Нужны ли статьи о людской ненависти?
(Вместо предисловия)
Ещё и не начав писать этих заметок, я предвижу укоризненные и непонимающие взгляды жены, друзей, родственников, не говоря уже о патриотах разных стран и народов.
Зачем нужно было об этом писать? Неужели больше не о чем? Неужели не было ничего хорошего в твоей жизни? Для чего плодить себе врагов, которых у тебя и так хватает?
Для чего повышать отрицательную энергию в мире? Её хватает и без тебя.
Постараюсь ответить по порядку. Я считаю, что об этом нужно писать. Для полноты картинки окружающего мира. Чтобы пазл был полностью собран, нужно найти недостающие составляющие не только красивых её частей, но и невзрачных, а то и вовсе нелицеприятных. Чтобы знать - что такое хорошо, и что такое плохо, необходимо изучить - чего такого было плохого?
Я противник утаивания 'неудобных' фактов и цифр - касается ли это мировых войн, уничтожения собственного народа или таких мелочей жизни, как бытовой антисемитизм, или то отрицательное, что проявляется в наших детях, если не участвовать в их воспитании. Не всегда нужно закрывать глаза на неудобные моменты.
Если делать вид, что будто ничего и не было, мы рискуем наступить на те же грабли, на то же дерьмо, и оставить те же грабли для подрастающего поколения.
1.
Возвращаясь как-то после работы, я увидел женщину, которая шла по параллельной противоположной стороне тротуара. На ней была довольно приличная куртка, тайцы, спортивный рюкзачок. И всё бы ничего, если бы она с необъяснимой ненавистью кричала куда-то вдаль, при этом угрожая кому-то кулаком. Бывает. Но её реакция продолжалась несколько минут, она была совершенно одна и непонятно кому угрожала. Складывалось впечатление, что она ненавидит всех. Я старался, чтобы её стресс не передался мне, то есть пытался её не замечать. Та же реакция была и у редких прохожих. Но меня поразила реакция детей - девочка, лет 5-6 с детской коляской и куклой в ней, мальчик, лет 9-10, на велосипеде. На их лицах запечатлелся неподдельный ужас и удивление!
Теперь вопрос к тем, кто бывал в разных странах, и не только в качестве туриста, но и в качестве постоянного, пусть даже и временного жителя. То есть к тем, кто прожил в стране несколько лет - и не в отеле, а в квартире, или в доме, кто питался не в ресторанах, а у себя на кухне. Кто покупки совершал в продуктовых магазинах, кто выбрасывал мусор, имел почтовый ящик и так далее. Давайте угадаем - в какой стране это происходило?..
Это происходило в Канаде, и не в мегаполисе, каким является Торонто, Монреаль, или Ванкувер, куда постоянно прибывают эмигранты, привозя свою культуру, свою ментальность, свои обычаи. Опыт показывает, что со временем, многие новые канадцы 'оканадиваются', то есть становятся более приветливыми, улыбчивыми, внимательными, расслабленными. Исключением являются те эмигранты, которые нашли в мегаполисе свою маленькую Италию, маленький Китай или маленький Совок. Этакие островки, анклавы оставленных родин. Даже если родины перестали существовать или поменялись до неузнаваемости - в этих искусственных реальностях царят те же порядки, живут люди с той же ментальностью. Я говорю не о культурных островках - не зря Канаду называют многокультурной мозаикой, а США плавильным котлом, я говорю об общечеловеческих аспектах. В большинстве своём новые канадцы меняются к лучшему - становятся спокойнее, увереннее в завтрашнем дне, увереннее в банках - куда они вложили свои последние наличные, привезённые из других стран. Они становятся увереннее в полиции, в том, что они скорее всего получат от нее помощь, а не издевательства, и причём безо всякой взятки. Люди в таких мегаполисах имеют различный эмигрантский стаж, а значит и различную градацию 'оканадивания'. Поэтому мегаполис эмигрантской Канады, особенно точки её концентрации, представляют собой... кашу. Представьте себе землю, где вместе обитают и пещерный человек, и неандерталец, и кроманьонец, и средневековые люди, и современные.
