МАРТИН ЛЮТЕР
У.Морис Коль (1883)
Прошло почти 400 лет с момента рождения Мартина Лютера. История является самым благородным для него памятником. В течение всех этих столетий влияние виттенбергского профессора можно легко заметить во все времена. Однако не удивительно, что мир должен был так долго довольствоваться лишь очень малыми знаниями о частной жизни этого чудесного человека. Было бы трудно указать на хотя бы одну биографию, которая даст нам его верный портрет. На нашем языке, видимо, нет ни одной работы, в которой его личность не затушевана случайными делами, и до сих пор справедлив упрек немцев нашей литературе из-за того, что в ней так мало сказано о человеке, который по сути создал немецкий язык и немецкий народ. Было высказано предположение, что большинству обычных читателей не составит труда писать все, что они знают о Лютере, на листе записной книжки, и это, вероятно, не очень преувеличенная оценка популярного невежества. Разумеется, многие слова и дела этого человека, хорошо знакомы всем нам. Многие басни и измышления, касающиеся его, можно с легкостью вспомнить. Но что касается его жизни от детства до старости, большинство из нас должно признаться, что мы знаем о нем очень мало. И это совершенно необъяснимо. Величина событий, в которых он был главным деятелем, порой затмевает его индивидуальность. Вероятно, ни одна фигура ни в какую эпоху не произвела в мире столько шума, как Лютер, выступивший против церкви и "великого города" Рима. Последствия этого были неизбежны: он стал для многих чем-то большим, нежели человеком, подверженным ошибкам. Трудолюбивый историк вполне может быть озадачен массой противоречивых свидетельств. С одной стороны, толпа критиков обратилась к задаче подорвать престиж великого немецкого реформатора с таким рвением, что, последовав этим слепым вождям, мы можем прийти к выводу, что он был невежественным и развращенным монахом, тогда как сама Реформация была просто революцией против авторитета как политического, так и религиозного характера. Другие, опять же, пришли к несомненной необходимости объяснить события, относящиеся к Реформации, как к неминуемому исходу упадка средневековья, и сочли, что дело Лютера не потеряло бы ничего, если бы он сам никогда не родился. Все его мотивы, слова и дела интерпретировались бесконечным разнообразием способов. Будет совершенно излишним гадать, чем была бы Реформация без Мартина Лютера и его незаменимого помощника Филиппа Меланхтона. Вся история, во всяком случае, приняла бы совсем другое направление.
Будучи очень скромного происхождения, Лютер был призван к великой, исключительной чести. Он был сыном крестьянина. Дата его рождения точно неизвестна или, во всяком случае, подвержена сомнениям благодаря римско-католическим писателям, которые не могли найти достаточно злого рока для его судьбы. Как ни странно, по словам Меланхтона, мать Мартина помнила день и месяц, но не год его рождения. По общему согласию его биографов, этой датой является 10 ноября 1483 года. О его родителях, Иоганне и Маргарите Людерах, мы знаем не так много, однако его отец явно был примечательным человеком. Верный, простой и трудолюбивый, он был в то же время строгим и упрямым. Он имел некоторое образование и читал книги, которые мог достать, хотя ясно, что в конце XV века их было не так много, даже если Возрождение уже пришло в Германию. Маргарет была образцовой женой; другие честные жены, - по выражению Меланхтона, - смотрели на нее как на образец добродетели. Мартин был обязан своим родителям первым урокам набожности, которые были сильно связаны со страхом. Похоже, они были действительно слишком суровы, поскольку, как говорит сам Мартин, они использовали розгу с таким усердием, что он стал робким. Однажды мать избила его до крови за кражу орехов, а отец был настолько суров, что ребенок привык прятаться в дымоходе, чтобы избежать его гнева. Однако, похоже, нет никаких сомнений в том, что Мартин был от природы упрям и упорен, и хотя он сам обвиняет своих родителей в суровости, то упорство, которое позволило ему исполнить свое жизненное дело, вероятно, было в немалой степени создано именно семьей. В школе в Айзенахе практиковалась такая же грубая и суровая дисциплина. Однажды, по его словам, его избили несколько раз за день (? - Пер.), и явно не за тупость, ибо с шести лет маленький Мартин с легкостью читал и писал. У него не было радостного детства, ибо оно было лишь чередой испытаний. О его сверстниках мы почти ничего не знаем. Он был одним из шести или семи детей в семье, но даже имена его братьев и сестер не сохранились (1).
В 1497 году Мартин и его товарищ Ганс Рейнике отправились в школу францисканцев в Магдебург. Здесь у них были ничтожные средства к существованию - милостыня и заработки пением в хоре. Отец Мартина на этот раз почти не мог помочь ему, так что, промучившись в Магдебурге в течение года, он вернулся в Айзенах, где некоторое время мог просить на жизнь и учебу, ибо в тогдашней Германии было почти нормой давать еду и мелкие деньги студентам, которые ходили от двери к двери с молитвой и просили "хлеба для Господа". Конечно, этого хватало не всегда, но эта практика была распространена и кое-где дожила до XIX века. Одно имя в этой связи будет вспоминаться всегда. Урсула фон Котта, жена или вдова богатого гражданина Айзенаха, заработала бессмертную славу своей помощью юному Мартину, и он очень многим обязан ее доброте к нему, так что впоследствии, оглядываясь через многие годы на голодные дни, он упоминал "мой дорогой Айзенах". Здесь он изучал грамматику, риторику, поэзию и латынь под руководством Требония, ректора монастыря босых кармелитов, который испытывал к Мартину редкую симпатию. Лютер был обязан ему первыми уроками самоанализа и оказывал большое уважение, будучи одним из его учеников, благодаря своей покровительнице, в течение четырех лет.
