1.
*
Свою географию завуч преподавала сухо и скороговоркой, я сразу эту географию не полюбила. Окончательно оформилась моя нелюбовь к географии, когда я на первой же Контурной Карте этой географической изобразила Альпы в Африке, там линия побережья была похожая. Это был какой-то такой урок, на котором, в результате некоей накладки, занимались вместе сразу два параллельных класса: мой и моей новой подружки Риты Сафт. Мы с Риткой сидели вместе на первой парте и трудились над Контурными Картами, и когда Ритка, любившая и знавшая географию, заглянула ко мне в Карту, она сначала пришла в ужас, а потом начала ржать. Ритка с увлечением зубрила названия каких-то крайних северных и крайних южных точек на материке, какие-то мысы, проливы, горы, мне интерес к этому её занятию был недоступен.
В Московскую Городскую Люблинскую Гимназию мы с Риткой поступили вместе в 8й класс на филологическое направление; правда, в 9м классе Ритка перевелась на географическое-экологическое. В 10м, что ли, классе мне была в дуб непонятна органическая (как, впрочем, и вся остальная) химия, так после Риткиного объяснения параграфа я всё поняла. Другие параграфы Ритка мне объяснять отказалась, так что в итоге именно органическая химия оказалась единственной, в которую я врубилась.
С Риткой мы познакомились в УВК 491 в автобусе на экскурсии по Золотому Кольцу России. Ритка подсела ко мне в пАру и сказала, что с тех пор, как мне перед общей Линейкой вручали похвальный лист за отличное окончание учебного года, она захотела со мной познакомиться.
Дальше оказалось, что мы обе любим книги Крапивина, которые мне прилежно, пока я не прочитала их все, давал читать папа; и обе одержимы крапивинской страстью к путешествиям и приключениям. Может быть, на почве Крапивина Ритка и полюбила свою географию. Герои Крапивина её тоже любили, и ещё часто ходили в кружкИ мореплавания. Но это же было совершенно другое дело, там, например, мальчик лет 11ти случайно подружился со старым писателем, писавшим историю путешествий Крузенштерна. Писатель читал главы из своего романа заходившему к нему в гости мальчику, и мальчик проникался этой историей. Я бы, может, тоже прониклась морскими и географическими историями, если б нам их рассказывали на уроках географии. А так, уже совершенно окончательный последний гвоздь в гроб моего возможного интереса к географии вбил случай, когда я озвучивала на географии свой реферат. Наверное, я непроизвольно, притом гипертрофировано (оказывается, это было возможно!) копировала географичку; во всяком случае, свой реферат я пересказала сухой скороговоркой, наверняка никто ничего не понял. Это мне поставила на вид географичка, наградив меня не то 3кой, не то 4кой; во всяком случае, моя неприязнь к географии после того случая оформилась окончательно.
Ритка жила тоже, как Саша Корнукаева, в пяти минутах ходьбы от УВК 491, у так называемого в районе "Старого Универсама". Мы гуляли с ней по всему району, в частности, около моего дома, а также вокруг УВК и около Риткиного дома. Ритка тоже, как я, за собой не очень следила, была ниже меня, в постоянной своей дутой красной куртке (мы с ней в основном проводили время после уроков, шатаясь по нашему и прилегающим районам), и страшно деятельная. Свои каштановые волосы она забирала в хвост, и говорила всегда такой скороговоркой, что первое время я с трудом её понимала. Она быстро стала "старшей" в нашем тандеме, всегда она, а не я, предлагала и придумывала, куда идти и что делать.
У героев Крапивина, вроде как у Тимура с его командой, всегда было какое-нибудь тайное место, где они встречались и хранили свои секреты (допустим, чердак или заброшенная мастерская), или у них бывала другая тайна - допустим, раскопанный в бабушкиных шкафах Ковёр-Самолёт. У себя дома я чувствовала себя как под постоянным прицелом видеокамер, никаких личных вещей, никакого хотя бы ящика стола, запирающегося на ключ. Я лежала на своей новой, после евроремонта, высокой кровати, и мрачно представляла себе, как я вот так аккуратно незаметно отделяю обои, выпиливаю в стене бетонный блок и прячу туда - почему-то, какую-то книгу. Потом я обои заклеиваю, и вроде как будто так и было. Или ещё одной моей мыслью было выпилить бетонный блок за книжным шкафом, где не так видно, и спрятать туда флакон с ядом. Мысленно я всё это проделывала и полагала, что после подробного визуализирования процесса виртуальный флакон с ядом за шкафом уже стоит, и чем дольше он там стоит, тем крепче настаивается. Когда моя подростковая истерика своей крайности, так что невозможно будет дольше её выносить, я достану яд из своего тайника и выпью его. После этого действия я либо умру, либо изменюсь совершенно неузнаваемо.