Инцидент, о котором я рассказал, произошёл в небольшом городке. Городок этот был не совсем маленький, не из тех, где канадцы не поймут твой акцент, твой английский - как бы ты ни старался. Это был такой... в пару-тройку сотен тысяч населения. Но всё равно, его можно считать чисто канадским, без существенной эмигрантской примеси.
Теперь попробуем пофантазировать и представить себе - как бы к такому инциденту отнеслись дети в других странах?
2.
Я вспоминаю случай, когда мне было не больше девяти лет, я тогда жил на 'шестой части суши', то есть в Советском Союзе. Представьте себе двор, окружённый четырёх- и пятиэтажками, где ребятишки играют в футбол, в пятнашки. Были и нелегальные детские игры - лянга, сека и другие. И вот через такой двор идёт неопрятно одетая женщина в нестираном, растрёпанная прическа, полубезумный решительный взгляд. Одна её рука приподняла край платья, из-за чего виднеется краешек её бледно-голубых рейтуз. У меня были неподдельные удивление и страх на лице. Я попал в ситуацию, в которой не имел понятия как себя вести. Мне её не объясняли ни дома, ни в школе, ни в кино. Однако, за этой женщиной увязалась целая ватага детей - они знали как себя вести в таких ситуациях: они смеялись, кричали, кто-то побивал её прутиком, кто-то нерешительно побрасывал в неё камешки. Я заметил нескольких сердобольных женщин у подъезда, которые с жалостью смотрели на несчастную юродивую и покачивали головами. Кто-то узнал своего ребёнка в стайке преследователей и яростно кричал:
- Санька! А ну-ка быстро домой! Кому я сказала?!
Возьмём теперь Израиль. Страна очень шумная, кричащая. Мне кажется, если бы израильтяне видели, что человек в порядке, так сказать 'в себе' - никто бы на него не обратил никакого внимания. Много их тут таких. Пусть себе идёт и кричит, если ей так нравится.
Если бы человек был не в себе, ему бы постарались помочь, или вызвали бы помощь. Но, к сожалению я жил в этой стране в такое время, когда израильские дети были в состоянии бросаться камешками, улюлюкать, обзывать последними словами... простого человека, спокойно идущего себе по улице, ничего не кричащего, и - абсолютно в своём уме! Если, конечно, этот человек... был эмигрантом из России. Так было в первой половине 90-х. Надеюсь, там сейчас по-другому. Хотя, кто знает? Те самые детки подросли, и как теперь дети тех детей будут реагировать на идущего по улице новоиспечённого эмигранта?
Дети рождаются в вакууме, ну... почти в вакууме. Они рождаются в вакууме информационном, и начинают, как губка, впитывать окружающий себя мир. Основными источниками информации являются их родители, и, поначалу, их роль – главенствующая. Потом за дело берутся СМИ и школа. Научившиеся не только понимать, но и говорить, дети начинают впитывать и то, что им говорят их сверстники.
3.
Теперь, давайте вспомним, как относились эти самые дети к нам, новым эмигрантам.
Начнём с самого старшего поколения. Дед Яков Абрамыч. Его никто не трогает, ему - за 90, он никому не мешает, его никто не замечает, хотя там, в Совке, он был в ярости от Израиля:
- Мне стыдно, что я еврей - посмотри что Израиль делает с бедными палестинцами!
Но его похоронят с простыми почестями, какие положены рядовому еврею, даже если он эмигрант из России. Похоронят по религиозным обрядам, хотя он был ярым коммунякой и атеистом.
Причём приобщат его к религии не мёртвого, а ещё живого, когда он будет лежать в больнице. К нему придут религиозные евреи, намотают на руку какие-то непонятные кожаные ремешки, какой-то фонарик прицепят на голову и попросят повторять слова молитвы. И... о чудо - он их повторяет! Повторяет, как может, потому что иврита не знает, и никогда не знал. Для чего ему это? Наверное, так, на всякий случай. Атеизм атеизмом, а кто его знает - что там... за Последней Чертой?
