С Новым 1995 годом! (Часть 1)
1.
“Jingle bells, jingle bells,
Jingle all the way…”
"Джингл белс, джингл белс…" - скоро Новый год!
Еще раз, теперь гораздо внимательней, и с присущей мне исключительной придирчивостью, я осмотрел сервировку стола. Еще раз, не жалея эпитетов, воспел себя за утонченный вкус и, дополнив празднично-новогоднюю композицию бронзовым канделябром с золотыми витыми свечами, отправился на кухню - проверить состояние утки, фаршированной черносливом.
В течение последнего часа, утка подвергалась воздействию излучений микроволновки, и ровно настолько, чтобы иметь золотую, сочную корочку и вкус, соответствующий моему чудесному настроению. А последние четыре часа, мой новенький двухкамерный Тошиба, охлаждал собственноручно приготовленные салаты и закуски, а так же приобретенные по случаю французское “Моэт и Шандон” и неизвестного происхождения Мартини Бианко.
“Jingle bells, jingle bells,
Jingle all the way…”
Впрочем, сегодня в моем доме, все соответствует этому настроению, и даже предметы, не имевшие отношения к моей благосклонности с прошлогоднего тридцать первого декабря.
И теперь, когда каждая соринка пропитана аурой предстоящего праздника, стоит подумать о главном атрибуте этого самого праздника.
“Jingle bells, jingle bells,
Jingle all the way…”
"Конечно!"- пообещал я игрушечному Деду Морозу и разноцветным елочным игрушкам, подготовленным к функционированию в течение последующих двух недель, и в предвкушении исполнения моего обещания, расположившихся нынче на камине.
По устоявшейся привычке, елку в свой дом, я добываю сам, предпочитая это, граничащее с идолопоклонством, действо, походу на ближайший рынок. На рынке все елки мертвые и изначально несут отрицательную энергетику, потому, что рубили их пьяные мужики за деньги, и за деньги же продают пьяные торгаши. А я, разговариваю со своим деревом, перед тем как взять его, и возвращаясь домой, пою ему песни про Новый Год.
"Джингл белс, джингл белс…” - скоро Новый год! Вот ведь, как странно: выросли на "В лесу родилась елочка...", а зажигает рождественская амэрыканська писня.
Хотя, меня нынче, все зажигает и абсолютно все радует! Солидная должность. Статус. Прекрасная физическая форма и, практически, безупречное здоровье.
И, еще, мое эмоциональное состояние жизнерадостности и легкости. И отсутствие разочарования в собственном интеллекте и образе мышления, по сути, определившего и статус, и занимаемую должность, и шикарные перспективы.
Так как же должен себя чувствовать преуспевающий, тридцатидвухлетний холостой мужчина в праздничные дни, с бликами которого, проносятся эйфорические видения будущих успехов? Да, я просто счастлив! Хотя, нет, не так - я, необыкновенно счастлив! И в канун Нового 1995 года, занимаясь подготовкой праздничного ужина в своей двухкомнатной квартире, несущей особенный след преуспевающей жизни, осознал это особенно ярко.
“Jingle bells, jingle bells,
Jingle all the way…”
И теперь, с наступлением сумерек, возвращаясь домой с вожделенным атрибутом в виде пушистой полутораметровой ели, я пою.
“Елочка, елка – лесной аромат.
Очень ей нужен красивый наряд.
Пусть эта елочка в праздничный час
Каждой иголочкой радует нас.
Радует нас.” (1) (И.Шаферан)
Пою, не следя за дыханием. Не задумываясь, чему собственно посвящено мое эмоциональное откровение: то ли самому атрибуту, который, кстати, надо еще установить и осыпать украшениями; то ли большим, мягким снежинкам, так удачно дополняющим праздничности городу, раскинувшемуся под моими ногами; то ли тому, самому наиважнейшему шагу в моей жизни, который собрался сегодня совершить.
“Елочка любит веселых детей.
Мы приглашаем на праздник гостей.
Пусть эта елочка в праздничный час
Каждой иголочкой радует нас,
Радует нас” (1)
- Видишь, какой у тебя сегодня ответственный день? – спросил я у своей елки. – Сегодня Марию Борисовну, замуж звать будем. Смотри не подведи меня!
Пиликанье мобильника, застало на гребне выразительного самолюбования и в момент, когда я, используя опыт горной подготовки, стремительно спускался по северо-западному склону Лысой горы.