Ритка рассказывала, как в младших классах она с компанией привела в порядок раздолбанный корпус какого-то Запорожца, что ли, стоявший в её дворе. Компания планировала устроить там Штаб. Но облагороженный Запорожец тут же понадобился своему хозяину, которому раньше до него не было никакого дела, и компания осталась без штаба.
В 6м классе Ритка ужасала меня своими проектами, в ответ на которые я неопределённо мычала. Не хотелось обижать подругу таким уж прямым отказом, но и проекты были запредельны в своей фантастичности. Ритка, например, на полном серьёзе предлагала дать бутылку завхозу какого-то объекта... ЖЭКа, что ли... Чтобы он нам выделил помещение. В этом помещении, далее, мы откроем подпольное казино, и у нас будут деньги. Или ещё - помню, Ритка в тот раз страшно злилась на моё неопределённое мычание - предлагалось украсть у родителей паспорта. Накопить денег, и купить на имена родителей участок земли в Подмосковье. Там можно будет тайно отдыхать по выходным, построив для этого себе шалаш. Самым невинным проектом, в котором я участвовала охотно, было устроить постоянное место встречи на острове посредине одного из районных прудов. Там можно как-нибудь так всё организовать и облагородить, соорудить из земли и досок седушки и выкопать тайник. Насчёт тайника я рассуждала особенно охотно, но, договорившись, что тайник можно выкопать, а потом прикрыть землёй, мы с подругой так и не придумали, что же в этот тайник положить.
Ещё мы тайно от взрослых лазали с Риткой через чердак на крышу Риткиного дома, на которой сидели на краю, свесив с неё ноги, и любовались на район.
Я вспоминаю
К едрене фене
Как можно было это всё забыть задвинуть
Ключи от дома
Чехол с гитарой
Кусочек хлеба, покормить голодных птиц.
А впрочем, клёво, что так вышло, я сижу на крыше, пялюсь в панораму...
И наше солнце закатилось на ночь глядя неспроста не в ту канаву...
Спи, братишка, я не знаю, почему мы все такие...
Спи, братишка, я не знаю, почему мы все другие...
"Пилот"
*
Ритка отдыхала летом у бабушки в Тарусе, и всё звала меня приехать, по принципу того, что это - памятные места Марины Цветаевой, стихами которой мы с Риткой обе восхищались. Это наверняка можно было организовать; но я на тот момент уже так наслушалась о подпоенных завхозах и украденных документах, что непроизвольно на любое Риткино предложение отвечала невнятным мычанием, не отвечая ни "да", ни "нет". Из-за этого в цветаевскую и Риткину Тарусу я так и не съездила.
Кажется, именно там в Тарусе Ритка с тамошней своей тарусской компанией нашла старую неизвестно куда ведущую странную пещеру. Ритка говорила, что можно было, конечно, взять фонарики и что там ещё надо и обследовать удивительную пещеру, но они побоялись, вдруг что-нибудь где-нибудь обвалится. А как я думаю, спрашивала меня Ритка по осенней, яркой, красочной дороге в Гимназию - как я думаю, надо ли было пойти в пещеру, и пошла ли бы я сама. Я ответила, что обязательно пошла бы.
Во дворе Риткиного дома, около похожей на голубятню небольшой бытовой постройки, Ритка предложила закрепить нашу дружбу навечно, принося клятву и капая при этом на руки горячим стеарином. Идея понравилась, но почему-то мы так её и не осуществили.
Во дворе УВК была ещё одна хозяйственная постройка, пониже, чем в Риткином дворе, метра два высотой. Мы залезали на неё и на спор, что не испугаешься, прыгали с её крыши вниз, в чахлую и какую-то замученную траву.
Ритка считала, что я несовременна, и пыталась меня образовывать. Например, один раз она притащила ко мне в гости видеокассету с каким-то модным боевиком. Не знаю, где она взяла именно этот боевик - ведь есть же, наверное, и нормальные. Два часа просмотра в этом боевике терпел крушение корабль, волны перехлёстывали через борта, ломались мачты, слышались крики и страшный грохот. Вдруг на полминуты примерно грохот с криками прекращался, становилось аномально тихо, и по порушенной палубе в этой тишине бегала чья-то ручная обезьянка. Потом всё шло по новому кругу. Я сказала тогда Ритке, что никакого захватывающего сюжета я в её образовательном боевике не увидела; а если хочется послушать грохот, можно бесплатно (у нас были школьные проездные) спуститься в метро.
*
Однажды мы - кажется, без Ритки тогда гуляли, с некоей такого же, как Ритка, небольшого роста Юлей с не запомнившейся мне фамилией точно, а вообще нас там было человек пять. Мы гуляли вдоль Москвы-реки, в то время, в моём 6м классе, там ещё не было парка, а было глинистое месиво берега; мы лезли куда-то по этому месиву и смотрели на пришвартованные к берегу кораблики и баржи. Один кораблик мы осматривали особенно подробно; и вдруг из этого кораблика вышел мужик, и предложил устроить нам экскурсию по кораблю. Из пяти человек нас ни одной не оказалось здравомыслящей личности, вспомнившей бы наставления родителей, что с незнакомыми мужиками... на экскурсии по кораблю... ходить не надо. И мы потащились на экскурсию. Мужик оказался нестрашный, всё нам на корабле показал, познакомил с женщиной-коком, и пригласил приходить в любое время. Но мы больше так никогда и не пришли.