Когда Лютеру исполнилось восемнадцать, он поступил в уже ставший известным Эрфуртский университет с намерением освоить право согласно пожеланию отца. Название «Мартинус Людер из Мансфельда" было записано в реестр университета в 1501 году, причем запись была сделана ректором Йодоком Трутфеттером*, который был одним из учителей Лютера философии и стал впоследствии одним из его великих противников, так что Лютер винил себя в том, что он ускорил его смерть своим восстанием против схоластического богословия. Мартин уже мог свободно писать и разговаривать по-латыни. Он отличался также большой проницательностью, и его редкое естественное красноречие сделало его ведущей фигурой в диспутах, которые тогда были важной особенностью немецкой университетской жизни. Лютер стал заниматься правом, логикой и диалектической философией. Писания Оккама, Скота, Бонавентуры и Фомы Аквинского** были в это время его главным умственным багажом. Он достиг замечательного успеха как в средневековой, так и в древней философии, хотя такие исследования были для него в новинку, и он с радостью нашел возможность изучать классику, предоставляемую бесценными коллекциями университетской библиотеки. Среди его друзей по Эрфурту есть те, кто достоин памяти. Самый известный из них - Георг Спалатин, впоследствии доверенное лицо Курфюрста Саксонии Фридриха III и один из самых стойких друзей Лютера. Лукас Кранах был на десять лет старше его, и впоследствии был придворным художником трех князей и одним из соратников Лютера, написавшим, видимо, самый известный его портрет. Кротус Рубиан, друг Ульриха фон Гуттена, был одним из лидеров гуманистов Эрфуртского кружка, которым суждено было сыграть немаловажную роль в предстоящей Реформации. Лютер завел дружбу со всеми этими людьми. В 1502 г. Лютер стал бакалавром философии. Его главным отдыхом была музыка. Ничто не очаровывало его в жизни так, как песня и лютня. "Музыка, - сказал он как-то, - есть великий дар Бога, и она приближает к Богу. Я не хотел бы лишиться тех небольших навыков в музыке, которые у меня есть". Он играл на лютне и флейте, и учил музыке всех своих детей. Он также обладал большим интересом к механике и умело работал на токарном станке. У нас нет достоверных данных о его личной жизни в студенчестве, но, по-видимому, в молодости он еще не обладал энергией и жизнелюбием зрелых лет.
Жизнь Лютера в Эрфурте была полна тревог, и он страдал как душевно, так и телесно от постоянного напряжения, которому он подвергал свой ум. Он был ненасытным учеником. Объятый лихорадочной тягой к знанию, сын крестьянина был сбит с толку среди бесценных книг, оказавшихся теперь в его распоряжении. Он изучал логику и право, философию и богословие, поэзию и художественную литературу. Но лишь в 20 лет в университетской библиотеке Лютер впервые увидел Вульгату. До сих пор он встречался только с фрагментами Писания, которые были предназначены для чтения в церквах. Нельзя сказать, что это был поворотный момент во всей его жизни, ибо нет свидетельств, что до этого времени на него особенно влияли религиозные чувства. Он был обычным набожным католиком, но не более того. Однако именно с этого периода в его карьере появляются заметные изменения. Он прошел через агонию сомнения, и хотя даже его горькие враги обвиняют его в том, что он вел нечестивую жизнь, он сразу осознал свои недостатки. Тем не менее он мог только читать латинскую Библию в библиотеке университета в то время, когда ему это разрешали. Он все еще был студентом юридического факультета, но его склонность к тому, чтобы сделать делом своей жизни богословие, постепенно росла, пока не произошло то, что заставило его изменить все планы. В 1505 г. один из его друзей был убит на дуэли, что в ту пору не было редкостью в немецких университетах. Примерно тогда же, когда Лютер отправился в Мансфельд посетить родителей, его едва не убила молния. В ужасе он поклялся принять монашество, и обет сдержал. Несмотря на просьбы отца и слезы матери, в полночь 7 июля 1505 года он вступил в монастырь, взяв с собой Плавта и Вергилия как единственное, что он был готов оставить себе из прежней жизни.
Лютеру повезло в выборе братства. Иоганн Штаупиц, генерал-викарий монастыря св. Августина в Эрфурте, был тогда далеко впереди своего времени, и это был человек обширной учености и широкого круга общения. Он быстро заметил одаренность Лютера. Сам Лютер частично поднял завесу, которая в противном случае окутывала бы его монашескую жизнь. Во время своего новициата он начал систематически изучать Библию. "Когда я вступил в монастырь, - говорит он, - я попросил Библию, и братья дали мне одну в рыжем переплете. Вскоре я хорошо знал, что на какой странице". Его причудливые привычки, однако, спровоцировали зависть некоторых монахов, так что он должен был выполнять свои обязанности и в то же время просить еды на улице с сумой на плечах. Он подвизался в монашеской келье, и, хотя Штаупиц приветствовал его путь, он не мог полностью удовлетворить свою тягу после к высокой жизни, и умерщвление греха у него чередовалось с растущими сомнениями.