Теперь обратимся к более молодому поколению, его сыну Владимиру Яковлевичу. Ему далеко за 50, он тоже бывший коммунист, но не такой ярый. Он всегда был за Израиль - двумя руками, но... подпольно, так как являлся Заслуженным Агитатором Узбекистана. Было в Совке и такое звание. Он этих палестинцев 'имел в виду', он - за жесткую линию по отношении к ним, он ругается с Биби Натанияху - сохранился даже снимок из газеты 'Едиот Ахронот', которую можно перевести как 'Последние Новости'.
Он участвует в Параде Победы, торжественно идёт по улицам Иерусалима, несёт перед собой отцовские боевые награды, того самого Якова Абрамыча.
Он одет в простой пиджак, на лацкан которого прицеплены какие-то советские награды. Он в войне не участвовал, но знает что это такое - восьмилетним мальчиком он застревает в блокадном Ленинграде с мамой и младшим братиком. Яков Абрамыч в самом начале войны завещал им никуда не трогаться, что через пару недель они разберутся с немцами и он скоро вернётся с победой. Яков Абрамыч был довольно крупным партийным деятелем. Мама маленького Володи напоминает об этом в письме Жданову и тот даёт добро на эвакуацию по Дороге Жизни, через замёрзшее Ладожское озеро. И почему многие страшные слова начинаются на букву 'Э'? Эвакуация, Эмиграция... В эвакуации погибает младший братик.
Тогда, в начале 90-х, парады Победы не были такими помпезными, как сейчас, не оплачивались обильно российскими посольствами.
Так... кучка пенсионеров в странных одеяниях и в непонятных наградах.
И вот, в Эмиграции, Владимир Яковлевич возвращается с парада Победы, а его возле самого дома обстреливает маленькими камешками ватага маленьких израильтян, кричащие ему вслед самые последние слова, но он их, к счастью, не понимает, ни слова.
4.
Теперь обратимся к среднему поколению, то есть ко мне лично. Мне тогда было 'чуть за тридцать'. Я уже прошёл 'тиронут', то есть 'курс молодого бойца'. В течение 50 дней мы бегали, делали зарядку, если кошерную пищу в солдатских столовых, выходили один раз в 'садаут', то есть на учения на полигоне с ночёвкой в плащ-палатке, ногами наружу. И ещё, мы стреляли каждый день! В основном из М-16, пару раз из 'Узи' и 'Галиля'. После 'тиронута' я пару раз был в 'милуиме' - это такие военные дежурства, которые ты, как офицер запаса, должен периодически проходить, выполнять свой гражданский долг. Израиль такая страна, где гражданский долг зачастую приходится выполнять в военном обмундировании. Длятся такие сборы 2-3 недели, в основном, это охрана военных объектов. Пытались меня посадить и на старый чехословацкий джип 50-х годов, очень неустойчивый на дороге, который никак не хотел рассыпаться, но я ему ненароком в этом помог. А перед этим мы ездили по вражеским палестинским городам, когда все солдаты выскакивают из машины, куда-то бегут, а ты сидишь один в машине за рулём под наблюдением ненавидящих глаз. Сам-то ты ничего не видишь, так как окна сделаны из пуленепробиваемого пластика и порядком поистёрлись от камней, сыпавшихся в изобилии, разбрасываемыми разными поколениями так называемых 'палестинцев'.
Вопрос: Похоронили бы меня с такими же простыми человеческими почестями, как и старого коммуниста Якова Абрамыча, если бы меня настигла вражеская пуля? Не знаю, сомневаюсь. В Израиле меня приговорили быть русским, что даже было отмечено в идентификационном документе, хотя всю жизнь таковым себя не считал.
До того, как спуститься в Маале-Адумим, мы около двух лет прожили на поселении в Самарии. За колючей проволокой, которую мы периодически объезжали на тех же джипах, проверяя её целостность. То есть я хочу сказать, что тогда я был молодым, довольно боевым товарищем. Я работал в американской фирме, в Интеле, где с неодобрением смотрели на то, что я живу 'на территориях', и их пришлось оставить.