Я остановился, чтобы поговорить со страждущими моего общения.
- Слушаю Подоманский,- вливая в голос металл, ответил я, восстанавливая имидж, развеявшийся во время предпраздничной суеты и двухчасового пребывания на свежем воздухе.
- Дима-а!- волнующий девичий голосок и хныкающее обращение, заставляющее обычно, быть предельно внимательным к собеседнице.
Невеста наша!
- Ты где-е? Звонила тебе домой, ты не отвечае-ешь.
- Я на прогулке. Решил перед Новым годом подышать городом,- отчитался я и, отстегнув лыжи, сошел на неглубокий снег.
- Как романтично,- кокетливо хихикая, оценила она мой поступок. - А я в ванной, второй час... Ты не представляешь, как я волнуюсь. Обзвонила подруг, все меня успокаивают, а я сама не своя... Помнишь те черные туфли, за двести баксов? У них царапина на каблуке. Настроение-е - о-ох... Дима-а, ну успокой меня!
- Успокойся милая, я не буду смотреть на твою царапину,- сказал я и улыбнулся, представив, как девочка, в осознании собственной значимости, сидя в ванной, обзванивает полгорода с тем, чтобы сообщить об объявившейся на каблуке царапинке.
- Так странно, в новогоднюю ночь в твоей квартире, одни-и... Раз не поехали на Гавайи, может все-таки, пойдем куда-нибудь? Казино или ресторан? Наши в “Саппоро” будут веселиться,- вздохнула она горестно.
- Солнце, тебе не будет скучно, обещаю,- уверенно сказал я, надеясь, что моя уверенность придаст мыслям моей подруги определенную направленность.
- Не зна-аю,- прохныкала она, а в трубке послышалось характерное для ванных комнат журчание.
- Милая, у меня еще есть кое-какие делишки, я перезвоню тебе. Целую!
- И так всегда! Когда мне нужно обязательно поговорить с тобой, у тебя возникают срочные делишки!
- Не преувеличивай дорогая... Машенька, мне действительно, еще много чего предстоит сделать, - подчеркнуто, деловым тоном заявил я, наблюдая усиление метели. - Ну, все, пока, перезвоню.
Не давая втянуть себя в полемику, совершенно не нужную в сложившейся ситуации, я отключил телефон, и горделиво взглянув на угасающий экран, бережно отряхнул поверхность от огромных расползающихся снежинок и спрятал его в нагрудный непромокаемый карман.
Глубоко вдохнул.
- Скучно с этой девочкой не будет,- сообщил я своей елке и, еще раз, полной грудью, вдохнув колючий морозный воздух, задрал лицо к звездам, едва сияющим сквозь усиливающийся ливневый снег.
"И небо сегодня такое дивное!", - вдруг умиротворенно восхитился я, наблюдая как под воздействием неких оптических законов физики, словно от вибрации, раздваиваются крупные снежинки, звезды, луна, яркие огни Южно-Сахалинска. А на рваных тяжелых тучах, феерически отражаются холодные, голубые блики.
“Jingle bells, jingle bells,
Jingle all the way…”
- Фантастика,- не сдерживая улыбки, вновь обратился я к своей елке и, почувствовав легкое головокружение, ухватился за ее липкое от смолы древко. – Хорошо то как! Повезло нам с тобой сегодня!
Повезло. Осознание этого факта, особым ощущением пришло в момент, когда я, с бокалом шампанского, сидел в своем кресле и, держа пушистую, колкую ветвь у своего лица, вдыхал неповторимый аромат хвои.
- Дима, десять минут до двенадцати, я хочу еще шампанского,- промурлыкала моя девушка, кокетливо протягивая пустой бокал.
Она расположилась в кресле напротив, и, пытаясь быть стопроцентно светской дамой, теперь изо всех сил, старалась добиться моего восхищения. Черное вечернее платье - призванное демонстрировать достоинства девичьей фигуры. Неимоверно дорогая бижутерия, для сведущих, несущая объемную информацию о хозяйке. Осанка, манеры, жесты. Спина слегка расслаблена, карие глаза с поволокой. Я был восхищен!
- Конечно, Машенька, давай проводим старый год. - Я приподнялся, чтобы наполнить ее бокал, а взгляд уплыл по ее ножке, оголенной высоким разрезом платья, вниз, к шикарным черным туфелькам, с какой-то там царапиной на высокой тонкой шпильке.