Университет Виттенберга тогда только создавался, и в 1508 году Лютер с любезного согласия Штаупица сменил свою келью в Эрфурте на кафедру философии и богословия в этом излюбленном детище Фридриха Мудрого, где также было подворье августинского монастыря. Здесь Лютер жил, читал лекции и поочередно проповедовал в монашеской часовне и университетской церкви. В то время в университете было около 400 студентов, но через несколько лет благодаря славе новых профессоров их число выросло до двух тысяч. Это было связано с тем, что университет, которому суждено было стать местом рождения Реформации, был не таким, как в Лувене, Кельне и Лейпциге, где университеты создавались папой и епископами, ибо он был создан курфюрстом, сделавшим Реформу возможной, и к тому времени, как там появился Лютер, стремление к свободе, уже ощущавшееся в Германии, приняло ту определенную форму, которая подготовила нацию к тому, чтобы получить "открытую Библию и проповедь Евангелия". В марте 1509 года Лютер, подав заявление, получил степень бакалавра богословия, и смог каждый день читать лекции по Библии - и понятно, что это была близкая ему тема. Слава его лекций вскоре распространилась повсюду. Красноречие и накал, с которыми он излагал богословские вопросы, привлекали студентов со всех уголков страны, и сам Фридрих Мудрый приехал в Виттенберг послушать молодого профессора.
Именно в этот момент Лютеру суждено было посетить Рим. Он был выбран как один из двух эмиссаров своего ордена, которым было поручено разрешить некоторые спорные вопросы. Это путешествие было самым весомым по результатам. Никогда с начала христианской эры паломник не нес более благоговейно усталые ноги к святыне, чем Лютер в город, все еще в его глазах святейший на земле, где наместник Господа воссел на престоле Петра. Однако, по мере того как он приближался к этой земле обетованной, у него стали расти сомнения. Великолепие итальянских монастырей, их показная роскошь стали для изнуренного августинского монаха страшным сюрпризом. Немецкий аскет, просивший еды от двери к двери, не мог не сопоставить строгую бедность своего братства великолепию бенедиктинцев, которые мало знали об умерщвлении плоти и не слишком много молились. В Болонье у Лютера была опасная болезнь, но он выздоровел. Через несколько недель после того, как он покинул Виттенберг, он прибыл в Рим. Юлий II был теперь на папском троне. Перемежавший невоздержанный разврат с политическими комбинациями, которые должны были сделать его господином мира (2), он не имел ни досуга, ни желания даже притворяться, что ведет христианскую жизнь. Духовные обязанности очень мало значили в папском дворце. Лютер, полный рвения и почтения к папскому авторитету, получил лишь скудную благосклонность. Юлий не мог беспокоиться о ссорах нескольких немецких монахов. Но, хотя Рим этого не знал, пророк пришел в него. Лютер посетил церкви. Со всех сторон были непочтительность и продажность, и нигде не было ни тени духовной религии. Великая истина, что "праведный верою жив будет", вообще не была слышна. Римские священники даже упрекали Лютера в том, что он не читал мессу быстрее. Честный монах был поражен увиденным и услышанным. Тем не менее он не был праздным и стал изучать иврит у знаменитого раввина Элиягу Леви - что было необходимо для работы, которую он запланировал. Вероятно, никогда в мировой истории не было конфликта, чреватого такими важными результатами для человеческого ума. Лютер пробыл в Риме две недели. Он пришел туда папистом, а ушел протестантом до конца.
Лютер вернулся в Виттенберг в печали и растерянности. Теперь его сомнения вышли на поверхность и быстро явили себя и в келье, и в преподавании, и в проповеди. Между тем его слава уже распространилась повсюду. Город, едва приобщившийся к цивилизованному миру, уже слышал о философии профессора из Виттенберга. Теперь впервые он начал публично оспаривать мудрость и благочестие папства. Его слова снабдили слушателей большим количеством пищи для размышлений. На некоторое время он принял на себя обязанности викария ордена. Штаупиц был рад передышке из-за постоянных жалоб своей паствы и разногласий с ней, и, возможно, различая знаки времени, он хотел, чтобы Лютер сыграл заметную роль в грядущем возрождении религии. "Сейчас нужно, друг мой, - сказал он Лютеру, - чтобы вы стали доктором Священного Писания". Лютер был ошеломлен перспективой получения такой чести, но он преодолел сомнения, и курфюрст взял на себя все сопутствующие расходы (3). Теперь он приложил все усилия к изучению греческого и иврита ради дела, к которому должен был приступить. Он уже был выдающимся ученым. В эпоху, когда философия была одной из самых изученных наук, он отличался самой глубокой эрудицией. Как и весь его орден, он следовал принципам номиналистов, и был прилежным учеником Отцов, особенно Августина. Из схоластов его все еще привлекали Оккам и Жерсон, в то время как его долг Рейхлину и Иоганну Таулеру вряд ли можно преувеличить. Библию, конечно, он знал лучше любого католика. В какой-то мере Лютер преодолел теперь грехи молодости. Среднего роста, коренастый, он обладал всеми чертами проницательного и энергичного ума и мужества.