Вернёмся же к нашим израильским детям. Вот, после работы, я иду по Маале-Адумим в магазин, и меня обстреливает маленький израильтянин из игрушечного пистолета, обстреливает сырой картошкой. Пистолет был не самодельный, а сделанный на официальном производстве, купленный в официальном магазине. Удары 'пуль' были довольно чувствительными. Я подошёл к парню, он держал огромную сырую картофелину, из которой пистолетом выкорёвывал 'патроны' и как ни в чём ни бывало, продолжал в меня стрелять, уже с близкой дистанции, в самое лицо. Я выхватил у него пистолет и начал ругать. Откуда ни возьмись появился пожилой израильтянин и начал кричать на меня, что это, мол, 'еладим', то есть 'дети', чего же я от них хочу?
В середине 60-х я сам был маленьким мальчиком, мне снились страшные сны, пугали неизвестность и непривычные люди, ситуации. Мы жили по улице Мира в советской четырёхэтажке, состав её был многонациональным. Помимо традиционных русских, украинцев, татар и евреев, было довольно много немцев. Потом появились и узбеки, вернее одна узбекская семья, очень интеллигентная, маленький мальчик, девочка с тысячей косичек. Прожив в Узбекистане 5-7 лет я впервые увидел узбеков и... возненавидел их, потому что испугался. Они были Другими! Смуглыми и черноволосыми, очень тихими и скромными, я бы сказал, какими-то запуганными. Мне захотелось схватить камни и покидать в них, отогнать. Родители объяснили, что это узбеки, что они хорошие дяди, тёти и дети, и бояться их не нужно.
Но... если бы я успел бросить в них камни, я думаю, досталось бы мне, а не им. Никто бы не стал этим людям объяснять, что я - маленький мальчик и поэтому могу кидать камешки в кого мне заблагорассудится.
Теперь хочется бросить 'камешки' и 'в свой огород'. Когда я служил три месяца на военных сборах в Совке, мы стреляли из Калашникова только один раз за всё время, зато довольно часто нас привлекали к самой разной работе. Такова советская действительность - солдат в мирное время использовали, как бесплатную рабочую силу. И вот, возвращаемся как-то мы с бахчи, где перекидали изрядное количество арбузов, проходим мимо какой-то балысни и один паренёк-узбек стал кидать в меня теми самыми камешками. Он был довольно взрослым - 9-11 лет и обстреливал меня не потому, что боялся, а потому что... презирал, потому что я... солдат, бесправный раб в казённой одежде, выцветшей под азиатским горячим солнцем. Потому что я - Другой. Именно в этом он был схож с тем маленьким израильтянином, обстреливавшего меня сырой картошкой. Они меня не боялись, они меня презирали и знали, что их воинственность по отношению ко мне останется безнаказанной.
5.
Если говорить о среднем поколении, то, наверное, имеет смысл поговорить о женщинах отдельно.
Первую статью 'об этом', я прочёл в эмигрантской русскоязычной газете. Статья называлась примерно так: "Проституция на чемоданах". В ней говорилось, что некоторые торговцы 'живым товаром' используют эмиграцию в Израиль для привоза туда проституток, которые вовсе и не являясь еврейками, обманным путём проникают в страну, получают статус. В ход идут поддельные документы, фиктивные браки и родственники и прочая гадость - благо, деньги в таком 'бизнесе' крутятся не малые. Во время и после развала Советского Союза на просторы Европы хлынула огромная толпа проституток из постсоветского пространства. Как оказалось 'секс в Советском Союзе есть', вернее 'был'. Не обошла эта волна и Израиль, двери которого были широко открыты для иммиграции евреев из Советского Союза, а затем и из того, что от него осталось.
У меня тогда осталось неприятное ощущение, что наплыва постсоветских проституток в Израиле... ждали. Если не как спасение, то как подтверждение, что всё, что приехало 'оттуда' - порочно. Чтобы понять, с чем это связано - небольшой экскурс в те реалии, которые, я надеюсь, стали историей. Причём очень неприятной историей. Первую волну советских евреев принимали 'на ура'. В газетах объясняли насколько они важны для Израиля, что они такие же евреи, как и все вокруг, но их долго угнетали, и вот, наконец, они обрели новую, вернее старую 'историческую' родину. Нас принимали по шабатам в религиозных семьях, рассказывали, что на седер-пейсах у них всегда было пустое место за столом, так сказать, 'для того парня', за советского гонимого еврея, который рано или поздно прибьётся эмигрантскими волнами к их очагу. И вот, их молитвы были услышаны, надежды свершились, предсказания сбылись.
