Так бывает!

  Так бывает. (18+)

"Прошлое осталось в Прошлом. Будущее сокрыто в Будущем.
Мы живем в Настоящем, которое есть Пересечение того, что уже произошло, с тем, что только еще должно случиться... "
Джафар аль Мадани Бишера Муса.
 
  Флора. (Москва. Ноябрь 1978 года.)
  Ее звали Эльвира и ей было тридцать три. А мне было двадцать, и я недавно пришел из армии. Я был голоден, как никогда. А она была не замужем уже четыре года и была голодна еще больше. Мы сидели напротив друг друга в автобусе, идущем из центра на ВДНХ. Она делала вид, что читает книжку, держа ее на коленях, а я дерзко рассматривал ее неприлично красивые ноги. Она читала одну и ту же страницу десять минут подряд, и мне стало ясно, что думает она совершенно о другом. За одну остановку до конечной я осознал, что флирт уже неуместен в связи с катастрофической нехваткой времени.
- Вас проводить? - задал я ей прямой вопрос. - Уже поздно!
Она оторвала взгляд от прожженной глазами страницы и сказала.
- Если вам не трудно. Я здесь, недалеко.
  Мы вышли в промозглую ноябрьскую темень и зашагали к дому, в котором она жила.
  Это была редкость для Москвы тех времен - жить в сталинском доме с запирающимся парадным. Ее подъезд не был освещен, и поэтому она долго шарила в своей сумочке в поисках ключей. Я прикурил и посветил ей от зажигалки. А она вместо ключей вынула из сумочки плоскую, квадратную пачку "Dunhill", которая у московских фарцовщиков стоила аж два пятьдесят! Потом распечатала ее и прикурила сигарету от моей "Примы".
- Есть хочешь? - спросила она меня. А я в ответ лишь мотнул головой. Глупо спрашивать такое у студента. Да она и сама это понимала. Просто ей нужно было пригласить меня к себе. Когда мы в спешке выкурили свои сигареты, у нее неожиданно нашлись ключи в правом кармане ее не по сезону коротенького пальто.
   В подъезде, куда мы зашли, было тепло. Пахло краской и свежей побелкой. А сквозь окна лестничных пролетов лился свет уличных фонарей. Ее правая ножка элегантно подвернулась на первой ступеньке лестничного пролета на третий этаж, но я шел сзади и сумел подхватить ее на руки.
- Кажется я сломала каблук. - сказала она мне и, продолжая лежать у меня на руках, изогнула свою фигурку таким образом, чтобы осмотреть свой итальянский сапожок. Это было так великолепно, что я развернулся и посадил ее на подоконник, словно мотылька. Она взглянула на меня откровенно и нежно. Так, что у меня потемнело в глазах.
- Угостишь закурить? - спросил я ее. Я до этого никогда не пробовал "Dunhill".
- Я хотела бы чего-нибудь покрепче. Понимаешь? - сказала она мне. А я сделал вид, что не понял, и предложил мотыльку свою "Приму". Тогда мотылек помотал головой и вспорхнул с подоконника прямо ко мне в руки.
   Ее ноги в своей верхней части были настолько холодны, что у меня замерзла ладонь. Она вяло отбивалась и даже влепила мне пощечину, но эти удары более всего походили на объятия. Мы смогли подняться на ее родной третий этаж лишь спустя полчаса, оставив на площадке после себя несусветный кавардак.
   Мы разулись в прихожей и сняли, наконец, с себя нашу растрепанную, надоевшую верхнюю одежду. Она искоса поглядывала на меня и ничего не говорила, порхая по комнате и рассовывая по закоулкам обычный холостяцкий бардак. А я любовался ее идеальными пропорциями и тоже ничего не говорил. Знаете, я в душе художник. Мне нельзя показывать красивые вещи! У меня было чувство, что я опять в Эрмитаже, и снова стою перед маленькой статуэткой Флоры. Они до ужаса были похожи! Но откуда бы о внешности Эльвиры мог знать Жан Пьер Антуан Тассар, ваяя свой шедевр?
- Пельмени будешь? - спросила она меня и, не дожидаясь утвердительного ответа, извлекла из морозилки прямоугольную картонную коробку пельменей "Останкинские", а себе принялась строгать овощной салат. Оказались у нее так же две бутылочки пива "Двойное Золотое" и на треть уже пустая, пузатая бутыль "Абу Симбела".
- Ром? - удивился я.
- Вообще-то это бальзам. - ответила она. Я ее понял и улыбнулся. Это все абсолютно соответствовало ее образу! Лесные нимфы должны пить исключительно травяные настойки и питаться только овощными салатами! Когда мы выпили и стали ужинать, она меня спросила.
