2018 г. Дневниковые записи 27 Шопен. Дуэль. Странная.
Продолжение
12 декабря 2018 г. Играла Прелюдии Шопена, они очень трудны. Я знакомилась с ними, играла их в медленном темпе или только правую руку. Я могу играть только пять прелюдий. Остальное для моей техники невозможно.
В поисках Комиссионного магазина, где я могла бы купить подержанный телефон, я дошла до Выставочного зала, он был открыт, я посмотрела фотографии знакомого мне клуба и картины на стенах. Мне многое понравилось, я оставила отзыв в книге отзывов.
13 декабря. Когда человек гневается, то у него жуткими делаются интонации голоса.
Некоторые мысли Чарльза Быковски, Эриха Мария Ремарка, Паоло Куэльо великолепны.
Надо внушать себе, что ты обладаешь здоровьем. Надо говорить: «Мне уже лучше. Я поправляюсь. Я здорова… Жизнь продолжается, и она будет всё лучше и лучше».
14 декабря. Снилась нарисованная роза.
День без солнца. По радио Француженка Сесиль рассказывает о беретах, каблуках, завтраках в России и во Франции.
Звонила руководительница, меня оскорбившая. Она звала меня приходить на занятия. К сожалению она искажала факты, путала хронологию реплик, которые в тот печальный вечер прозвучали.
Я напомнила ей об этике и воспитанности. Я дала ей шанс извиниться. «Извини меня за нервный срыв». Она не извинилась. Тогда я сказала: «Если бы я жила в другом веке и мы с тобой были бы мужчинами, я вызвала бы тебя на дуэль». Она твердила своё, не слыша, видимо того, что я ей говорю. Или она лукавит или ничего не помнит, и злобу свою она не помнит… Старосте нашей группы дана свобода высказываний, а мне не дана. Мои верные замечания, предложения, пожелания тотчас грубо подвергаются хамскому отношению, отвергаются тотчас.
Опять повторяется: им всё можно, мне — ничего.
15 декабря. Снилась компания людей, среди них находился какой-то сложный человек, его все побаиваются, но со мной он не груб. Всё расплылось при пробуждении. Призрачный это был сон.
По радио шла речь о Дюма и о его возлюбленной Альфонсине дю Плесси. Она стала куртизанкой, с неё написан образ Дамы с камелиями.
Весь день с жалостью думаю о руководительнице группы, но мне нельзя подставлять себя под очередные удары. Хоть бы она покаялась, хоть бы извинилась.
Одна моя знакомая, почти приятельница, но видимся мы с ней редко, имеет несколько квартир, она их сдаёт, ей нет необходимости работать. Она поёт, выступает, ходит на занятия балета, часто ездит в Италию и Венгрию. Я подумала, смогла ли бы я так жить, не работая. Наверное, нет.
Вот так я писала в свои 25 лет:
Если есть счастье, то не желание ли это любви и не её ли приближение?
В мышлении есть что-то чарующее. Я ликую, когда во мне рождаются мысли и чувства. Я, как пчела, собираю нектар с предметов.
Вся жизнь — то ясный, то мутный сон. Ночные сны - это сны во сне.
Во всякой деятельности приятна свобода выбора. Добро, делаемое нами по принуждению, не столь приятно, как то, которое совершаешь по своей воле.
Всё время думать о своих грехах — грех.
Мы с подругой слушали Рихтера. Он, как бы борется с музыкой, спорит с ней, спрашивает её, пугается её, ненавидит, обожает. Он творец. Лицо у него иногда делается сумасшедшим, даже глаза начинают косить. В манерах его, в походке есть что-невероятно самолюбивое и застенчивое, он нагибает голову и прячется в себя.
Володя Харнас сказал нам с Линой: «Вы для меня, как Ахматова и Цветаева».
Тщетно искать в любви покоя, на груди мужчины отдыха, в человеке спасения.
В ВТО был фильм о Есенине. Он живой, юный, трепетный, трагический. Пронзительное чувство любви к нему, к лицу его, к трагическим глазам.
Вся жизнь — камера одиночка. Без Бога тяжко и душно. Он непонятен, ибо явления жизни, слова и поступки людей — непонятны.
Закон жизни и у людей, и у животных один — власть силы. Мало кто из людей может похвалиться силой духа, благородством, одухотворённостью.
Мне нужны огненные мысли, встречи, приключения, движения во всех стихиях. Вместо этого тьма и сон. Разве это не судьба, разве я выбираю себе силы, чтобы жить? Разве я отказалась бы от общения с людьми, подобными Пастернаку, Гиляровскому, Михаилу Светлову? Где они? Где я? Ведь приблизиться к ним и удержаться около них мне невозможно в силу неравенства. Я сознаю себя мышкой, а их исполинами. На благородство и тонкость чувств рассчитывать не могу.
Когда я спокойна и нет тоски, это равносильно счастью.
Июнь - эти дни — Пушкин. Выше этой любви не будет, ибо нет его выше. Музыка, слово, ум, поэзия, гармония. Все слова бледнеют перед явлением — Пушкин. Все они входят в это имя, делают его, но он ещё выше - над ними. Какое счастье, что есть Пушкин. Как богата Россия.
О сверчках, ежах и кукушках нельзя никому рассказывать — они тотчас исчезают. Странно.
Нельзя никому говорить, что я люблю Пушкина, как только это скажу, часть любви к Пушкину исчезает.
В метро незнакомец поговорил со мной, подарил мне конфету. Сказал, что я странная. Да, я часто сама чувствую свои странности и почти нереальность свою в мире.
Мой рисунок.