Потом нас стало очень много. Когда мы мыли подъезды, любой израильтянин мог подойти к тебе, похлопать по плечу и вымолвить знаменитое 'Совланут', что означает 'Терпение!'. Несколько позже сами эмигранты из России стали иронически называть себя 'совланутами' - настолько им надоели эти похлопывания по плечу. Некоторые показывали 'реальные' синяки на плечах.
Но время шло, 'эти совланутые' потихоньку выучили иврит, приспособились к новым реалиям новой страны и... о ужас, стали устраиваться на инженерные и 'около инженерные' работы! А что делать? Большинство эмигрантов из России были с высшим образованием. Несмотря на то, что двери некоторых ВУЗов в Советском Союзе были закрыты для евреев, они выкручивались и находили те, куда они могли поступить. И тут произошла интересная вещь: те, кто благодушно предлагал набраться терпения и говорил, что всё устроится - теперь, когда 'всё, наконец-то, устроилось', они оказались вровень, а иногда и, 'о ужас', ниже по положению с 'совланутами', то есть по зарплате, с теми, кто вчера мыл их подъезды, заправлял и мыл им машины, стриг их газоны, нянчил их детей, работал охранниками в магазинах и грузчиками в аэропорту, а то и вообще - корячился на стройке, вместо арабов - теперь все они в чистеньких рубашках, на новеньких машинах, купленных, между прочим, без налогов, все они сидели в чистых кабинетах, и самое главное - получали зарплату на много больше их самих.
Повеял неприятный ветерок непонимания - как такое могло произойти? Слегка лёгкий ропот, маленький ручеёк недовольства, который потом вылился в мощный поток газетных статей, жадных до сенсации репортёров.
Всё оказалось очень просто: все дипломы в Стране Советов были куплены! Советский Союз - это такая страна, где всё продаётся и всё покупается. Да что там дипломы, водительские права и даже самоё еврейство можно было купить, очень легко выправив метрику, сделав маму еврейкой. Ну, с дипломами было проще - работодатели смотрели на человека, на его знания. Дипломы требовались крайне редко, а вот, например, с водительскими правами было совсем плохо. Мы, к счастью, проскочили, и наши советские права, которые, клянусь нееврейской мамой - не были куплены, были приняты и переделаны на израильские. Зато позже!..
Все советские водительские права, к большой радости большей части израильского общества, объявились недействительными и в водительские школы и на экзамены ринулась волна таких знакомых, опять ставших теми же 'совланутами', русских эмигрантов. Не нужно говорить как теперь к ним относились в школах: 'Нас тут не купишь! У нас не побалуешь!' И можно себе представить сколько труда стоило эти бесценные израильские водительские права теперь получить. Насколько тяжело сдать экзамены предвзятым экзаменаторам мы выучили ещё в совке. Насколько я знаю, с первого раза экзамен по вождению сдавало мизерное количество русских репатриантов. Весь этот бизнес был высосан из пальца, выкричан кликушами, а стоило всё это 'удовольствие' довольно дорого. Кто-то будет утверждать, что права в Совке действительно можно было купить. Не буду спорить - можно было, а кто-то их и покупал. Но мало кто из евреев рисковал покупать такие вещи. Намного безопасней было выучиться самому или выучить своё чадо азам и правилам вождения, чтобы чувствовать себя уверенно на дорогах, как Советского Союза, так и непонятного, и тогда далёкого, Израиля.
