Старший матрос Ермаков стоял на вахте у трапа, отдавал честь прибывающим на корабль офицерам и мичманам, сходящим с корабля. На душе у старшего матроса всё было спокойно: завтра праздник – первое мая, а ещё через три дня исполнится полтора года, как он на службе, ровно половина её будет позади, дальше уже под горку пойдёт. Флотская служба делится на три срока, первый год – без вины виноватый, или карась, второй год – весёлые ребята, или черпаки, третий год – тоска по Родине, или годки. Почему матросы так обозначили года эти, догадаться не трудно. Вот и спокойно всё у Ивана, он стал уже «весёлым » парнем; к службе привык, половина её уже позади, впереди ни много ни мало, ровно столько же, На непрестижные вахты, хозяйственные работы (мойка мисок на камбузе, чистка картошки ранним утром) его уже не посылают, трудное самое ушло, пережил. Впереди, может осенью, отпуск, если повезёт, а там, не успеешь оглянуться и ты уже «годок», им что не служить – офицеры их берегут уже, да и форму для ДМБ шить, это же такое приятное занятие.
Вахту у трапа и доверяли только после полутора лет службы, Ермаков, первый из своего призыва, получил право стоять у трапа, хотя и в «собачью » смену: ночью и днём – с 2-х до 6-и часов. Сейчас веселее, не то, что ночью: и люди кругом, и на берегу суета предпраздничная, девушки молодые, женщины, жёны лейтенантов, бегают с ПКЗ в магазины и обратно. Квартиры не успели получить недавние выпускники военных училищ, вот и живут пока в плавучих казармах, что-то типа гостиницы на воде, жить можно первое время, каюты удобные. Вот и к ним на корабль прибыл такой выпускник, но почему-то вместе с женой. Разместили их на шлюпочной палубе, в одной из офицерских кают. Подробность эту Иван сам слышал по громкой связи, командир посчитал, что присутствие женщины на корабле – обстоятельство чрезвычайное, и обратился к матросам и старшинам с просьбой, (или приказом) не выражаться скверно и вести себя достойно: как и положено советским морякам. Ермаков удивлялся первые дни службы, и даже терялся, когда кто-нибудь из офицеров говорил:
- Товарищ матрос, передайте, пожалуйста, мичману Коршунову зайти ко мне в 15-ть часов.
Другой мичман, строевой старшина Павлюк, объяснил всё коротко и ясно:
-Вы не думайте, что офицеры, отдавая вам приказ, будут становиться по стойке смирно, руку к голове прикладывать, нет. Так на флоте не принято, если офицер говорит «пожалуйста» – это и есть приказ.
По пирсу старшина вёл колонну, человек сорок, около плавбазы «Иван Кучеренко» колонна остановилась, матросы быстро, справа по одному, поднимались на плавбазу. «Вот и весенний призыв прибыл, рановато что то, скоро и к нам, значит, «караси» прибудут, хоть бы земляки попались» - внимательно вглядываясь в колонну, подумал Иван. Были у него на корабле земляки, мичман Клочков и капитан 3-его ранга Поляков, но хотелось, чтобы ровесники были, те, кто недавно из Оренбурга. С Поляковым неудобно получилось: Ермаков с детства мечтал стать офицером, поступать даже ездил в Ростов-на-Дону, но не прошёл по конкурсу. Пытался и отсюда, с Камчатки, поступать, но не получилось. Как и положено, он подал рапорт по команде ещё осенью первой, но близилось время сдачи экзаменов, а хода рапорту не было. И тогда Ермаков отправил письмо в редакцию «Красной Звезды» Макееву Н.И. Оказался Н.И. Макеев генерал - лейтенантом, и такой нагоняй получили все, кто рапорт без внимания оставил, в том числе и капитан 3-его ранга Поляков, что последний не здоровался и не разговаривал с Ермаковым целый год. Не знаю почему, но медицинскую комиссию в Петропавловске - Камчатском Ермаков не прошёл, хотя проходил её не раз, видимо многих обидел Макеев Н.И. Одно хорошо: когда стали разбираться во всём, Поляков и узнал, с видимой радостью, что Иван из Оренбурга, но через обиду перешагнул совсем недавно, в марте. Вызвал к себе:
- Вот что, Ермаков, я срочно лечу в Оренбург, брат заболел, давай рисуй, как до твоих добраться.
Не видно на корабле Полякова, видимо не прилетел ещё. Вахта заканчивалась, оставалось час всего, когда к Ермакову подбежал Саша Сидоров, матрос последнего призыва, из его отделения:
-Пляши, Иван, я первый тебе сообщил, тебе отпуск сейчас объявили! Собрание было праздничное, там и объявили.
- Ты, Саша, так не шути, а то я сменюсь скоро, займусь тобой, какой отпуск! Рано ещё! - Иван зашагал по корме, но уже нервно, сам понимал: молодой, «карась», так шутить не будет, да ещё Саша, от которого слова лишнего не услышишь. Альпинисты – народ немногословный, а Саша до службы увлекался альпинизмом, на фотографии на каком - то там многотысячнике сидит на стуле, ловкость свою показывает: на такую верхотуру стул занесли! «Отпуск ведь объявляют на основании рапорта прямых командиров твоих, а про меня ничего слышно не было, кто-нибудь бы да намекнул», - размышлял Иван, переходя с борта на борт. У соседнего пирса был пришвартован атомный подводный крейсер, на корме его мирно лежали две нерпы. Светило яркое весеннее солнышко, чёрная, резиновая обшивка крейсера нагрелась, вот нерпы и выбрали столь выгодное место для отдыха, людей они давно не боялись, будто знали, что ими все любуются. Иван тоже любил наблюдать за нерпами, но сейчас не до них было, пришёл друг, одногодок Якуб и тоже поздравил с отпуском.
- Ты чего – нибудь понимаешь?- спросил Иван друга.
- Нет, но может тебе объяснит что-то - Поляков фотографию твоих родителей показывал, ту, где они при наградах, у тебя в рундуке висит. - Как Поляков? Он что, прилетел уже? И откуда у него такая же фотография?
Вечером, Поляков Анатолий Иванович объяснил, вызвав Ермакова к себе:
- Был я, Ваня, у твоих. Прекрасные люди! Что же ты молчал, что они оба участники войны! Я им пообещал, что девятого мая, в день 30-летия Победы, ты будешь дома! Это им мой подарок, а перед тобой – извинение за военное училище. Так что, срочно собирайся, на сборы - три, четыре дня.
Ошарашенный Иван вернулся в свою каюту, разложил перед ребятами гостинцы, переданные Поляковым. Он с трудом, но начинал верить в реальность происходящего. Но перед сослуживцами было неудобно, многие уже и по третьему году служили, а в отпуске ещё не были. Успокоил и приободрил мичман Павлюк:
- Да не прячь глаза, Ермаков! Гордись, что у тебя такие родители! Да и был бы ты не такой, какой есть, я бы первым возражал, хотя, капитану 3-его ранга, замполиту всего корабля, мои возражения может и мимо ушей, ну тут уж повезло тебе на такого земляка. Готовься, я тебя в аэропорт повезу.