Ааааааа...

Виола Тарац
Вот уже два дня ему было неуютно.
 
А Она отправилась на поиски необитаемого острова.
 
Он что-то такое чувствовал.
 
А Она терялась в событиях, в мирах, в донельзя населённой и даже переселённой вселенной. Куда бы она не запропастилась, за ней шлейфом тянулся хвост событий, миров перенаселённой вселенной. Тогда Она подумала, что, наверное, Она хвостатая комета. Кстати, почему хвостатая? Просто комета. Косматая. А кометы всегда с хвостом, если летят к солнцу. А куда летела Она? А она не летела куда-то. Она бежала от донельзя забитой всякой всячиной вселенной. Ей нужен был отдых. Чтобы было тихо и не рябило, не теребило, не... Вот именно, это желанное «Не». Необитаемый остров.

А Он продолжал что-то такое чувствовать и ему было неуютно.

А Она даже не знала, что он о ней думал. Ну а неуютно ему было, может быть, потому, что Он недавно переехал. И это ему не очень нравилось. Он привык к большей изолированности. Вот Она к нему и не врывалась. Или не врывалось к нему как-то само по себе, потому что Она терялась в своих слепых попытках  вырывания себя из суеты сует. Тогда Она придумала, что вырвется, если найдёт необитаемый остров. Или изолированный?
 
Но выход не находился. Она грохалась о стену донельзя населённой вселенной и летела в противоположном движении. Но  противоположностью стены была тоже стена. На второй день она наткнулась на дверь, но за дверью оказался не остров, а всё та же мирами донельзя перенаселённая вселенная, полная событий, скачущими в марафонском беге на не финишной и непрямой. Тогда Она, подумав, что Она комета, полетела вслед событиям по не финишной и непрямой, но прямо к солнцу. Но так, как не финишная была непрямой, она в очередной раз грохалась о стены и, стеная от боли, летела всё-таки куда-то вперёд, думая, что к солнцу, потому что преследующий её хвост вытягивался в километровое свечение и сама она бултыхалась в светящейся коме туманной себя.

А Он что-то такое чувствовал и ему было неуютно. Тогда Он решил подвернуться ей под руку. Тем более, что это было так просто – не финишная непрямая больше бултыхала её в её же светящейся коме, чем несла к солнцу.

Увидев его, она сначала опешила, а потом грохнувшись об очередную противоположную стену, заорала: «У тебя есть на примете необитаемый остров?» «Есть», - ответил Он. – «Этот остров я». «Ты? И ты не перед моей дверью? Вот так всегда – перед моей дверью всё не то и не те». «Н-даааа, только ты можешь мечтать о таком – о необитаемом острове с входной дверью. Какое блистательное начало для рассказа: "Она ступила на необитаемый остров захлопнув за собой дверь."» «Вот именно – захлопнув дверь! Чтобы следом никто не проник! И пусть это будет не началом, а концом. Тогда точно никто и ничто не проникнет! А ты где?»
 
И вдруг она почувствовала, что её не мечет от стены к стене в медленном продвижении по не финишной и непрямой, но прямо к солнцу.

«Удивляешься? А ты уже на острове. Во мне.» «Да? А как же мой хвост с не моими мирами? Не увязался? Почему тихо?»

«Ты же вовремя захлопнула дверь. И всё телесное застряло в телесных же мирах».
Она вдруг почувствовала удивительную лёгкость и радостным мячиком поскакала по ухабам изолированного мира его острова. Он обладал даром изолировать даже новые и даже неподдающиеся изолированию пространства, а ещё оказываться у неё под рукой. Особенно когда Она обрастала хвостами не её миров. Но, может быть, её миром и была её способность обрастать хвостами? Нет, это был всё-таки не её мир, а только её способность обрастать не её мирами. В чём-то способной Она всё-таки была...

Нежась в непривычном  чувстве полной  защищённости, Она задумалась о судьбе острова, который теперь, наверное, обитаем, если на нём обитала Она. Ей это не понравилось. Тогда Она задумалась снова и вдруг рассмеялась. Как же всё-таки Она глупа!  Она же «Она», а остров же «Он», и их различает только буква «а». А буква не может обитать, тем более, если она только звук, который  заливисто гарцует в островном эхе «ааааааааа». Кстати, это протяжённое «аааааааа» только подтверждало, что остров необитаем, и Он под рукой, а хвостатый мир застрял в телесных мирах, так и не добравшись до солнца. Или добравшись. Но это уже её не волнует...

Неожиданно Она забеспокоилась: а застрял ли? не пробрался ли следом?

Засомневавшись, Она на цыпочках, не дыша, подошла к двери и прислушалась: за дверью буянили ветра не её миров, но дверь была плотно захлопнута и даже задвинута на засов. Это постарался Он. Тогда Она, уже не боясь, громко захохотала и ей эхом ответило весёлое, различительно-островное, ухабисто-эхо-аховое  «аааааааа...»


P.S. Фотография Николауса Эберхардта "Остров на Рейне" ("Rheininsel Ketsch").