С доказательством еврейства было сложнее. Насколько я помню, стали требовать дополнительные документы, метрики твоих бабушек и дедушек, что создавало дополнительные трудности и без того нелёгкой жизни эмигранта. Многие люди попроще просто предлагали проверять у мужиков их мужские достоинства на предмет обрезания. Кстати, детишки таких 'простачков' не преминули проделать это на практике с детьми эмигрантов в школах. Итак, главная цель была достигнута: эти зарвавшиеся 'совлануты' были поставлены на место, унижены и понижены в звании человеческой иерархии. Но наиболее отвратительным во всей этой вакханалии унижения, был проект по унижению женщин - жён, матерей, сестёр тех, кто осмелился выбиться в люди. Вот тут-то и пошла огромная волна статей об эмигрантках-проститутках. Пресса добилась своей цели: у израильского общества сложилось мнение, что все женщины 'оттуда'... проститутки. Популярным был прямой вопрос эмигранту: "Почему вы все 'русские' мужики - 'тукнутые', а все женщины - проститутки?"
Участились случаи изнасилований 'совлануток' - тех, которые всё ещё мыл полы в квартирах и офисах, ухаживал за детьми. В полиции эти 'герои' так и отговаривались: "да они все такие - почитайте газеты!"
Однажды к нам подошёл израильтянин - наш очень хороший друг, который помогал нам в эмиграции, прекрасный семьянин, 'большая шишка' на очень солидном предприятии. Он нас напрямую спросил: "Это правда, что о вас пишут в газетах?!"
Нужно сказать, что мы, вместе с его многочисленной семьёй, провели вместе очень много прекрасных субботних вечеров, праздников, много совместных прогулок, поездок по Израилю. Можно сказать, мы были какое-то время частью их семьи! И вот такой вопрос! Что мы могли ответить? Мы ему ответили вопросом на вопрос: "Посмотри на нас. Разве ты не видишь, что всё это правда?!"
Вернёмся к Детям Разных Народов. Одна наша знакомая решила организовать группу по фитнесу. Сейчас бы это называлось 'Зумбой', а тогда, наверное, 'Аэробикой'. Не помню. Но женщины это любят.
Им выделили прекрасную комнату в большом спортивном комплексе, с огромными окнами 'с видом'. С какого-то времени к ним повадились пацаны-израильтяне и стали портить вид, показывая им свои недоразвитые гениталии. Руководитель группы пыталась с этим что-то сделать, но ничего не получалось. Тогда она решилась пойти в школу - она знала, где эти пацаны учатся (Маале-Адумим был тогда большой деревней). Там она услышала всё тот же ответ: "Еладим! Ма ат роца мимэни?", то есть "Это же дети, чего ты от меня хочешь?"
6.
Теперь обратимся к самому тяжёлому для меня моменту в этом повествовании, к самому младшему поколению, т.е. к нашему сыну Лёве. Каково ему жилось на земле обетованной в первой половине 90-х годов?
Как должен чувствовать себя маленький мальчик трёх лет, только недавно научившийся говорить по-русски и успевший походить в советский детсад, когда он приезжает в совершенно другую страну, с другой ментальностью, другим языком, другой религией, другой реальностью, которая глядит на тебя внимательно изо всех закоулков обыденной жизни, другим общественным строем? С двумя молодыми перепуганными родителями, не достигшими и тридцати лет, которые тоже поменяли и ментальность, и язык, и общественный строй, а кто-то даже и религию, хотя и не по своему желанию? Как чуткое детское сознание и воображение должно было реагировать на совсем других людей, другие лица городов, другие вывески магазинов?
Я пропущу феерию проживания на 'территориях', где Лёва был 'своим в доску', где он привык к нормальному к нему отношению, где он стал понимать язык новой для него страны, где в его голове по-новому стали выстраиваться те небольшие строительные блоки, на которые можно опираться для построения своей маленькой жизни в новых реалиях, своего мышления, своих впечатлений. Отдадим должное поселенцам в их человечности, дружелюбию и готовности всегда прийти на помощь. Но поселенцы - это особый род людей, потому что не каждый согласится жить за колючей проволокой, которая должна защищать их и их детей от неизмеримой ненависти, таящейся за диковатым пейзажем, в иных домах, иных мирах. Иногда эта ненависть врывается булыжником в вашу машину, а то и проникшим на поселение террористом, крушащим всё на своём пути, пока ты мирно работаешь где-нибудь в Иерусалиме, или Тель-Авиве. Именно к поселенцам больше подходит звание 'Оле', т.е. 'Взошедший', применяемое почему-то к любому приехавшему на постоянное место жительство в Израиль.