Эта Юля, фамилии которой я не помню, занималась во внешкольное время в кружке рукоделия. Они там вязали, вышивали гладью и крестом, а также была такая интересная вещь, как вышивка по бумаге. На уроках труда Юля споро вязала крючком "образцы" на всю не умеющую держать в руках крючок девчоночью половину класса (парни, доходили смутные слухи, на своих уроках труда сколачивали какие-то табуретки). Однажды Юля с другим девочками пришла ко мне на День Рождения и подарила мне много мелких игрушек, в том числе сплетённую из бисера, нанизанного на гнущуюся алюминиевую проволоку (да, они там ещё из бисера плели) шикарно красивую розу.
Я давно хотела заниматься рукоделием. Это как раз подходило мне под мой то ли эльфийский, то ли старорусский образ, и я на чудовищную мелодию, никогда не слышав авторского исполнения, любила завывать песню Вероники Долиной (когда я однажды так завыла при Ритке, Ритка болезненно сморщилась и попросила меня прекратить). Песня была такая:
А хочешь, я выучусь шить, (ага, кстати, они там в кружке рукоделия ещё шили, только почему-то не вещи, а мягкие игрушки; и вязали тоже мягкие игрушки, а также плели крючком кружево). Так всё-таки песня:
А хочешь, я выучусь шить,
А может, и вышивать,
А хочешь, я выучусь жить,
И будем жить-поживать,
Уедем отсюда прочь,
Оставим здесь свою тень,
И ночь у нас будет ночь,
И день у нас будет день.
Ты будешь ходить в лес
С ловушками и ружьём,
О как же весело здесь,
Как славно мы заживём,
Я скоро выучусь прясть,
Чесать и сматывать шерсть,
А детей у нас будет пять,
А может быть, даже шесть.
И будет трава расти,
А в доме топиться печь,
И господи мне прости,
Я может быть брошу петь,
И будем как люди жить,
Добра себе наживать...
Ну хочешь, я выучусь шить,
А может, и вышивать.
Вероника Долина
Эту песню я посвящала своей новой любви, называть которого по имени-фамилии я не буду, потому что любовь давно кончилась, и я не хочу провоцировать рецидив. Это было какое-то буйное помешательство, которое не нравилось мне самой, и которое я терпела только как противоядие против моей вечной депрессухи. В 8м или 9м классе Ритка доставала меня, чтобы я сказала, в кого я влюблена. Она и сама это знала, но ей надо было, чтобы это произнесла я. Я решительно отказалась. Во-первых, это было моё личное, а во-вторых, я с ужасом думала, вдруг гипердеятельная Ритка начнёт как-нибудь устраивать моё счастье и нас сводить. Во-первых опять же, меня всё устраивало вот так на пионерском расстоянии; а во-вторых, однажды я видела кромешную сцену, когда нравившаяся мне красивая девочка из Риткиного класса географического - Аня, кажется - уходила в туалет оправиться от своих любовных переживаний, а посвящённая в её тайну Ритка при всех страшно выразительно подмаргивала ей глазом и куда-то кивала головой, намекая на её эту любовь. Я подумала тогда, что если Ритка начнёт так подмаргивать мне, я немедленно помешаюсь.
Обозлённая Ритка всё-таки... ну, она мне не подмаргивала и головой не кивала; но однажды мы с ней и с моей любовью ехали в общественном транспорте, и она прозрачно намекнула, кого я люблю. Это было ещё хуже кивания, я пошла красными пятнами по лицу, как я это периодически делала в старших классах; и с трудом дождалась своей остановки. Выйдя на ней, я свободно вздохнула. Во-первых, это был конец сиюминутного кошмара, а во-вторых, Ритка своим идиотским действием вбила первый такой серьёзный клин между мной и моей любовью, за что я была ей благодарна. Но поступила она всё-таки по-свински, и на следующий день я кромешно с ней разругалась. Мы отдали друг другу вещи, которые у нас обоюдно хранились по домам, и перестали разговаривать. Мы сидели на перемене, опять почему-то за одной партой, хоть и учились в разных классах, и обменивались вещами и книгами. Моя любовь сидел на второй парте сразу за нами, и с идиотской улыбкой комментировал, что происходит "развод, раздел имущества".
Ты часто проходишь мимо, не видя меня,
С кем-то другим, я стою не дыша.
Я знаю, что ты живешь в соседнем дворе,
Ты идешь не спеша, не спеша...
