Воспоминание от той ночи сохранилось в памяти отдельным островком. Почти под новый год, в ночь на двадцать пятое декабря увезла меня скорая помощь с острейшим тромбофлебитом в хирургическое отделение. Капрончик в морозные деньки, высокие шпильки дали о себе знать. На ногу было страшно смотреть. Одно не понимала, почему сразу в хирургическое отделение. Принимающий хирург, красавец, глаз не отвести, пошутил:
- Не будет проку от лечения таблетками, оттяпаю под самое немогу! Это тебе за шпильки, это тебе за капрончик в тридцатиградусные морозы. Гамаши тёплые надо носить, дурёха.
- Так я же не по улице в них хожу, меня персональная машина возит. Из подъезда и в тепло, доехала до здания треста, и опять в тепло. Сапоги новые, итальянские, узковатые, их только c капроном и надеть. Да я на улице почти и не бываю.
- Машина персональная? А вы, простите, у нас кто? - сразу перешёл на вы хирург.
- Начальник финансового отдела строительного треста, - ответила я ему, назвав трест, в котором работала.
- Богатый трест! Это что же, всем начальникам отделов персоналку закрепляют? - удивился хирург. - Меня Александром зовут, или - просто Саша. А я смотрю, вы вся такая припарадившаяся, к нам так не приезжают. И халатик свой привезли.
- Не всем, а кто в постоянных разъездах. Мне в банки надо, потом по организациям, а они у нас по всей области разбросаны, - ответила я ему и рассказала про свою поездку в первых числах декабря в Жана-Арку, за триста километров от города, как перевернулся мой москвич-пирожок и летел с моста в сугроб, многократно перевернувшись. Водитель весь переломался, а меня шубка с поднятым воротником и мои меховые сапожки сберегли, царапинки не было. Тогда морозец здорово ноги пощипал, пока за нами машина пришла. Повезло, увидел с трассы аварию экспедитор продуктовой будки и быстро нам помощь направил. Благо, всего три километра отъехали от посёлка.
- Да, вы дама с собственным ангелом. Это надо же уцелеть, когда рядом весь переломанный. Помню парня, собирал его косточки. Очнулся после операции и всё за Наденьку волновался. Вчера только его выписал. Павликом зовут. Ваш водила? - рассказал Александр.
- Наденька... Он меня так не называл, этот юноша, - смутившись, произнесла я в ответ. - Ангел-хранитель - муж. Шубку купил и сапоги зелёного цвета, итальянские, на меху,мягкие, кожа лайковая, из Москвы привёз.
- Вы молодец! Мама Павла рассказывала, как вы на снегу, вместе с молодым фельдшером районной больницы, ему шины ставили при свете фар. Похвалю, профессионально всё сделали. Правильное решение принято было. Шины, а уж потом транспортировка. Утром, когда Павла наша скорая забирала от вашего вертолёта, встретился я с тем коллегой, прилетевшим с пациентом. Он даже плакал. Может от усталости, может от пережитого. Когда ему сказали, что вы велели его вернуть в посёлок вертолётом, он вообще растерялся. Вот и мне довелось с вами встретиться. Про "оттяпать", я пошутил, Наденька. Можно мне вас так называть? - говорил Александр, нанося болгарскую мазь на мою раздувшуюся ногу.
Поместили меня в самую лучшую палату на четыре пациента, когда в других лежало по шесть-десять человек. Это была узенькая келья. Моя кровать стояла у левой стены, у самого окна и отделяла её от кровати соседки узкая тумбочка на двоих. Дуло в окно жутко. В палате была одна прооперированная, ей удалили вены на обеих ногах и ходила она с костылями, едва передвигая перебинтованные ноги. Моложе меня лет на пять, дочь директора ликёро-водочного завода. Звали её Алина, красавица-девица. Замутила бурный роман с Александром.
Приходя навестить дочку, папашка приносил врачам по несколько бутылок старки или коньячку. И пили хирурги в ночное времечко только так.
В одну из ночей привезли онного папашку с прободной язвой, а хирурги на ногах не стоят, но операцию провели блестяще. Пришедший утром на смену Александр нашёл их в ординаторской мертвецки пьяными и спали они до самого вечера. Опохмелившись, остались на новое дежурство.
Лечил меня доктор Александр одним аспирином. День по четвертинке, два дня по половинке, а потом по целой таблеточке. Днём, страдая от стреляющих болей, я ещё контролировала себя, а ночью кричала по-страшному, даже получив дозу морфия для сна. Спала и кричала, не давая спать моим соседкам. Снился мне петух надоедливый, клевавший в больную ногу.
К концу пятого дня моего пребывания в больнице родилось у Алины желание постоять под горячим душем. Высмотрела она одну тайную комнату в глухом крыле, вроде мылись там иногда медсёстры. Попросила меня ей помочь, трудно на костылях. Заранее запаслась перевязочным материалом, чтобы потом сухим перевязать.
Дождались мы, когда медперсонал собрался в ординаторской на попойку и шмыгнули в то крыло. Свет в помещении тусклый, хлоркой прёт до невозможности, форточка огромная открыта и гуляет ветер по комнате. Потрогала я батареи, а они холодные. Нашла краник, открыла, батарейки вмиг горячими стали. В углу каталка стоит, на ней гора чего-то непонятного, прикрытого простынёй.
Вода горяченькая, не удержалась я и тоже встала под душ, посадив намывшуюся Алину на табуретку около каталки. Минутки три прошло и как завопит моя подружка. Я из под душа к ней, едва набросив халатик. И обомлела от ужаса. Ноги отнялись, шагнуть не могу...
Прислонившись к каталке, Алина нечаянно сдёрнула спиной простыню, а там мужчина закоченевший. И бежали мы с ней из той тайной комнаты, я забыв про боль в ноге, а она бросив там костыли. Опомнились уже в палате. Наши товарки по несчастью едва нас за час чаем отпоили. Угомонились мы далеко за полночь.
Не прошло и двух часов, когда проснулись мы от дикого женского крика. Так кричат от дикого ужаса. Топот в коридоре, беготня, крики. Вышли, смотрим - мужик голый шарахается от палаты к палате, а сестричка впереди него бежит и вопит. Закрыли мы двери и тумбочкой подпёрли.
Утром доктор Александр принёс костыли Алины, хохотал над нами до упаду. Желание принять душ занесло нас в мертвецкую, где хранили тела до передачи ... Сами знаете, куда. Накануне привезли бомжа, под машину он угодил. Ну, скорая его и определила в хирургию. Скорая уехала, а у поступившего пульс не определяется. Раздели его, отправив завшивленную одежду в котельную, и в тайную комнату до утра. Батареи там отключены, приоткрыли форточку и лежи себе, застывай. Мы нагрели помещение, купаясь под горячей водой, форточку закрыли, батареи подключили и оклемался мужичонка в тепле.
Наступило утро 31 декабря 1979 года и я упросила доктора выписать меня домой. Новый год отмечала с сыновьями и мужем, но уже к вечеру первого января мне стало плохо, температура под сорок. Врач приехавшей скорой помощи хотел меня везти в ту же больницу, но я уговорила в другую, более дальнюю, чем очень его удивила и, как потом оказалось, очень правильно. Там работал хирург, кореец по национальности, который очищал сосуды от тромбов, не удаляя их. Операция длилась три часа под местным наркозом. Он спас ногу и подарил двадцать лет жизни без боли. И с кем бы я не говорила из специалистов о той операции, никто такого метода не знал и не применял.
Верю с тех пор в чудеса. В предновогодние дни они случаются!