- Ты обещал не смотреть на мою царапину, - зло отреагировала она на мой взгляд.
- Прости милая,- не обиделся я, и с заговорщицкой улыбкой достал из кармана пиджака, бархатную синюю коробочку. - Это мой подарок тебе,- сказал, наполняя свой голос таким же нежным бархатом.
Не взглянув на содержимое коробочки, она поставила ее на стол и, не менее заговорщицки, сообщила:
- У меня для тебя тоже есть подарочек.
Жеманно открыв сумочку, она, мило улыбаясь, достала из нее рулон прозрачного скотча.
- Закрой глаза, милый,- нежно попросила Маша, на мой немой вопрос.
- Машенька, ты не заглянешь в ту синюю коробочку?
- Закрой глаза… Пожалуйста.
Удобно устраиваясь в кресле, я послушно прикрыл веки и тут же услышал шелестящий звук разлепляемой липкой ленты.
- Маша, через пять минут наступит Новый Год,- предупреждающе заговорил я, и, ощущая на себе тугие петли скотча, открыл глаза.
Однако наступление новогодней ночи, не стало достаточно убедительным аргументом для моей девушки. Со сноровкой, присущей упаковщикам багажа, она мастерила кокон, намертво крепя мое тело к креслу.
- Маша,- требовательно позвал я, наблюдая за метаморфозой, произошедшей с мурлыкающей, нежной красавицей.
- Зря ты не послушал меня, когда я говорила про Гавайи,- сказала она, с выражением лица, присущим телевизионным злодеям.
- Девочка моя,- приободрился я. - Билеты в Гонолулу у нас на середину января! Через Сеул!
Но Маша, уже не слушала меня. Задорно улыбаясь, она расстегивала мои рубашку, штаны и уже заносила для удара, невесть откуда возникший в другой руке, огромный кухонный нож.
- Машенька, не надо!- воскликнул я, отслеживая ее взгляд.
Лезвие блеснуло светом новогодних свечей и под звон кремлевских курантов, молнией метнулось в грудь, в живот и обратно в грудь.
- Маша, пожалуйста!- кричал я уже ничего не чувствуя и страшась видеть свое израненное тело. - Не надо-о!
А моя восхитительная девочка, уже заносила нож для повторных ударов. И, уже в смятении, не в состоянии мириться с происходящим, мой разум погружался в захлестывающие красные тени потрясения. Последнее, что я увидел, прежде чем сознание окончательно ушло в туман, методичное, вверх-вниз, движение правой руки моей невесты, сжимающей окровавленный кухонный нож… ее застывшую улыбку на искаженном лице.
И, с двенадцатым ударом колокола, помчался, полетел, понесся скоростным лифтом, в свинцовую пучину, разверзшуюся липкой, уродливой пастью. Покричать бы - не кричится, и вдохнуть бы воздуха полной грудью - не вдыхается, и порвать бы путы, коконом стянувшие члены - не рвутся. А я все падаю, и падение, пронзает вихрем сверкающих спиралей, выворачивая тело наизнанку. И память замирает в этом вихре, фиксируя туманные видения, пришедшие из кошмарных снов.
Я уже дышу, и освободился от пут, но крик, хрипом вырвавшийся из груди, застыл в первобытном страхе, перед образами уродливых существ, рожденных моей же плотью. И уже не видно пространства от миллионов ужасных морд и цепких лап, разрушающих мою Суть. Боль и отчаяние, заставляют сделать шаг в бездну. Стереть и уничтожить себя. Черным огнем небытия разрушить, порожденное мною же.
Короткий полет и удар о твердь. Услышанный треск костей и осознанные потоки теплой крови, обагрившие ночную стужу. Цветные огни, в мерцании, причудливо озаряющие бытие. И снова крик - клокочущая радость избавления. Ура?
- Ура-а-а! – выдавливая последний хрип, всхлипнул я.
- Вот на хрена, по любому поводу нужно дергать прокуратуру!?- раздраженно спросил некто, а потом с чувством пиная мое тело, сквозь обрызганную кровью «стеклянную сферу», заглянул в лицо. - Жив космонавт?
Еще как жив, вот только ни говорить об этом, ни делать каких-либо движений не хотелось, я просто лежал и улыбался осознанию этого явления.