Я пропускаю те счастливые денёчки и начну с того, как мы 'спустились' в Маале-Адумим, что расположен совсем недалеко от благословенного Иерусалима. Маале-Адумим тоже был когда-то поселением, разросся до довольно крупного городка. Этот городок был одним из самых лакомых кусочков для Ясира Арафата, так как тот находится на 'штахим', то есть на 'территориях' и имел очень развитую инфраструктуру.
Мы стали замечать, что наш сын стал возвращаться со школы каким-то сначала растерянным, а потом и напуганным. Однажды, мы с женой случайно встретили его на улице. Сначала его даже и не заметили, не узнали! Он был полностью закупорен в свою куртку, голова чуть ли не со всем лицом была закутана в капюшон. Он казался призраком, старающимся раствориться в пространстве, стать невидимым, неуловимым.
Он несколько раз робко просил нас, чтобы он перестал ходить в школу, но потом смирился с этим испытанием, с этой почти ежедневной казнью, которая для него стала частью ужаса, под названием 'Эмиграция'.
В то же время в газетах сильно повысился фон против русских эмигрантов. Складывалось общественное мнение, что все русские женщины - проститутки, а мужики - 'тукнутые' ('метумтамим'). Расхожее до этой газетной волны ненависти – выражение 'русим масриах' ('вонючие русские') казалось теперь детской забавой. Хотя, как мы видим, забавы у детей зачастую далеко не детские. Если вы думаете, что девочкам повезло больше, чем мальчикам, так как им никакой брит-милы не полагается и показывать в этой связи нечего, то вы глубоко ошибаетесь.
Уже здесь, в Канаде, я познакомился с одним программистом, у которого была дочка, примерно того же возраста, что и наш сын. Про неё он тоже рассказывал ужасные вещи. Она тоже слёзно умоляла родителей не пускать её в школу, что ей там очень плохо. Этот парень программист потом продолжал:
- Мы понимающе улыбались, так как тоже были теми ещё учениками. Пока не увидели, как двое 'тёмненьких' держали нашу дочку за 'белы рученьки', а третий наотмашь 'мордовал' её по лицу.
Ничего этого сами дети придумать не могли. Всё это они подслушали у взрослых. Перефразируя известную поговорку: 'Что у родителей на языке, у ребёнка - в деле!'
Итак, с родителями мы разобрались, откуда дует ветер. А что же учителя? Разве не учителя должны нести светлое нашим детям?
К сожалению, у учителей были другие проблемы. У меня сложилось впечатление что дети тамошних учителей не ставили ни в грош.
Можно ли было что-то сделать? Совсем недавно мой тесть, то самый Владимир Яковлевич, блокадник и 'ветеран' вспомнил, хотя и прошло больше 25 лет, что они снарядили делегацию к мэру Маале-Адумим и пожаловались на неуважение местных детей к пенсионерам из Советского Союза. И... случилось чудо! Вместо камней, грязных ругательств и голых задниц (всё-таки пацаны разбирались – кому что показывать) – вместо всего этого ужаса пожилые эмигранты услышали от вчерашних 'бандитов' дружелюбные речи, даже с вкраплением добрых русских слов! То есть достаточно было маленького толчка, одного порядочного человека, возможно, одной беседы, а, может, и целой серии мероприятий, чтобы прекратить Ненависть. Кстати, этот замечательный человек до сих пор является мэром Маале-Адумим. Поэтому, кто сомневается, может записаться к нему на приём и разузнать – как было на самом деле.
Я уже слышу возмущённые отзывы бывших и сегодняшних израильтян, что всё этого выдумки 'больного воображения', что ничего подобного у них в 90-х годах не наблюдалось.
Возможно. Израиль, хоть и маленькая страна, но очень разная. Они, значит, жили в одном Израиле, а я - в другом.