А вечером я стою под твоим окном,
Ты поливаешь цветы, поливаешь цветы.
А я дотемна стою и сгораю огнем,
И виной тому ты, только ты...
Научи меня всему тому, что умеешь ты,
Я хочу это знать и уметь.
Сделай так, чтобы сбылись все мои мечты,
Мне нельзя больше ждать, я могу умереть...
О-у-о-о, но это не любовь.
О-у-о-о, но это не любовь.
Виктор Цой
Я влюбилась в этого персонажа не то в начале 6го, не то в начале 7го класса, в УВК (потом я поступила в Гимназию, и совершенно случайно он тоже туда поступил, и мы оказались в одном классе). Наверное, всё-таки в начале 7го класса это было, потому что я уже была знакома с Риткой. Раньше начала занятий после лета мы с ним убирались в кабинете Майи Алиевны, и он помог мне перевернуть мою часть стульев (кто не помнит, стулья в перевёрнутом виде перед уборкой кладут на парты, чтобы удобнее было подметать и мыть пол). Я влюбилась в него как в денди и джентльмена. Он был умён, ироничен, со светскими манерами и потрясающими карими глазами. Через некоторое время после этого случая со стульями мы шли с Риткой от УВК, она провожала меня домой. Зашёл разговор о моей любви, я разулыбалась во всю харю, но разговор оказался какой-то такой странный, что я просто не восприняла тогда информацию (а нужно было воспринять). Мой денди, оказывается, на перемене или, скорее, после уроков - схватил Риткин пенал и бегал с этим пеналом от неё по всему кабинету, отказываясь этот пенал возвращать. Я закашлялась, подождала, не поступит ли ещё каких-нибудь душераздирающих сведений; не дождалась; и с облегчением сменила смену разговора.
2
*
Вскоре после моего Дня Рождения с подаренной мне бисерной розой я напросилась с Юлей в её кружок рукоделия. Кружок был бесплатный. Юля повела меня в кружок охотно, она была фанатка кружка; она и других сманивала, но кроме меня, никто не сманился.
Мне как вновь прибывшей выделили какой-то кусок тряпки, и предложили вышить на нём гладью цветочек. Я перевела на тряпку рисунок цветочка через синюю копировальную бумагу; мне, на пробу, выделили также маленькие пластмассовые пяльцы, и какие-то нитки. Я вышивала нитью в три сложения, и справлялась сравнительно быстро и аккуратно, так что преподавательница даже усомнилась, что я в первый раз держу в руках вышивку. Когда я уверила её, что всё-таки в первый раз, она сказала, что я какой-то самородок. Может быть, как-нибудь психологически помогло моё виртуальное эльфийское увлечение вышивкой; я так часто представляла себе, как я сижу вот и вышиваю; например, как будто я Арвен, и расшиваю жемчугом знамя Арагорну.
Так школьник, увидев однажды во сне чернила,
готов к умноженью лучше иных таблиц.
И.Бродский
Я ещё всё представляла себе, что я - ристанийская принцесса Эовин или сам этот Арагорн, и лихо скачу на коне. Около кинотеатра "Экран", мимо которого я проходила дважды каждый будний день, по дороге в УВК и по обратной дороге домой, пару раз катали на лошадях, мы с Риткой катались. Катали шагом, причём инструкторша всегда вела лошадь под уздцы; а мне так хотелось пришпорить животное и прокатиться хотя бы рысью. Я, видимо, неплохо держалась в седле, потому что инструкторша однажды спросила у меня, не занималась ли я раньше конным спортом. Узнав, что не занималась, она велела больно резвой на лошади мне держать ноги подальше от стремян, и удвоила бдительность, ведя лошадь в поводу.
Позже, в ВУЗе, в воцерковлённый христианский период своей жизни, я выяснила, не знаю, откуда взяла, нечто о ежедневных (утренних и вечерних) молитвах в самом расхожем по рукам маленьком, в три четверти, православном молитвеннике. Откуда-то я взяла, что каждая фраза в каждой молитве обозначает психологическое состояние молящегося. Молитва состоит в том, чтобы внимательно и углублённо из одного психологического состояния переходить в другое. Таким образом, каждая молитва - это такая последовательная цепочка психологических состояний; и читают эти молитвы утром и вечером для того, чтобы, если погрузишься в жизни в какое-нибудь из этих состояний (например, в отчаяние), цепочка перехода по состояниям запускалась автоматически. У моего папы тоже было любимое фэнтэзи, автора Желязны, "Хроники Амбера" называлось; или, что то же, "Хроники Янтаря" или "Янтарные Хроники". Там маги, специально на случай магических дуэлей, всегда имели в своём запасе десятка два уже готовых заклинаний; и только потратив их, начинали давить друг друга чистой Силой. Я так это дело понимала, что каждая молитва в моём православном молитвеннике, которая, повторяемая каждое утро и каждый вечер, должна в итоге в любой момент жизни запускаться автоматически - это такое "готовое заклинание". Выучив эту азбуку, можно на её основе составлять уже свои заклинания, добавляя в них новые психологические состояния, даже уже не из православного перечня, а из перечня Сатаны.