- Нет, парни, это ваш клиент,- продолжал раздражаться некто, обращаясь к, невидимым мною, свидетелям. – И костюмчик у него карнавальный, смотри-ка… именной… кто тут у нас? Ага – Ляхов В.А.! Надо же!
- Да, пожалуй, так и есть,- согласился с ним один из присутствующих и для того, чтобы окончательно убедиться в том, что тело не дошло до состояния необходимости присутствия при нем следователей прокуратуры, тоже пнул его ногой.
Спустя минуту, несколько человек, отковыривали некую оболочку (в которой находилось мое тело), примерзшую к крыше некоего здания, попеременно сопровождая это нелегкое занятие матом и пинками. Затем, эти же люди, старательно пробовали придать оболочке вертикальное положение. Однако, столкнувшись с определенными трудностями в осуществлении этих попыток, роняли ее, и, ругаясь, вновь пинали мое тело ногами.
"Я вернулся домой!"- с каким-то, совершенно непонятным восторгом и радостью подумал я, перед тем как окончательно перестал все чувствовать.
2.
Свет проник сквозь веки, а вместе с ним и осознание пронзающей все тело боли, резкий запах лекарств, нестерпимая жажда и далекий глухой, монотонный голос:
- Так, значит Кришкину – продолжаем кеторол, салкосерил, Толухин – ярко выраженная ремиссия, пожалуй, можно перейти на папаверин, ну и пирацетам… легкие не отключаем. Всем электротерапию, ну и низкочастотку – по очереди.
- Павел Иванович! Кажется, Подоманский в себя приходит!
- Вот как? Я же говорю аппарат – чудо!
На своем запястье, я почувствовал чьи то мягкие, теплые пальцы, застывшие в поиске пульса. Затем, эти же пальцы, вскрыли мне веки, вбивая в глаза острый поток света.
- Замечательно, замечательно... Подоманский, слышите меня?
- Пи-ить,- прохрипел я.
- Прекрасно. Значит, Подоманскому, продолжаем симптоматическое лечение, продолжаем переливание крови и так же физраствор. Ну и миостимуляцию чередуем с низкочастотными магнитными полями.
- И, Павел Иванович, к нему посетители, с пятнадцатого января, уже целая очередь выстроилась.
- Никаких посещений, милочка! Очередь разогнать! Подоманскому полный покой и запрет на всякое общение.
Очередь не разогнали. Ну, а запрет на общение, судя по посетителям, получили лишь те, кто мог высказать хотя бы одно доброе слово в поддержку травмированного, растерянного, и от того впадающего в депрессию, Подоманского Дмитрия Николаевича.
Машенька! Моя милая девочка!
Следующим днем, она первой ворвалась в палату, не воспринимая никаких возражений и запретов. Несколько секунд по созерцала мое тело, украшенное гипсовыми повязками разноцветными проводами и датчиками, и “выстрелила” мне прямо в полуприкрытые глаза:
- Сволочь! Подоманский, какой же ты подлец!
- Машенька, - вяло попытался я возразить ей, сквозь не спадающую пелену и разъедающую боль в голове и груди. - Понимаешь…
- Что я должна понимать?!! Что ты изгадил мне все новогодние праздники?
Изгадил? В том смысле, что я все еще жив?
- Маша…
- Что, Маша? Я уже двадцать четыре года Маша…
- Ты лучше не приходи ко мне, - сказал я, чувствуя закрадывающийся страх, от воспоминаний новогодней ночи и стал пристально наблюдать за ее беспорядочно “летающими” руками.
- Что ты сказал козел? Да кому ты нахрен нужен, инвалид? … - Не надо меня трогать! – это она уже кричала медсестре, пытавшейся тактично вывести ее из палаты. – Не трогай, говорю! Уроды, вас всех уволят! На паперти, будете стоять с этим подонком!
И все-таки она, изловчившись, швырнула в меня стаканом.
- Невеста моя, - оправдываясь, попытался я улыбнуться медсестре, пытавшейся собрать осколки стекла из моей постели.
- Ну, мы так и подумали… Там, еще и тесть ваш, сейчас подтянется. Вероятно, теперь уже несостоявшийся?
- Хм, – сказал мой предполагаемый папенька, критично осматривая место моего пребывания, усаживаясь на рядом стоящий табурет. И дожидаясь, пока сестра выйдет из палаты с останками стакана, спросил: - Что делать будем, Митюнюшка?
- Вот вы, Борис Яковлевич, что сейчас имеете ввиду? – преодолевая головную боль, переспросил я.