Неподалеку от Виттенберга жил монах Иоганн Тетцель, человек явно безнравственной и нечестивой жизни. Несмотря на это, он был нанят архиепископом Альбертом Майнцским, молодым карьеристом, в двадцать с небольшим ставшим кардиналом, как немецкий агент для продажи индульгенций. Будет излишним описывать здесь эту деятельность, но как бы плоха она ни была сама по себе, она стала в тысячу раз хуже из-за печально известных манер, с которыми Тетцель занимался ею. Он выбрал для этого ежегодные ярмарки и со всей помпой и нахрапом полномочного папского представителя доказывал ценность индульгенций, которые он фактически выставил на продажу. История не оставила сведений, где и как Лютер впервые столкнулся с Тетцелем, но известно, что некоторые из тех, кто купил его бумаги, позже исповедовали Лютеру очень грубые грехи, после чего, когда он наложил на этих людей суровые епитимии, они побежали жаловаться Тетцелю, добиваясь отпущения. Возмущение Лютера усилила его неосмотрительность. Не зная, что Альберт был заинтересован в продаже индульгенций, он написал ему письмо с возражениями, на которое ответа не получил. Обратившись к Штаупицу, Лютер заявил: "Я выступлю против этого грубого кощунства, я буду писать против него и всеми силами постараюсь его уничтожить". Штаупиц ответил: "Ты станешь писать против папы? Да кто ж тебе это позволит? Умоляю тебя, воздержись!". - "Предположим, они должны это разрешить!" - ответил Лютер. И он не бросал слов на ветер. В канун Дня всех святых 1517 года Лютер прибил свои 95 тезисов дверях церкви в Виттенберге и тем самым начал Реформацию.
В самом этом акте ничего примечательного не было. В те дни полемический дух царил во всех школах, и диспуты по вопросам доктрины были столь же обычны среди ученых, как дуэли среди военных. Также сами по себе тезисы не содержали протеста против папского авторитета. Они атаковали лишь индульгенции и злоупотребления ими. Лютер еще не отказался полностью от всякого использования индульгенций, но утверждал лишь, что "индульгенция от папы не освобождает от канонических покаяний в грехе, установленных Церковью, и не распространяется на наказания, которые причиняет Бог, что прощение грехов возможно только от Бога, через настоящее покаяние и печаль, и что Бог не примет иного покаяния или удовлетворения" (4).
Тезисы Лютера всколыхнули всю Германию, ибо они придали форму настроениям, уже ставшим популярными. Тетцель, бросившись защищаться, признал непогрешимость папы и выпустил ряд возражений, которые, видимо, не стоили бумаги, на которой печатались. Иоганн Экк, на поддержку которого Лютер сначала рассчитывал, напал на него с яростью, как и два ученых доминиканца - Сильвестр Прийер из Рима и Якоб Хохстратен из Кельна. Лютер был озадачен бурей, но он стоял на своем скромно и твердо. В начале следующего 1518 г. августинцы по общему согласию встретились в Гейдельберге, и здесь Лютер стал защищать свои позиции столь искренне, что убедил многих из братьев. Здесь же он обратился с твердыми, но почтительными письмами к папе и архиепископу Майнцскому в Магдебург. Хотя Лев Х обратил внимание на эту полемику (5), он, видимо, быстро передумал, потому что 7 августа Лютер получил приказ в течение 60 дней явиться в Рим в суд. Тем не менее курфюрст Фридрих заявил, что Лютера следует судить в Германии, согласно церковным законам страны.
В октябре после слез студентов Лютер выехал из Виттенберга, чтобы встретиться с кардиналом Каэтаном, доминиканцем, не способным рассудить спор с августинцами, начитанным в схоластической литературе, но не знавшим Писания глубоко. Их спор мог иметь лишь один результат. Лютер был не таким человеком, чтобы подчиниться голой власти, если его не убедят аргументами, с ним же не могли спорить по Писанию из-за недостатка знаний. Лютер был вынужден прекратить обсуждения, сославшись на то, что его вправе судить папа, но не Каэтан (ибо Лев Х неосмотрительно выпустил указ, требующий от всех католиков верить, что только он имеет полную власть прощать грехи). Помимо понтифика, Лютер решил апеллировать к вселенскому собору. В следующем году Карл фон Мильтиц, папский канцлер, попытался добиться подчинения Лютера более хитрым путем, и, не будь твердости курфюрста, ему удалось бы заманить Лютера в Рим. Однако многие события привели к тому, что разрыв стал открытым. Смерть императора Максимилиана усложнила дело, когда курфюрст Фридрих был назначен имперским регентом. Папа был слишком занят своими интригами, обеспечивая вступление на императорский трон кандидата, благоприятного для папства, чтобы заниматься делом одного монаха. Знаменитый диспут Экка с Лютером в замке Плиссенбург в Лейпциге по поводу папского превосходства и авторитета, несомненно, также утвердил Лютера в его убеждениях.