- Где учишься?
- МГУ, первый курс. Мехмат. - солгал я. Потому что учился совсем в другом вузе, в том, что в самом начале Каширки. Но мне было не нужно, чтобы меня кто-нибудь стал разыскивать, случись что. Не думаю, что она мне поверила, так как ее прекрасное, немного усталое лицо выражало полнейшее равнодушие к сказанному.
   Мы сидели у нее на кухне в обществе изжоги и опустевших тарелок. У нее был высокий полупроводниковый, совершенно бесшумный финский холодильник, который невозможно было даже "достать". Только привезти «из-за бугра». Она посмотрела мне в глаза взглядом Александра Матросова перед его последним броском и сказала.
- Хочу еще и много.
  Я догадался, что она вовсе не ром имеет в виду. Ожившая скульптурка Флоры, погруженная в суетные земные будни ... Я не нашел и тени стеснения в ее глазах. Но она погасила свет раньше, чем я успел насытить свои эстетические запросы!
   Наши бесконечные поиски краев у кровати длились шесть часов. И это стоило нам обоим почти целой пачки ее "Dunhill". Мы не лгали друг другу и не играли в глупые детские игры, поэтому наши души были свободны от недомолвок, обид, лжи и пустячных надежд. Мы оба знали, что по массе причин не можем быть вместе и поэтому забирали у Времени все, что могли забрать в свое будущее прямо сейчас ...
   Когда затеплился поздний рассвет, и ей пришла пора собираться на работу, она меня все-таки спросила.
- Придешь еще?
- Нет. - отрезал я.
- Ты циник. - прозвучало в ответ. - Скажи хоть, как тебя зовут, мачо?
- Мачо. - ответил я. Сейчас мне больше всего хотелось просто завыть. Мне было невыносимо расставание с этой изумительной женщиной, так разительно похожей на шедевр Эрмитажа! Она лишь фыркнула и стала застегивать свои сапожки.
   Мы расстались у ВДНХ, на конечной. Она сидела в автобусе и смотрела вниз, в пол, и не поднимала глаз в течение тех недолгих минут, пока ее автобус неторопливо набирал ход, увозя ее из всех моих будущих дней. А я развернулся в сторону метро.
   Я не хотел ехать вместе с ней в одном автобусе.
   Я боялся, что это любовь …
- Как же паскудно! - одними губами прошептал я, чувствуя, что этот автобус, уносящий ее в недра зимней столицы, как щипцами отрывает от меня куски сердца. Я стоял и чувствовал, что часть меня уезжает вместе с этим проклятым автобусом. Лучшая часть! И это было до ужаса тоскливо. А в памяти внезапно всплыли слова, сказанные ночью, в полной темноте.
- Почему тебя бросил муж? Или ты от него ушла сама? - набравшись наглости спросил я ее. Я видел, что эта живая копия тассаровской Флоры катастрофически несчастна и прекрасна в такой же высокой мере. Я откровенно не понимал, как можно было бросить это чудо? Она долго молчала, потом глубоко затянулась и произнесла.
- Мой муж погиб при исполнении. - помолчала еще и добавила. - Знаешь, так бывает. С теми, кто лучше всех!
- Да! Так бывает! - вздохнул я и закурил последнюю из помятой пачки. Потом съежился от пронизывающего ветра и торопливо зашагал, стараясь поскорее вымыть из головы ее пылающий, невыносимо нежный образ. Эту Сверхновую у себя в груди ...

  Донна Флор.

  Нельзя доверять своим эмоциям. Я это знала. Сегодня они одни, а завтра все чувствуешь совершенно иначе! Приходит рассвет, и ты видишь все другими глазами. И мудрости у Бога хватит на всех, но мы часто сами этого не хотим.
   Был вторник, и я тогда просто возвращалась с работы. Я работаю в "Интуристе", на Калининском. Прямо напротив "Малахитовой шкатулки". И в тот день, прежде, чем уехать домой, решила пройтись. Я вообще редко спешу домой. Там меня никто не ждет. И там все напоминает о Сергее. Лишь через час я села в автобус, который шел в наши края.
  Он, этот парень, подсел к нам в автобус в районе площади Дзержинского. Сначала я просто увидела, что кто-то устроился напротив меня. Я не смотрела на людей. Я видела лишь его брюки и ботинки. Дешевые и неопрятные. "Студент" - подумала я. Но мне было все равно. Томик Амаду, который я читала, скрашивал мне дорогу домой. "Донна Флор и два ее мужа". Я помнила этот роман почти наизусть. Потому что как и донна Флор, я мечтала вернуть своего Гуляку. Оттуда ... Но я не знала, не понимала тогда другого: когда ты невыносимо чего-то желаешь, небо слышит твои желания! Теперь я это знаю. Это так!