7. Лёва в Канаде
Пока мы летели в Канаду, наш сын о чём-то напряжённо думал, потом, наконец, выдал:
- В Канаде я хочу взять имя Лео, так они называют Льва Толстого.
Мы с женой поспешили согласиться. Дело в том, что в Израиле по глупости или по молодости, мы ни за что не хотели менять имя, данное нашему сыну при рождении, по еврейской традиции в честь его деда, прожившего долгую жизнь. Но 'лев', на иврите означает 'сердце'... Не то чтобы как-нибудь ругательно, но достаточно для того, что добавить лишние измывательства на иноземцем, который и выглядит, как Другой, и у которого даже имя как у Другого. Хотя мы могли его назвать 'Арие', что на иврите означает 'лев' и является довольно распространённым именем. Но... эмигрантский опыт приходит не сразу.
Иногда приходится прогибаться под обстоятельства, идти против своих убеждений, особенно если это касается не тебя, а твоих детей.
Он очень тщательно готовился к своему первому дню в канадской школе. Ему уже было 10 лет, у него был почти семилетний стаж детской эмиграции, он был готов к новым унижениям, новому отпору.
Мы волновались тоже. Вторую эмиграцию нам приходилось начинать практически с нуля, район был не самым роскошным, и на школу мы смотрели с большим подозрением.
Вернулся Лео из школы в полном восторге и с горящими глазами: Его представили классу, все с ним поздоровались, ему даже прикрепили русскую девочку для помощи, так как английский язык ему ещё предстояло взять, так же как и когда-то иврит. Начало обещало быть увлекательным.
Отступление. В Канаде в основном все живут 'в миксе', то есть дети разных народов и религий перемешаны. Но в Торонто образуются этакие временные анклавы с преобладанием одной нации. Это происходит из-за того, что вновь прибывшие эмигранты 'кучкуются', селятся поближе к родственникам, к друзьям, к синагогам или минаретам. И живут более-менее мирно и уважительно друг к другу, особенно после 'оканадивания'. Чего, к сожалению, нельзя сказать о детях. Конечно, и мы, родители, и страна, если это цивилизованная страна - мы воспитываем наших детей, стараясь привить им чувство равенства, справедливости. Но процесс этот долгий и трудный, особенно для детей из других стран, где другие и обычаи, и нравы. Особенно если учесть, что дети изначально более настороженные, более жестокие, чем взрослые. Попав в другую страну, они тоже стараются 'кучковаться', ища защиты в новой среде среди таких же, как и они. И в районах, где преобладает население эмигрантов из одной страны, моя жена - риелтор со стажем, не рекомендует селиться, если у вас в семье - школьник. Если такового нет - нет и проблем - селитесь, где хотите. Потому что были печальные случаи, когда дети оказывались белыми воронами, и это добавляло новый стресс и без того ошарашенной от эмиграции детской душе.
Вместо заключения
Таким образом, каток непонятной ненависти к эмигрантам из России, включая ненависть детскую, прокатился практически по всем поколениям моей семьи. Я думаю, после этого рассказа не нужно объяснять, почему я решил покинуть эту благословенную страну. Она была для меня лично благословенной, пока я не выучил её язык и не стал понимать, что вокруг происходит.
Повторюсь, что всё это происходило 25 лет назад.
Стоило ли вскрывать затянувшиеся раны, откапывать давно сгнившие трупы?
Это... на любителя. Кто-то должен смотреть только вперёд, особенно в 21 веке, когда не успеваешь уследить на текущими событиями, осмыслить их, проанализировать. А кто-то должен копошиться в архивах своей памяти. Это было нужно в первую очередь самому автору, чтобы попытаться разобраться в самом себе, понять - что он всё-таки за человек. Во-вторых, это может помочь понять настоящее. Дерево не вырастает в одну ночь на пустом месте. Её разветвлённая крона имеет общие стволы, стволы имеют общие корни. Иногда, чтобы понять болезнь дерева, нужно копнуть и проверить, что там творится с корнями, не завелась ли там какая червоточина?
Кингстон, Август 2018