Лютеру было 36 лет. Жизнь в тревоге, интенсивный труд и учеба последних лет сильно повредили его конституцию. Он исхудал как скелет, но не потерял прежнюю энергию и огонь в дебатах. Обладая сильным естественным красноречием и мелодичным голосом, он подкупал своей искренностью, которая говорила о том, что это человек, защищающий правду, и сразу же давала ему неизмеримое превосходство над простыми схоластическими спорами. Он, однако, не был свободен от вины. Он ответил своим противникам слишком сильным раздражением и часто переходил на личности. Однако мы не должны забывать, что большая часть его страсти была полностью оправдана, и что в ту пору, когда он жил, его случай был далеко не единичным, ибо многие злоупотребляли искусством спора. Те, кто предпочитает мягкое и мирное расположение Меланхтона, состоящее в приятном контрасте с жестким упрямством Лютера, могут спросить себя, могла ли Реформация без Лютера достичь хоть чего-то. Время для компромисса еще не наступило.
Среди результатов дебатов в Лейпциге были доказательства того, что власти были на стороне Лютера. Университеты Лувена и Кёльна осуждали его предложения. В ту пору Лютер еще не знал, насколько он сможет рассчитывать на поддержку за пределами своего университета. Однако по возвращении в Виттенберг он перешел в наступление. Вызов был брошен, и мир увидел, что в состязании, при котором вся власть Рима была брошена против провинциального преподавателя, исход был почти предрешен. Экк, пылающий яростью, поспешил в Рим, чтобы уничтожить Лютера, там сожгли его чучело и издания его работ, которые уже стали распространяться через печать по всей Европе. Лютер опубликовал, среди прочего, трактат "О вавилонском пленении Церкви", где он утверждал, что Церковь оказалась в плену у папства и что Христос постоянно оскверняется идолопоклонством, в которое вылилось учение о пресуществлении. Не удивительно, что работы такого рода пользовались спросом. Во Франции, Испании, Италии и Нидерландах, а также на всей территории Германии и Швейцарии их ждали с нетерпением. Когда папа счел нужным подавить распространение раскола в Германии, он уже начал продвигаться почти во всех других странах Европы.
15 июня 1520 года Лев X, наконец, закрыл дверь для примирения, выпустив буллу против Лютера, где 41 его предложение было осуждено как еретическое, скандальное и несущее проклятие, и всем католикам было запрещено, под страхом отлучения, проповедовать это учение или содействовать его распространению. Он далее осудил все сочинения Лютера на огонь, в то время как Лютеру и его последователям было приказано исповедовать свои ошибки в течение 60 дней или быть отлученными от церкви. Лютер ответил, возобновив свое обращение к авторитету будущего собора с подтверждением всех осужденных предложений. Приняв решение об отделении, он подчеркнул его тем, что предал огню буллу вместе с копией папских канонов 10 октября 1520 года при огромном стечении людей прямо у ворот Виттенберга. Это было рассветом той христианской свободы, о которой он уже писал. После этого акта открытого неповиновения сразу последовала вторая булла, отлучающая Лютера от римской церкви. Но Германия уже сплотилась вокруг молодого профессора. Кульминация приближалась.
Карл V воссел на имперский престол, когда ему было всего 20 лет. Чтобы подтвердить его коронацию, был созван императорский рейхстаг в Вормсе, где император также должен был подтвердить понтифику, что непокорный монах будет наказан. К счастью, Карл прислушался к мнению курфюрста, который посоветовал ему не осуждать Лютера без слушания дела, как предполагалось сначала. Согласно древним канонам такое дело можно было слушать лишь на поместном соборе Германии, где присутствовали бы епископы, некоторые аббаты и князья. То, что позиция Лютера уже была достаточно сильна, обеспечило, чтобы процесс шел хотя бы с внешней справедливостью. Легко представить, что результаты вызова Лютера в Вормс могли быть намного хуже. Многие не верили, что император гарантирует ему безопасность. Его путь из Виттенберга в Вормс был сплошной овацией, которую Германия никогда не предоставляла ни одному человеку и вряд ли кому предоставит. Денег для восполнения его нужд было достаточно, и доктору Лютеру была предоставлена открытая карета, ибо здоровье не позволяло ему идти, как обычно, пешком. В Эрфурте он получил прием с энтузиазмом и проповедовал в пасхальное воскресенье. Во время его проповеди от напора толпы рухнула одна из конструкций, и люди в ужасе побежали. Однако Лютер продолжал проповедовать, и притяжение его слов было таким, что даже в век суеверий заставило многих вернуться в поврежденное здание. В Лейпциге магистраты подали ему чашу чести, что было традиционным приемом почетных посетителей. В Веймаре Иоганн, герцог Саксонский, пополнил его скудный кошелек. В Айзенахе он посетил благочестивого паломника в доме Урсулы фон Котта и едва не застрял из-за болезни, но, чтобы не поддаться искушению не подчиниться императору, он поехал дальше. Его приветствовали незадолго до того, как он добрался до Франкфурта, и один священник послал ему портрет Савонаролы, предлагая ему «упорствовать во славу Божию". Жаль, что нет никаких доказательств того, что он написал по пути в Вормс знаменитый гимн - «Ein feste Burg ist unser Gott", который является не только национальным псалмом Германии, но и глубоко погружен в сердца лютеран; по-видимому, лучшее мнение указывает на то, что он был написан позже, но вполне возможно, что замысел этого псалма проник в душу реформатора именно тогда.