   При выезде на Проспект Мира автобус занесло и здорово тряхнуло на повороте. Я нечаянно подняла глаза на этого парня, и ... чуть не подавилась собственным сердцем! Потому что это был он. Он!!! Добавить к возрасту этого мальчишки лет десять - двенадцать, и от Сергея его вообще невозможно было бы отличить. Абсолютное сходство. И такой же прямой, немного нахальный взгляд. Знаете, дерзкий такой, который нас, женщин, заводит с полуоборота. Когда мужик тебя рассматривает и глаза при этом не прячет. Бесстрашные глаза. Чистые, честные! И никакого стеснения, никакой неловкости! Разница между отъявленным негодяем и героем лишь в глазах. Во взгляде. И этот определенно был вторым. Я просто не могу! Я помню, что уткнулась носом в книжку, в какое-то место в тексте, и перестала дышать. Четыре года прошло, как он погиб. Четыре невыносимых года ... И эта боль ... Эта память о нем ... Это все вернулось ко мне, как только этот мальчишка заглянул мне в глаза.
   Так бывает. Есть люди, похожие друг на друга, как две капли воды. И чаще всего, если они совпадают внешне, то и в характере, и в повадках тоже. Ну, скажите на милость, какова вероятность того, что в Москве ты можешь случайно повстречать точную копию своего давно ушедшего супруга? Я сидела и боялась поднять глаза. Мне сейчас просто хотелось броситься к нему на шею. И это желание было столь велико, что я еле сдерживалась! Вот и все. Очень острые и невероятно сильные чувства. Мне казалось, что я сейчас просто взорвусь!
  Когда наш автобус подъехал к ВДНХ, и все стали выходить, он неожиданно спросил.
- Вас проводить? Уже поздно!
   Может быть мне это показалось, но он и говорил голосом Сергея. Помню я тогда чуть сознание не потеряла. У меня хватило сил не подать виду, и я ответила ему.
- Если вам не трудно. Я здесь, недалеко. - я просто не могла сказать ничего другого.
   Мы шли с ним к моему дому, и я поняла, что я "попала". Я встретила его вновь и я не смогу сопротивляться этому факту. Голод, конечно, можно терпеть. Но, извините, не тогда, когда ты сидишь в ресторане, а небо уже выставило перед тобой весь твой заказ! В середине пути мне пришла в голову шальная мысль, что хочу я только одного - чтобы еще раз побыть с моим Сережей. Хоть и не с настоящим … Все то, что накопилось во мне за прошедшие четыре года, невообразимо рвалось наружу. Поэтому я не спрашивала, как его зовут. Я боялась, что он скажет мне это же имя, и я тогда просто умру прямо здесь, посреди новостроек. Это было невероятно, но даже его походка и то, как он шел со мной, немного сзади и справа ... Точно так же Сергей провожал меня на нашем первом свидании. Тринадцать лет назад ...
   У подъезда дома я стояла и как дура копалась в своей сумочке. Я не решалась отпирать подъезд. Я знала, что случится потом. Как только мы погрузимся в темноту нашего парадного, меня перестанут слушаться ноги, я остановлюсь, а он обнимет меня за плечи сзади. Обхватит. Очень сильно и очень нежно. И прижмет меня к себе! А потом … О! Я знала, что будет потом! Я видела это так, как будто это уже произошло! Наверное он думал, что я ключи ищу, или что-то еще? Он подсветил мне от зажигалки. А я, чтобы просто потянуть время, вынула свои сигареты и прикурила от его "Примы". И дальше тянуть эту волынку я тоже уже не могла. Я пригласила его на ужин. Я знала, что от ужина он не откажется. Мы все это проходили. Он же студент ... И это был единственный благовидный предлог!
   У меня тряслись поджилки, когда мы в темноте поднимались по лестнице. Я впервые была рада тому, что что-то случилось с освещением подъездов в нашем доме, а ЖЭК до сих пор не может это исправить. Я была рада, что тот, кто шел сзади меня, не видит, как предательски подводят меня мои коленки. В конечном счете, я чуть не рухнула на лестничном марше. Но он успел подхватить меня на руки и усадил на подоконник.