- Дима, еврей здесь я, и вопросом отвечать на вопросы, позволено только мне. Ты где был две недели?
- Последнее, что помню – встречали Новый год с Машей… Ну и она, под бой курантов, кухонным ножом, превратила меня в решето… И все. Больше ничего не помню.
Борис Яковлевич около минуты внимательно смотрел в мое, искаженное болью лицо, а затем, неестественно кривя рот, зло выдавил:
- Не ожидал от тебя такой бредятины! Во-первых, Маша до трех часов ночи была дома, в семье… Бедная девочка, что она перенесла за это время, одному богу известно. Если бы не Вилсон, не известно, чем бы все закончилось… А так, хорошо, что он увез ее - хотя бы немного отвлечься от своих разочарований. Во-вторых, я тут просмотрел твою медицинскую карту, и вот что-то не пишут доктора о ножевых ранениях… Ни колотых, ни резанных.
Спустя секунду, он сорвал с меня одеяло и, задрав пижамную больничную рубашку вместе с датчиками и проводами, ткнул мне в грудь.
- Ну и где решето? – еще более возмутился он.
- Не может быть,- недоуменно прошептал я, не имея возможности нагнуть голову так, чтобы увидеть свою грудь и живот.
- Хм. Значит так. Завтра, во второй половине дня, приедет губернатор с журналистами. Интервью будет давать, вот на фоне этого, - он ткнул пальцем, куда - то мне за изголовье. – Сволочь, ты хоть представляешь, во что обходится нам всем твой выпендреж?... Шеф, наверняка, поговорить с тобой захочет, не вздумай делиться с ним своими бреднями… Ну, а я пока пойду подумаю, с чего бы у тебя такие воспоминания могли возникнуть. И заодно со специалистами проконсультируюсь.
Господи! Делайте, что хотите! Боль в моем теле, уже не позволяет ни логически мыслить, ни воспринимать происходящее, хоть с малой долей объективности. Ни адекватно реагировать на вполне добродушное обращение первого лица области.
- Здравствуйте Дмитрий Николаевич. Как ваше состояние? – участливо спросил губернатор, под вспышки фотоаппаратов и ворчание кинокамер.
Палату заполнили журналисты, с целью запечатления исторического момента в масштабе Сахалинской области.
- Дмитрий Николаевич, после тяжелейшей травмы, еще не совсем восстановился, -пришел мне на помощь главный врач областной больницы. – Но, благодаря поставленному новейшему оборудованию, и соответствующему медикаментозному лечению, динамика восстановления положительная. Состояние стабильное. Мы уверены, что результаты будут очень хорошими.
Камеры и журналистские блокноты зафиксировали уверенность главного врача. А я изумился тому, как быстро настало “завтра” – ведь я успел лишь прикрыть веки.
- Ну что ж, - высказал удовлетворение губернатор. – Сегодня мы являемся свидетелями конкретных результатов Соглашения о разделе продукции. Хочу напомнить дорогим землякам, что в прошлом году, компания “Сахалин Энерджи” подписала СРП с российской стороной в лице Правительства Российской Федерации и администрации Сахалинской области. Соглашение подписывалось при активном участии нашей администрации, и является первым СРП в России.
Шеф многозначительно обвел глазами присутствующих, дабы у тех зафиксировалось понимание величины произошедшего на Сахалине события.
- Так вот, благодаря соглашению и пониманию наших друзей из “Сахалин Энерджи”, мы уже сегодня имеем возможность заботиться о здоровье сахалинцев. Приобщиться, так сказать, к возможностям новейшего иностранного оборудования.
Он еще раз осмотрел присутствующих, осознающих, теперь наверняка, уровень заботы губернатора о жителях Сахалина и ткнул пальцем опять куда-то мне за голову.
- И этот аппарат…
- Система физиотерапии, - пришел на выручку главврач.
- Да… И эта новейшая зарубежная система физиотерапии – яркое тому доказательство и первая ласточка наших возможностей в развитии Сахалинской области.
Журналисты понимающе закивали. А губернатор, что-то шепнув главврачу, и рукой смахнув с тумбочки таракана, заботливо присел рядом с моей постелью.
- Тов… господа журналисты, прошу в актовый зал. Я более детально расскажу о закупленном оборудовании и медикаментах, отвечу на ваши вопросы. В актовый зал, пожалуйста, - проявляя деловитость, огласил главврач областной больницы, активно выпроваживая журналистов из моей палаты.