Замерзший повод жжет ладонь.
Угроз, команд не слышит конь.
(Это не подчинённая духу плоть не слышит угроз и команд); так всё-таки:
Замерзший повод жжет ладонь.
Угроз, команд не слышит конь.
А в лужах первый лед хрустит,
как в очаге огонь.
Не чует конь моих тревог.
И то сказать, вонзая в бок
ему носки своих сапог,
я вряд ли передать их мог.
Знаком нам путь в лесной овраг.
И, так как нам знаком наш путь,
к нему прибавить лишний шаг
смогу я как-нибудь.
И.Бродский "из Старых английских песен"
*
В кружкЕ рукоделия было очень уютно, я прямо сразу почувствовала, что пришла, куда мне было надо. Преподаватели были чудесные, в помещении было жилое тепло и не было истерики, и все задания у меня получались с первого раза.
В помещении, довольно большой комнате со сдвинутыми вместе партами, так что получался прямоугольный "круглый стол", была школьная доска в одном конце кабинета, были стенды с особо удавшимися работами учащихся. Мне особенно запомнились вывязанные маленьким крючком своеобразные "цепочки", вроде золотых, они были связаны из тонких охристых ниток. Как полагается "золотым" украшениям, они красовались на фоне чёрного бархата. Ещё запомнилась вышивка по бумаге: в плотной бумаге были проделаны дырочки, и сквозь них были так протянуты, вперекрёст и веером, нити, что получался "морской мир".
Когда я в 7м классе готовилась к поступлению в Московскую Городскую Люблинскую Гимназию, и по этому случаю исписывала страшное количество бумаги задачами и примерами по математике, я совершенно обалдела от своего рабочего дня и Иксов в квадрате, и, считая в кружкЕ вышивку, непроизвольно бормотала: "Один крестик в квадрате, второй крестик в квадрате". Таким же образом, обучаясь после в Литературном Институте имени Горького на отделении худ. прозы, я однажды попросила себе в магазине "сосиску в тексте".
Окрылённая своей первой удачей с пробным цветочком гладью, я задумала шесть новогодних салфеток тоже гладью. Картинку я взяла из бабушкиного "Бурде Моден" (бабушка у меня шьёт, и всегда берёт выкройки только из этого журнала). На картинке были три зажжённых свечи среди каких-то листьев, веточек и красных ягод. С самого начала салфетки не задались: я взяла под них какую-то странную розовую тряпку, которая немного раздражала при вышивании. Шила шёлком в одну нитку, выходило красиво и аккуратно, но очень долго. Одну или две салфетки я всё-таки сшила, после чего потеряла интерес к проекту. Одну, первую, полностью законченную салфетку я потом подарила какой-то однокласснице.
Крестом, в итоге, у меня стало получаться лучше, чем гладью. Полгода или год я шила крестом свою первую достаточно большую картинку, тоже по схеме из Бурдэ Моден: птицу на цветущей ветке. Я её шила на сером льне грубого плетения, отсчитывая для каждого крестика по три нити по вертикали и по три нити по горизонтали. Сшитую наконец птицу я подарила маме. Потом была какая-то выставка, на которую ездили работы от кружка, и мама дала свою птицу на эту выставку. Птица ещё не приехала обратно с выставки, когда родители запретили мне впредь ходить в кружок, фантасмагорически мотивировав свой запрет тем, что хождение в кружок отвлекает меня от изучения математики. Так я осталась без очень успокаивавшего меня вышивания один на один опять всё с той же истерикой. Птица вышитая мамина таким образом так и осталась в кружкЕ.
*
Под вышивку меня всегда тянуло что-нибудь запеть, и дома я это осуществляла, моей любимой песней под вышивку было:
Эх, дороги, пыль да туман,
Холода, тревоги, да степной бурьян.
Знать не можешь доли своей,
Может крылья сложишь посреди степей. (с)
*
Постоянно вспоминались к теме песен и вышивки стихи Ал.Блока:
Сиди, да шей, смотри в окошко,
Людей повсюду гонит труд.
А те, кому трудней немножко,
Те песни длинные поют.
Ал.Блок
*
Что насчёт дорог, пыли и тумана (степной бурьян напоминал мне казахстанские звенящие знойные ковыли), то у меня было такое ощущение, что в жизни я всё время куда-то иду, проживаю день за днём, и так иду к какой-то далёкой цели.
"Дорога в тысячу ли начинается с одного
шага, -- гласит пословица. Жалко, что от него
не зависит дорога обратно, превосходящая многократно
тысячу ли. Особенно отсчитывая от "о".
Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли --
тысяча означает, что ты сейчас вдали
от родимого крова, и зараза бессмысленности со слова
перекидывается на цифры; особенно на нули.
Ветер несет нас на Запад, как желтые семена
из лопнувшего стручка, -- туда, где стоит Стена.
На фоне ее человек уродлив и страшен, как иероглиф,
как любые другие неразборчивые письмена.
Движенье в одну сторону превращает меня
в нечто вытянутое, как голова коня.
Силы, жившие в теле, ушли на трение тени
о сухие колосья дикого ячменя".
И.Бродский "Письма династии Минь"
*
Вязала я крючком, со спиц у меня всё время слетали петли, и я не стала их насильно осваивать. Особенно мне понравилось плетение маленьким крючком кружев. Я задумала большую кружевную белую скатерть, и купила, на пробу, будет ли получаться, моток белого ириса. Получалось неплохо, я связала первый круглый фрагмент и начала вязать второй (эти фрагменты потом связывались между собой ромбовидными фрагментами). В начале второго фрагмента у меня кончился пробный моток ниток, и я таки пошла в магазин, этих ниток докупать. ...За белым ирисом полгода охотилась я, потом подключились к делу мои родители, потом - все наши знакомые. Белого ириса нигде не было, был любой другой; мы искали год, и наконец постановили, что, за неимением ниток, скатерть моя накрылась медным тазом.
Я вышивала по ночам, когда нас с Арсом уже загоняли спать - вышивала лёжа, просунув голову сквозь штору и установив вышивку на подоконнике. Также я вышивала на переменах. Вышивка завораживала меня и тянула к себе, заполняя все мои мысли.
В кружкЕ был начат, в ожидании очередной выставки, большой проект: сшить не помню сколько кукол и нарядить их в национальные костюмы. К проекту были привлечены все учащиеся, и лично я расшивала гладью в три нитки шаль для одной из кукол.
Однажды преподавательница пришла к нам с каких-то курсов повышения квалификации возбуждённая, и сообщила, что сейчас она нас научит нарисовать всё что угодно. Надо начхать на оси симметрии, которым нас обучают в школе на рисовании, и составлять предметы из простых форм - кругов, овалов и т.д.
Перед 8м классом нам задали в кружкЕ на лето набрать где-нибудь на поле соломы, и мы как-то так будем из этой соломы составлять композиции. Соломы я набрала, но в кружок меня больше родители не пустили. А ведь мне оставалось всего полгода не то до аттестата, не то до какого-то сертификата, имея на руках который, ты имел право преподавать в кружках, подобных нашему.
Как-то раз мы в качестве субботника выносили из кружка на помойку какие-то старые советские журналы, и в одном из этих периодических изданий я успела подглядеть понравившиеся мне строки:
Три ночи плёлся караван...
А впереди опять бархан... (с)
И ещё:
Как часто так бывает: строишь дом,
Бревно к бревну, с любовью и трудом (с)
*
Мы с моим старшим двоюродным братом Антоном, сыном папиной сестры тёти Люды, сидели на Украине в Луцке вечером на балконе. В этом Луцке на Украине жили папины родители, бабушка Маша и дедушка Володя. Антон спрашивал меня, для чего я вышиваю, просто чтобы заняться, или для того, чтобы получилась красивая вещь. Я отвечала, что мне нравится сам процесс. Антон удивлялся и ставил мне на вид, что есть куча более интересных занятий. Я не соглашалась. Ещё Антон цитировал мне "Агату Кристи", которую я тогда ещё не полюбила:
Здравствуй, бог, это же я пришёл,
И почему бы нам не напиться?
Я нашёл, это же я нашёл,
Это мой новый способ молиться...
"Агата Кристи"
Я хихикала и говорила, что это уж как-то слишком.
*
У "Агаты Кристи" вообще много издевательских над христианством песен:
Давайте все сойдём с ума,
Сегодня ты, а завтра я,
Давайте все сойдём с ума,
Вот это будет ерунда,
Мы будем дико хохотать,
Мы будем крыльями махать,
И покорится вся земля
Таким, как ты, таким, как я.
И в неизведанной земле
Нас встретит Ницше на коне,
И он обнимет нас, друзья,
Простой как ты, простой как я.
"Агата Кристи"
3
*
Несмотря на кружок по рукоделию, в УВК на уроках труда я не блистала. Как раз уже шли 90е гг, и наша трудовичка, в качестве приработка, непосредственно на уроках труда продавала приходившим к ней за этим в УВК покупателям маринованные огурцы в банках. Целая батарея этих банок с огурцами стояла вдоль стены в каком-то подобии шкафа.