Так Лютер вошел в город, которому отныне суждено было стать знаменитым. Его сопровождали огромные толпы и приветствовало почти все население Вормса. Тем не менее из князей ему тогда сочувствовали немногие - Филипп, молодой ландграф Гессенский, герцог Вильгельм и курфюрст Фридрих. Молитва Лютера перед рейхстагом сохранилась, и она ясно показывает, что реформатор боялся худшего и уже столкнулся с горечью смерти. Тем не менее он решительно вошел в собрание. Это было страшное испытание. Император, шесть курфюрстов, эрцгерцог, 27 герцогов, два ландграфа, пять маркграфов и многочисленные графы, архиепископы и епископы, образовали трибунал, перед которым могли бы задрожать самые отважные. В галереях было много людей. У Лютера было мало явных друзей не из толпы, а вопли бунтующих крестьян не могли успокоить реформатора. Он признал свое авторство книг, когда их заголовки были прочитаны ему, и тогда попросил и получил время, чтобы обдумать их защиту.
Нет необходимости подробно пересказывать события этой, пожалуй, самой запоминающейся сцены его жизни. О них говорили снова и снова, и Лютер больше всего памятен именно по Вормсу. Сколько было сказано ухищрений и софизмов, чтобы заставить его отступить! Но силы лжи и лести быстро истощились. Кохлеус, например, соблазнял Лютера славой оратора и спорил с ним, рассчитывая, что он потеряет осторожность и заплатит за это жизнью. Но все это было бесполезно: Лютер заявил, что он не откажется от своих убеждений, если его не убедят доказательствами из Писания или на основании разума. Его бесстрашие вдохновило мужество у немецких князей. Перед лицом чувства, сложившегося среди дворян и народа потребовалось бы большее влияние, чем у Карла, который не мог просто выдать Лютера на расправу. Даже приговора, осуждающего его книги и учение, удалось добиться с трудом. Принятое в итоге решение не позволяло просто казнить его публично, а указ об имперском запрете был хитростью, предполагавшей решение всего рейхстага, хотя многие князья с заседания просто ушли. Несмотря на сомнительную законность, все это было довольно действенно.
26 апреля Лютер покинул Вормс и на три недели был защищен от ареста, но после этого срока его мог схватить и доставить к императору любой, кто захочет и сможет. Ситуация была чрезвычайной. К счастью, Фридрих понял, насколько велика опасность и как жаждет Рим крови Лютера. Реформатор безопасно достиг Айзенаха и, посетив родителей, отправился в Вальтерсхаузен, где вооруженные всадники его остановили и, позволив его спутникам бежать, доставили его в замок Вартбург. Здесь Лютера назвали "рыцарем Георгом" и формально взяли в плен. Этот замок имел для него самое большое значение, ибо он позволил ему отдохнуть и восстановить потерянные силы. Лютер стал заполнять утомительные часы, начав самый славный труд его жизни - перевод Нового Завета на "высокий немецкий", который впервые принял определенные очертания именно в Вартбурге. В эту пору он начал писать также медитации, такие, как "С острова Патмос".
Тем временем и друзья, и враги Лютера были в ужасе от его исчезновения, ибо в течение нескольких месяцев он отсутствовал, как провалившись под землю. Однако поскольку император не очень стремился схватить его, Лютер почти перестал скрываться. Друзья не раз смогли посетить его, он посетил переодетым Готу и Эрфурт, к концу года он открыто съездил в Виттенберг и, наконец, против воли курфюрста покинул Вартбург в марте 1522 года. Он смог пойти на этот смелый шаг в результате того, что Реформа продвинулась вперед. Однако тогда поднялся и дух фанатизма. Карлштадт, которого отлучили вместе с последователями Лютера, начал разрушать изображения в церквях, и собрав вокруг себя простых людей, создал секту, которая угрожала уничтожить первые плоды Реформации. Молодая церковь в Виттенберге остро нуждалась в сильной руке для руководства; и не обращая внимания на риск, который неизбежно возникал для него, и даже на предостережения курфюрста, Лютер снова взял на себя инициативу. Это было самое занятое время в его жизни. Отныне он не знал досуга. Из-под его пера выходила книга за книгой, перевод Библии продолжался в разгар больших трудностей, и Новый Завет был завершен и опубликован. Генрих VIII (6) через своего капеллана Эдварда Ли выступил против Лютера в защиту семи таинств, доказывая также, что его учение якобы грозит распущенностью (7). Подобные вопросы, так же как месса, культ святых и монашеские обеты, требовали скорейшего урегулирования. Защита Реформации как таковая не могла не развиваться постепенно и требовала работы многих лет.