- Ну, ты как, Николаич? – проявляя озабоченность, тихонько спросил губернатор, косясь еще на одного таракана, пожелавшего освоить поверхность радио транзистора. - Не устал тут от делегаций?
- Все нормально, - прохрипел я.
- Что, и правда помогает? – кивнул он мне за голову.
- Конечно, - оценил я участие шефа.
- Ну, а случилось то чего?
- Евгений Алексеевич, если честно, я не помню… Вообще ничего не помню, что в моей жизни происходило с 31 декабря.
- Угу… Ты знаешь, во сколько обошлась бюджету эта железяка?- кивнул он в сторону “первой ласточки наших возможностей”. – В Южном, после циклона снежные валы до второго этажа, по югу области вообще полный швах…знаешь, сколько можно было техники купить вместо этого ящика? Так что, Дим, хорошо бы было, если бы в твоих воспоминаниях не всплыло чего-нибудь неподходящего… А то засуну этого физиотерапевта тебе, сам знаешь куда…
Я смущенно опустил глаза.
- Завтра девочки принесут бумаги. Твоя подпись требуется... В состоянии документы подписать?
Я преданно закивал, а губернатор внимательно посмотрел на растрескавшиеся стены палаты, пузырящийся пожелтевший потолок и заботливо расписанный гуашью плакат, оптимистично поздравляющий, всех присутствующих, с Новым 1995 годом.
- Пока ты еще начальник управления, а что потом, будем решать после того как выяснится, где ты шлялся две недели, - сказал он, перед уходом, между делом ощупав рассохшуюся оконную раму, сквозь которую, очередной сахалинский циклон, певуче, загонял в помещение бодрящие воздушные потоки. – Космонавт, итить.
Опять космонавт? К чему это? Я обессиленно прикрыл глаза.
Пытаясь в своих размышлениях зацепиться хотя бы за одно воспоминание о причинах, приведших меня на больничную койку, я стал поминутно восстанавливать произошедшие события, в последовательности – от начала новогодних приготовлений.
Бесполезно.
Картинки, юлой вращались вокруг злодейской улыбки моей невесты и блеска лезвия кухонного ножа в ее руках. А также накрывшемся, медным тазом, отпуске и авиабилетами на Гаваи.
“Бедная уточка!”- с грустью подумал я об оставленном в микроволновке, на две недели, запечённом мясе и провалился в забытье.
- Павел Иванович!- воскликнул я, едва доктор вошел в палату с утренним осмотром.
- Что же вы так кричите! – испугался Павел Иванович. – Вот уж не думал, что у вас столько сил!
- Я, едва вас дождался… Поймите меня правильно, я до сих пор в полном недоумении о причинах моего здесь пребывания. Что со мной, доктор?
- Хм. А вы что же, Дмитрий Николаевич, совсем ничего не помните?
- Совсем.
Павел Иванович, недоверчиво поглядел на меня, раскрыл медицинскую карту и с чувством зачитал первичный диагноз:
- У больного, ну, в смысле у вас, Дмитрий Николаевич, наблюдаются: множественные переломы костей черепа (трещина в правой височной части, гематома затылочной части); реберных костей (переломы пятого, шестого ребра, правая сторона); переломы конечностей (кисть левой руки, пяточная кость правой ноги); глубинные кровоизлияния во внутренних органах, механическое повреждение печени. Большая потеря крови.
- Ну ни хрена себе!
- Да. В общем, как вы понимаете, никто уже и не надеялся. Если честно, при нынешнем оснащении местной медицины, больных с похожими диагнозами, оставляют тихо умирать. Но тут, очень своевременно, выяснилась ваша личность. А к вашей способности бороться за жизнь, так же очень своевременно, прибавилась способность ваших друзей, слетать в Саппоро и привезти необходимые оборудование, медикаменты и соответствующего специалиста.
Так что, не обессудьте: палату вам организовали в хирургическом отделении отдельную, но этот аппарат, способен помочь одновременно и другим страждущим. Поэтому, тут, рядышком с вами, еще пара дельтапланеристов пристроилась. Не обидитесь?
- Да чего уж там,- попытался я улыбнуться.