Мною, как и всеми остальными, была заведена тетрадь по труду, и это была самая неопрятная из моих тетрадей. Она была общая, большого формата - А3, несимпатичного бурого цвета; и в результате занятий она немедленно и отвратительно распухла, потому что в неё вклеивались клеющим карандашом образцы тканей. Помню себя в тёмном коридоре на перемене перед кабинетом труда, вокруг толпились другие девочки, и немного особняком стояла толстая спокойная Таня, с которой почему-то никто не хотел дружить. Я подошла к ней и о чём-то заговорила. Но занята я была не разговором, а предвкушением того, как я сейчас сяду за парту и извлеку из своего школьного рюкзака кошмарную тетрадь по труду; и настроение у меня в связи с этим было хреновое.
Вклеив в тетрадь образцы тканей, с подписью под каждой, и разобравшись, что такое долевая нить и куда там какая ткань тянется, а куда нет, мы приступили к пошиву ночной рубашки. Для этой цели нам были розданы учебники с какими-то такими рекомендациями, как самостоятельно построить выкройку (я в этих рекомендациях ничего не поняла), и швейные машинки, которые, чтобы они шили, надо было крутить вручную. Я, как и большинство девочек, шила свою ночную рубашку всю четверть, но у девочек что-то такое иногда получалось, а у меня к концу четверти так и не была готова выкройка. Трудовичка на уроках, как правило, отсутствовала, уносясь из кабинета куда-то по коридорам и появляясь в кабинете только для того, чтобы продать очередную банку маринованных огурцов; впрочем, однажды она появилась минут на двадцать и стала показывать нам, как обработать у ночной рубашки горло. Я, со своей не сделанной выкройкой, смотрела и слушала мрачно и саркастически думала, что вот, всё остальное понятно, и только горло может не получиться. В итоге мама отругала меня за не оттуда растущие руки, и сострочила мне эту чёртову ночную рубашку, вместе с горлом, на своей электрической швейной машинке за два часа, так что в итоге в конце четверти я рубашку всё-таки сдала.
Девочки, раньше конца четверти сдавшие свои рубашки, получили новое бонусное задание сшить трусы.
Кроме шитья, мы ещё вязали крючком - этим самым крючком Юля и вязала образцы на весь класс, вернее, всю девчачью половину класса.
Кроме всего этого, мы ещё варили вегетарианский суп, как-то очень сложно, обжаривая сначала компоненты по отдельности на сковородке, и только потом в строгой очерёдности бросая их в кастрюлю (во время варки супа трудовичка была в кабинете и за нами следила). Получилась не такая уж и отрава, даже можно было есть. Но дома мама сказала мне, что варить вегетарианский суп мы даже в 90е не будем, для супа есть мясо или на крайний случай кости. Да я и не смогла бы повторить своё школьное кулинарное произведение: я не запомнила ни ингредиентов, ни, соответственно, их очерёдности.
Дома мама привлекала меня к готовке, и ругалась, что всё у меня получается медленно и неаккуратно, и замуж меня по этой причине никто не возьмёт.
*
Классной руководительницей у нас была физкультурница, Раиса Ивановна. Она хорошо "закладывала за воротник" и была замечательна тем, что на своих уроках физкультуры она совершенно невнятно, как-то сквозь зубы и очень быстро, произносила команды. Класс оставался стоять там в физкультурном зале, как стоял, потому что что приказано делать, понять было невозможно; и по этому поводу Раиса Ивановна, уже более внятно почему-то, начинала длинно ругаться. Лазали по канату, чего я так и не смогла никогда освоить, бегали, прыгали, в общем, всё как всегда - ага, ходили на проклятых лыжах. Однажды мы после уроков с полтора часа простояли перед указанным нам кабинетом, ожидая классного часа, наконец появилась Раиса Ивановна, поразилась, а что это мы здесь делаем, и распустила нас по домам. Больше классных часов у нас не было. Но "Огоньки" по окончанию четвертей были; на один из таких "Огоньков" (у каждого класса был свой "Огонёк") ко мне в гости в мой класс пришла Ритка; и в какой-то момент мы, решив отчалить и продолжить "Огонёк" на нашем любимом месте, на острове посредине одного из Марьинских прудов, начали поспешно сгребать себе в карманы свою долю конфет. Это выглядело как из голодного краю, о чём нам и сказала Раиса Ивановна; получилось неудобно.
Иногда - почему-то всегда в те дни, когда уроки физкультуры проходили на улице - Раису Ивановну заменял симпатичный мужик-физкультурник, не то Анатолий, не то Анатольевич. Он не заставлял класс выполнять никаких упражнений, так что часть девчонок кучковалась в углу поля и трепалась о моде; а все остальные катались с недальней горки.
*
Напротив кабинета труда, в таком маленьком закутке среди коридора первого этажа, был кабинет, в котором обосновался кружок стихосложения. В самом кружкЕ я никогда не была, и кто его вёл, не знаю. Но я однажды видела их стихи, это было ужасно. Расхожие рифмы кровь-любовь и непременно в каждом стихотворении Ночь и Весна с Большой Буквы - типа закос под Блока. Я получила стресс.