Смерть Льва Х и восшествие Адриана VI на папский престол, возможно, способствовали тому, что для Лютера настали сравнительно мирные времена. Конечно, Адриан потребовал от Нюрнбергского сейма 1522 года казни еретика, но, зная злоупотребления, существующие в римской церкви, и не желая злить немецких князей, он согласился на перемирие. Страшная гражданская война теперь угрожала Германии. Гец фон Берлихинген с тысячами крестьян готовился напасть на дворян, а Томас Мюнцер, который теперь был лидером фанатиков Цвиккау и которого Лютер в письме к Спалатину описывает как "инструмент сатаны, полный гордого и яростного духа и глухой к голосу разума", объявил себя пророком и духовным вождем и претендовал на сверхъестественные дары для руководства повстанцами в Тюрингии. Дворяне винили Лютера в том, что он был автором этой вспышки насилия, но он безусловно помог подавить ее и неустанно старался положить конец этим ужасающим сценам. Лютер проповедовал по стране и призывал народ к миру и порядку. На протяжении 1523- 1525 годов он делал все возможное, чтобы остановить волну восстания, защищая даже монахов и монастыри от фанатиков, а дворянство - от крестьян. Это страшное время не допускало компромиссов. "Те, кто берут меч, - заявил Лютер, - погибнут от меча", и он, сын крестьянина, не проявил ложного сочувствия к крестьянам, которые перешагнули границы разума в своей ненависти к знати, хотя она никоим образом не была непорочной.
В ту пору снова произошли большие изменения. Во время восстания курфюрст Фридрих умер, но его преемник Иоганн был еще более дружелюбен к Реформации. Папа Адриан VI правил недолго, и его преемником стал Климент VII. I Шпайерский Сейм обеспечил религиозную свободу немецким князьям, а война между Карлом V и папой еще более способствовала Реформации. С другой стороны, Эразм и Лютер, которые долгое время находились в дружеских отношениях, стали горькими антагонистами, и между ними началась перепалка. Швейцарские реформаторы тоже пошли в бой, пока принципы веры, которые прививал Лютер, не приобрели определенной формы. Много было сделано, но многое еще предстояло сделать. Именно в этот момент Лютер, по желанию отца, женился. Это был очень смелый шаг: его невеста Катарина фон Бора была одной из тех монахинь, которые были обязаны своей свободой Реформации и нашли убежище в Виттенберге. Ей было всего 24 года, и она была благородного происхождения, но, несмотря на несоответствие по возрасту и положению, она стала прекрасной помощницей Лютеру тогда, когда он больше всего в этом нуждался. Ее сохранившиеся изображения немногим лучше карикатур, но, по общему мнению, она обладала многими личными достоинствами. Лютер, конечно, никогда не раскаялся в своем браке и до конца своей жизни часто выражал любовь к жене. "Я не променял бы, - писал он Штифелю, - свою бедность с ней на все богатства без нее". Жизнь была нелегка, и в семье Лютер старался наполнить свой досуг тем, что приносило небольшие доходы, увлекшись токарным делом, садоводством и строительством. Он почти ничего не получил за свои книги, а его годовое жалованье не превышало 200 флоринов, и, оказывая многим помощь, он сам был обременен долгами. К счастью, у него было пять или шесть комнат в старом августинском монастыре, ставшем его домом. Его семейная жизнь была полна и света, и тени. Страшная чума над Германией в 1527 году пощадила его и семью, хотя его любимый сын Иоганн переболел и чудом выжил. В следующем году он глубоко прочувствовал потерю своей маленькой дочери Елизаветы. "Я не мог представить, - сказал он, - что душа человека может быть наполнена такой нежностью даже к своему ребенку".
Лютер был в ужасном состоянии. Но его ожидало еще одно испытание. Турки были побеждены, и Германия была спасена, но лютеранство снова было в опасности. Враждебность между католическими и протестантскими князьями достигла пика в отсутствие общего врага. Папа Климент и император снова стали друзьями. В 1529 году на II Шпайерском сейме решения предыдущего были фактически отменены, и Германия снова оказалась под игом духовного рабства. Однако лютеранские князья воспротивились этому декрету, и именно от их Протестации пошло название "протестанты". Тогда были предприняты попытки примирить различные секты Реформации в Германии, Швейцарии и Нидерландах. Лютер и Меланхтон поддержали спор с Эколампадием и Цвингли, но это ни к чему не привело. В 1530 году протестантские князья были вызваны на встречу с императором в Аугсбурге. Меланхон и Лютер в совете составили статьи протестантской веры, основанные на тех, которые ранее были согласованы в конвенции в Швабахе и стали известны как статьи Торгау. Это исповедание, ставшее известным как Аугсбургское, было подписано тремя светскими и 35 церковными князьями, 22 аббатами, 32 графами и баронами и 39 свободными имперскими городами, было представлено и публично прочитано перед императором и членами сейма в Аугсбурге 20 июня 1530 года. По сути это была хартия евангелического христианства. Папские советники императора, однако, вскоре после этого представили свое опровержение этого исповедания, и 19 ноября был принят указ, требующий от князей и городов, вышедших из-под власти папы, "вернуться к своим обязанностям или понести гнев императора". Результатом этого стало создание протестантскими князьями оборонительной лиги, которое Лютер считал оправданным, хотя оно, казалось бы, приводило к апелляции к силе. Можно, однако, не сомневаться, что эта смелая попытка возмущенных князей оказала влияние на императора, и перемирие в Нюрнберге на следующий год было естественным тому результатом. В то же время продвигался перевод Ветхого Завета, и он был опубликован по частям. В 1534 году вся Библия появилась на немецком языке, а Лютер выполнил самую благородную работу. Его перевод был шедевром: идиоматический, живой в каждой главе, выполненный простым повседневным языком, он создал, помимо религиозного влияния, эпоху в литературном развитии немецкой нации.