- Дмитрий, вы мне все-таки объясните, откуда можно упасть на крышу отдельно стоящего девятиэтажного дома, чтобы заполучить этот диагноз?- удивленно спросил он, помахивая моей медкартой. - Причем ночью. И вы были в космическом скафандре. Помните? Вы не представляете, сколько понадобилось приложить ловкости и сил, чтобы извлечь ваше двухметровое тело из скафандра, предназначенного для человека ростом метр шестьдесят!
- Я был в скафандре?
Так вот почему меня так часто в космонавты сватают.
- Ну, последнее что помню - тридцать первого декабря, я стоял на северо-западном склоне пика Чехова и смотрел на ночной город… по телефону говорил.
- А-а,- понимающе протянул он. - Тридцать первого декабря, та-ак. Но на крыше, вы обнаружились тринадцатого января, и вашим повреждениям, судя по осмотру, было часа три от роду… Кстати, телефона при вас не было, это на случай эксцессов с претензиями, понимаю вещь очень дорогая, но…
- Да-а, и вот еще, помню шампанское пил на Новый год... с девушкой!
- На Новый год, шампанское. Угу. Я так понимаю, Дмитрий, что из сознательной жизни, вы выпали на две недели. Было бы не плохо, припомнить хронологию этих недель, а то, знаете ли, проблемы могут возникнуть, с психиатром. Вы ведь понимаете, что мы должны соблюдать правила? Особенно, по отношению к таким пациентам, как вы… Так вот, согласно правил, вам после такой травмы, в любом случае придется общаться с психиатром.
- Павел Иванович, вы тут, диагноз зачитывали... вы ничего не пропустили?- спросил я, терзаемый смутными воспоминаниями и абсолютно не обращая внимания на рекомендательные намеки лечащего врача.
- ??
- Про ножевые ранения в области груди, живота, паха?- спросил я, умоляюще глядя ему в глаза.
- Нет,- твердо ответил он. - Ножевых ранений не было.
- Странно,- тихо удивился я, отчетливо припоминая яркие новогодние любовные утехи.
Доктор с подозрением посмотрел на меня.
- Странно другое,- сменил он тон на заговорщицкий. - Поверьте, Дмитрий, я достаточно долго практикую в области травматологии, но ни разу не встречался с подобными случаями, и не слышал от кого-либо, о темпах регенерации поврежденных органов, проявляющихся в вашем случае.
- Японский аппарат?- предположил я.
- Конечно, его роль существенна, но… вряд ли. Эти дельтапланеристы были подключены, практически одновременно с вами, и характер повреждений у них, значительно меньше ваших. Но они до сих пор, лежат вот, и даже заговорить не пытаются.
- Революционные, японские препараты?
Он отрицательно покачал головой. А потом еще тише заговорил:
- Есть еще одна странность - ваши анализы показали наличие в организме стрихнина, тетраэтилсвинца и мускардина. И все это в дозах, совершенно не совместимых с нормальным функционированием центральной нервной системой. Митя, вы употребляете наркотики?
- Да вы что?!- возмутился я.
- Во-от, в этом и есть, еще одна странность. Конечно я не специалист, пришлось проконсультироваться, и мне подсказали, что человек, в таком количестве употребивший стрихнин, этиловую жидкость и зажевавший парой мухоморов, в состоянии прожить не более часа… А печень? При выявленном механическом повреждении, и с учетом компонентов, показанных первыми анализами крови, ее просто нужно взять и выкинуть. А у нее, вместо отчуждения, фантастические темпы восстановления… Может это новый вид наркотика? Вы, там, на пике Чехова ничего себе не кололи? Не курили? Не нюхали?
- Елку нюхал, которую домой тащил… Несколько раз.
- Посмотреть бы мне на эту елочку,- не поверил доктор и, собравшись уходить, приподнялся с прикроватной табуретки, но вновь обернулся ко мне. – И все же, Дмитрий, откуда у вас советский космический скафандр?
Хороший вопрос. Я и сам, вот уже неделю мучаюсь, что бы ответить на него.
- У меня родственники, в космической промышленности,- высказал я самую оптимальную версию, тем самым еще больше усугубляя сомнения доктора.
Усмехнувшись моему сообщению и своим мыслям, Павел Иванович раздавил пробегающего мимо таракана и еще раз, на всякий случай, взглянул на показания японского аппарата, работающего теперь только на дельтапланеристов.
- Родственники из космической промышленности, могли бы более лояльно подойти к подборке размеров скафандра, - аргументированно заметил он, выходя из палаты.