*
В какой-то момент в УВК нам решили преподавать Основы Безопасности Жизни, или ОБЖ. Был единственный урок, на котором какой-то мощный мужик описывал, что, переходя проезжую часть, следует посмотреть сначала налево, потом направо. Я его слушала и почему-то думала о каких-то противогазах. Это был наш первый и последний урок ОБЖ, но мужика я потом видела ещё один раз. Он уныло тащил через первый этаж не то какой-то шланг, не то какую-то арматурину.
*
Ещё мне запомнились уроки черчения и рисования. На рисовании нам объяснили, как строить предметы в согласии с осевой линией; после чего поставили перед нами вазу и велели её изобразить совершенно, как я теперь понимаю, непригодной к рисунку детской акварелью. Впрочем, до несчастья с акварелью (нам к тому же ни шиша не объяснили про свет и тень, а уж о тепло-холодности оттенков вообще не заикались) - до несчастья с акварелью у меня дело так никогда и не дошло, потому что за весь урок я не могла в согласии с этой осевой линией построить вазу - несмотря на все мои усилия, она получалась непоправимо кривая. Теперь я занимаюсь рисованием с преподавательницей, она меня учит, что, если предмет получился кривоватый, надо, чтобы это увидеть и понять, посмотреть на зеркальное отображение своего рисунка; либо перевернуть его вверх ногами. Но это если предмет к р и в о а т ы й, н е м н о г о кривой, так что, приглядевшись в процессе рисования к своему творению, этой к р и в о а т о с т и уже не замечаешь. У меня же получались не кривоватые предметы, а какие-то монстры, с чудовищными вмятинами и выступами по всему корпусу.
Кроме акварели, рисовали предметы также графикой (соответственно, до штриха, о котором нам вообще не сказали, что надо его накладывать по форме, у меня тоже дело так никогда и не дошло). Кто-то из сидящих тут же одноклассников - Денис Поднос, кажется - лихо строил по осевой предложенные предметы и нереально красиво их потом штриховал; преподавательница, ходя между рядами, кидала взгляд на его работу и благожелательно ему улыбалась. Могу только предположить, что Денис Поднос где-то занимался дополнительно вне школьных уроков.
На почётном стенде висели изображённые не то акварелью (неужели этой детской?!), не то гуашью вполне симпатичные деревья среди нашего школьного двора. Кто и с помощью какого такого несгибаемого природного таланта их изобразил, навсегда осталось для меня загадкой.
*
Что до черчения, то я даже не знаю, что было хуже: черчение или рисование. На черчении нам вроде что-то такое объясняли, но что именно, меня никогда не заинтересовало, потому что я весь урок не могла изобразить на листе рамку, отступив от края листа не то на 1, не то на 1.5 см. Когда я заканчивала, в нижнем правом углу, чертить прямоугольник рамки, он у меня обязательно не сходился на 2 мм. По той же причине я никогда не научилась шить: не то что составить свою выкройку, а даже ровно разрезать ткань по выкройке, переведённой из Бурдэ Модэн (перевожу с листа на кальку я ещё кое-как) всегда было для меня нерешаемой задачей - как и провести на швейной машинке ровную строчку.
Впрочем, помню, эээ не знаю, как я справилась с чёртовой рамкой; но вроде мы проходили на черчении какие-то разнообразные шрифты, которые я, без особого тоже успеха, долго и кропотливо доделывала дома, потому что на уроке ничего не успевала.
Как-то раз у нас заменял урок рисования какой-то другой учитель, который объяснил нам композицию и точку схода, и с тех пор я полюбила рисовать комнаты со столами или партами в них.
*
Почему-то у нас в классе, в той группе учеников, среди которой я вращалась, считалось признаком интеллектуального парня и отличника, если этот парень разбирается в Юрском и других периодах и в породах динозавров. Двое парней, сидевших в среднем ряду за первой партой (мы с Сашей Корнукаевой сидели за первой партой в левом ряду, прямо перед столом учителя) знали о динозаврах всё.
*
Однажды в класс пришёл какой-то не то экстрасенс, не то мистический учитель, и пригласил нас всех на внеклассные духовные занятия. УВК выделил ему для этих занятий кабинет, и я раз пять с удовольствием на занятия сходила. В дуб не помню, о чём там говорилось, но там было как-то "тепло" и инфантильно, как на службе в храме. Вдруг один раз посреди занятий одна из девочек начала истерически рыдать, а учитель улыбался, кивал головой и говорил, что это из неё с рыданиями вся дрянь выходит.
На одно из наших занятий пришла Ритка. Каждое занятие длилось, кажется, час; Ритка посидела с поолчаса на стуле у двери, и чем-то ей это всё сильно не понравилось, по которому поводу она довела до сведения моих родителей, что я, похоже, собираюсь вступить в секту. Занятия мне с этого момента дома запретили.
17-07-2019