Жизнь Лютера была почти закончена, но ему не суждено было наслаждаться спокойствием. Страшный скандал с религией, вызванный анабаптистами Мюнстера, и постоянная перспектива вселенского собора занимали его внимание. В этом отношении Павел III, казалось, был более приемлемым, чем любой из его предшественников; но протестантские князья, считая, что Италия не лучшее место для встречи, отказались от согласия и соединились в Шмалькальденскую лигу. В1537 году, во время страшных страданий, Лютер составил памятные Шмалькальденские статьи как декларацию протестантской веры и заговорил почти в пророческом тоне. Он уже был при смерти, но выздоровел, несмотря на прогнозы врачей, чтобы провести, возможно, самый мирный период своей жизни. При отъезде Бугенхагена в Данию он исполнял обязанности пастора городской церкви Виттенберга, хотя и не вел собственно душепопечения, а также до конца выполнял свои задачи в университете. В мае 1539 года было реализовано одно из его пожеланий: когда герцога Георга Саксонского сменил его брат Генрих, протестант, он первым делом пригласил Лютера, чтобы объявить принятие протестантизма в своих владениях. Лютер проповедовал в церкви Св. Николая перед огромным собранием, таким образом выполняя его собственное пророчество: «Однажды я буду проповедовать Божье Слово в Лейпциге». В 1542 году смерть снова посетила его семью: Магдалина, его любимая дочь, умерла в возрасте 14 лет, и эта потеря потрясла его на всю оставшуюся жизнь (8). Трогательно знать, что сокрушенный сердцем отец в следующем году опубликовал свой «Geistliche Lieder», содержащий многие из тех сладких гимнов, которые теперь общеизвестны в Германии.
Однако Лютер утрачивал вкус к жизни. Его здоровье было полностью разрушено, и он был под угрозой слепоты и подвержен частым приступам головокружения. Университет тем не менее не слышал, чтобы он отошел от дел. В течение последних нескольких лет появились добрые обстоятельства. Новый курфюрст Фридрих принес Лютеру существенные подарки, и он получал подарки от других. Он купил ферму и с нетерпением ждал, когда сможет уехать на нее к концу жизни. Его дом в Виттенберге был все еще в старом монастыре. Из всех частей Европы люди совершали паломничество, чтобы увидеть его, и также с ним собрался небольшой круг приверженцев. Меланхтон и его семья была, конечно, постоянными посетителями; также здесь бывали Круцигер, Юстус Йонас, Эбер Бугенхаген, Дитрих, Форстер и другие: и они зафиксировали многие из его высказываний, которые были опубликованы в 1566 году как его "Застольные беседы". В этом томе содержится много любопытных и важных сведений, однако он не может считаться безупречным авторитетом, поскольку он несет очевидные признаки исправления. Тем не менее он показывает нам большую часть этой самой светлой стороны характера Лютера, о которой мы в противном случае мало что знали бы. Лютеру можно доверять, и редкий пример его пафоса в том, как он говорит нам: «Я уже в возрасте, и имею почетный титул, должен теперь предпочесть наслаждаться удовольствиями старика в саду, созерцая чудеса творения Божия в деревьях, цветах, травах и птицах". Но этого не случилось. Он чувствовал, что его конец близок. Тем не менее он был вынужден посетить Айслебен в начале 1546 года, когда возникли споры между графами Мансфельдта в отношении церковных правил на своей территории, которые Лютер приехал рассудить. Он также неоднократно проповедовал. Но 14 февраля он вступил на кафедру последний раз, через четыре дня ему стало плохо, и он умер в том же городе, в котором родился.
Можно утверждать, что Лютер пришел в полноту времени; но тем не менее отличительной чертой его индивидуального гения были грандиозные рамки христианской свободы, которой он держался до конца. Германия и мир в день его рождения и в день, когда он этот мир оставил, были столь различны, что этот контраст нельзя считать делом человека; но без Лютера освобождение Германии и христианства от римских оков, вероятно, растянулось бы на поколения.
1) Лютер говорит нам, что двое из них умерли от чумы, охватившей Европу в начале XVI века
и одна из его сестер вышла замуж за Руэля де Мансфельдта, писца, чье имя
упомянутых в письмах Лютера.
2) Ранке «История пап», т. i., p. 50 , Лейпциг 1846.
3) 19 октября 1512 он получил степень доктора богословия из рук Андреаса Боденштайна из Карлштадта, декана богословского факультета в Виттенберге и каноника и архидиакона Церкви Всех Святых в этом городе.
4) Мосхайм «Церковная история", т. III. с.101. Лондон, 1841.
5) Лютер рассказывает нам в своих застольных беседах, каков папский комментарий на их чтение: «Пьяный голландец написал их; когда он проспится и будет трезв, тогда он возьмется за ум».
6) См. «Assertio septem Sacramentorum», Пинсон: Лондон, 1521 год. Это была работа, за которую Папа Лев X назвал Генриха VIII «Защитником веры».
7) «Contra Henricum regem Angli;», Wittemberg;, 1522.
8) Лютер написал следующую трогательную эпитафию для ее надгробного камня:
«Dormio cum sanctis hic Magdalena Lutheri,
Filia et hoc strato tecta quiesco meo.
Filia mortis eram peccati femine nata,
Sanguine sed vivo Christe redemta tuo. "
Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn