поднятой целины»».

Сталин Шолохова берёг и ответил ему со сдержанной угрозой: вы, мол, видите не всю правду, станичники ваши сами хороши... Но Шолохова это не испугало: он продолжал обращаться к вождю с рассказом о ситуации в Вёшенской. И к нему прислушивались. И хотя глобальную ситуацию переломить было не в его силах (да вряд ли и входило в его намерения), но хоть несколько жизней он спас, а многие ли могут этим похвастаться?
Вот тебе пьяница, антисемит! Ты сам, хоть одного человека спас, жизнью рисковал? Чего же замахиваешься на того, кто это делал. Ни стыда, ни совести, ни чести. Застрелись, или хотя бы извинись перед великим человеком, гением земли русской.