   Мы двигались навстречу нашим чувствам. Мы горели. Особенно я. У меня перехватило дыхание, когда я соскользнула к нему в объятия, и мои ноги уже не держали меня совсем. А внутри давно бушевал пожар такой силы, что справиться с ним, наверное, мог бы только целый пожарный расчет. Это было нестерпимо. Это всё ... эти проклятые четыре года! ... Помню, мне тогда в голову мысль пришла, что нужно бы сопротивляться как-нибудь. Хоть немножко! Как водится, для приличия. Некрасиво же демонстрировать свою доступность! Ведь он, все-таки, не Сергей! Я что-то пыталась изобразить в этой своей любительской постановке и даже стукнула его. Не сильно. Но вместо того, чтобы отступать, он просто уложил меня прямо на наш широкий и низкий подоконник.
   Я поняла, что больше себе не принадлежу и больше уже ничего не контролирую, как только моя спина коснулась горизонтальной поверхности. Эти вещи у нас где-то на подкорке … Я не могла пошевелиться, я глотала воздух, я лежала, словно под наркозом на хирургическом столе, а он ... Прошу, не осуждайте меня, вы не были в моем положении!
   Когда я без боя сдала свой первый редут, и мы смогли подняться в квартиру, мне стало немного легче. И тогда я захотела другого. Того, чего хотим все мы, женщины. Чтобы он пожирал меня глазами. Чтобы он обожал меня. Чтобы он страдал мной! Демонстрация своей красоты для нас, для женщин, является просто способом управления мужиками, способом их подчинения себе. Это просто! Их гипнотизирует женская красота! И тогда ты можешь стать удавом и крутить им как захочешь! Я разделась перед ним прямо в нашей прихожей ровно в той мере, чтобы это не было пошло и чтобы он смог сполна оценить результат моего длительного увлечения спортивными танцами. Я знала все сильные стороны своей внешности и откровенно демонстрировала их ему. Я привязывала его к себе цепями всепобеждающей страсти. А он не мог оторвать от меня глаз. Это было до ужаса глупо, по-детски. Но инстинкты во мне взяли верх над здравомыслием. К тому же я просто очень соскучилась по глазам, которые тебя пожирают!
   Он смотрел на меня с таким же восхищением, с каким люди смотрят на экспонаты музея. Он смотрел на меня так, как будто уже где-то видел. Он определенно меня узнавал и даже сделал жест рукой, как бы говоря: «Боже, но это же ведь … !» И это было совершенно необъяснимо. Потому что раньше мы не встречались нигде. Меня это страшно заводило! Но именно этого я и хотела. Да, именно этого!
   Мы даже умудрились немного поесть ...
   А потом я выключила свет и отдала ему над собой всю власть, сказав ему об этом прямо. Мы ведь любим ушами. И если мужчины нам вовремя не говорят нужные слова, то стоит хотя бы самой создавать эти завораживающие звуки чарующих, неприличных откровений. Тех, что включают в женщине неуправляемую цепную реакцию ... Не подглядывайте за нами, пожалуйста, эта ночь только наша! Этот омут любви … Я упала в него, не имея никакого желания плыть к берегу. Я хотела снова утонуть в объятиях родного человека на нашей бесконечной кровати. И знаете что? Мне это удалось!
   В полумраке хмурого ноябрьского утра мы стали собираться. Я - на работу. А он? 
 Не знаю куда. Я не могла оставить его у себя на день. Наступило утро - время, когда видишь все по-другому! Но еще ночью я поняла, что хочу это все прекратить. Проблема была в том, что я не могла выгнать вон, на улицу, среди ночи, человека, которого сама же и пригласила к себе. Я не могла ему сказать "нет", когда уже все произошло. И спать, когда рядом с тобой такое редкое чудо природы, я тоже не могла! У меня оставалось лишь одно - любить его что есть сил. Любить на полную катушку. Любить до боли. А когда мы расстанемся - стать у него неизгладимым воспоминанием. Неповторимым сюжетом его юности.
   Ценой титанических усилий я заработала себе кучу травм той ночью. Мне говорить вам об этом не стыдно, потому что именно это и было моей целью. Стыд, знаете ли, совершенно неуместен, когда спасаешь свою жизнь! Мне нужна была острая физическая боль. Я шла к этому целенаправленно. Нарочно. Все наши нескончаемые шесть часов. Мне нужно было надолго вывести себя из строя. Мне было нужно удержать себя от того, чтобы просто не побежать за ним туда, куда ... Да куда мы все за ними и бегаем – куда глаза глядят! Я уже готова была ради этого мальчишки бросить все. И я знала, что только сильная боль сможет меня в нужной степени отрезвить! Ему было двадцать ... Два-д-цать! И я не могла ломать ему жизнь. Да и свою тоже …
   Мы расстались с ним на ВДНХ. Он проводил меня до остановки и ждал, когда я уеду. Он смотрел куда-то в другую сторону, не на меня. Закусив губу. И даже не курил. Милый, чересчур взрослый мальчишка, превративший меня в пепелище! А я ... Я вообще смотрела в пол. Это все очень больно рвется. Когда сильно любишь. Мне было невыносимо видеть его снова, моего Сергея. Таким молодым и таким ... живым!


   Кафе "Ивушка".
   В тот день я взяла на работе отгул и сразу же ушла в кафе напротив. Прямо с утра. Я ничего не чувствовала, сидя в совершенно пустой еще "Ивушке". И я не пила "Сибирскую". Я ее глушила … Знаете, есть такая красивая фигура речи, очень русская - глушить водку! Не ощущая ни крепости, ни вкуса. Так глушат водку только опустошенные войной фронтовики. Так глушил водку Сергей, когда первый раз вернулся из Анголы. И так же точно сегодня глушила водку я. Впервые в жизни. Я хотела просто заполнить чем-то ту нескончаемую бездну, что образовалась во мне на месте сердца. Эту зияющую, ледяную пустоту. Мне было так больно, что сегодня я не чувствовала ничего. Даже опьянения. Моя душа взяла отпуск. Так бывает. Бывает ... 
  Не было ни слез, ни даже сожалений о своей жизни. Лишь затаенная горькая обида на то, что со мной обошлись как-то совсем нехорошо. Неправильно!
  Донна Флор ... Если это правда, то, о чем рассказал Амаду, если такое просто допустить как рабочую гипотезу, то такие случаи единичны. Уникальны. Те, про которые говорят «чудо». И ... Я понимала, что это не про меня. Мне уготовано страдать. Почему-то я была в этом абсолютно уверена. Но слез все равно не было. Я закурила последнюю из той своей пачки, что нас выручала всю эту бесконечную ночь.  Я не боялась, что меня выгонят вон. У меня были настолько затравленные глаза, что и бармен, и официант к этому отнеслись с пониманием. К тому же кафе в эту пору было совершенно пустым.
  Я сидела лицом к огромному окну с видом на широкий и шумный Проспект Калинина. И на ноябрьскую слякоть ...
  В самый разгар моих душевных терзаний мне на плечо легла чья-то рука.
- Ты сама выпила почти всю бутылку? – услышала я до боли знакомый баритон.
  Я даже не удивилась. Сегодня было возможно все.
- Зачем ты здесь? – поставила я вопрос ребром, даже не обернувшись к нему. – Мы же расстались!
  Он стоял и молчал. Потом спросил.
- Угостишь закурить?
- У меня закончились. Зачем ты здесь? – вновь спросила я его. Он снял свою ладонь с моего плеча и, обогнув столик, уселся прямо напротив меня.
- Ты знаешь. – ответил он. Потом взял мою недопитую бутылку и опрокинул ее себе в рот. – Я здесь за тем же, зачем и ты.
- ? – непонимающе пожала я плечами.
  И тогда он сказал.
- Куда бы я сегодня ни пошел, я все равно встречу тебя. А ты - меня. Это неизбежно. Вот и все.
  Это прозвучало, как какой-то приговор.
- Я не хочу тебя видеть. - ровным тоном произнесла я.
- Я знаю. - ответил он. - Портрет твоего мужа в траурной рамке всю ночь смотрел на нас. На … В общем, на всё! Я разглядел его, когда рассвело. И был сильно удивлен тому, откуда у тебя мое фото в майорских погонах? Я напоминаю тебе его?
- Ни в мал …
- Только правду!!! –выпалил он шепотом. Его глаза вспыхнули огнем. - Полагаю, я это заслужил!
- Ну, правду - так правду! Ты не напоминаешь мне его. - сказала я. - Ты - это он и есть. До мельчайших деталей. До … Я даже не знаю как это сказать! Внешность, голос, повадки, походка. Манера говорить. Родинка внизу живота … Это что? … Это как? - я на секунду замолчала, глядя в сторону барной стойки. – Даже форма … некоторых частей тела … и то, как ты все это делаешь. Мне … Зачем ты здесь?!
- Я выпить пришел. – сказал он мне, пожав плечами, и я не могла ему не поверить. – Это мое любимое кафе. Хоть и далековато от вуза. Я даже не был удивлен, когда увидел тебя со спины! Ты еще не поняла?
- Чего?! – спросила я. Но тут же догадалась, что он хочет сказать.
- Того, что нам с тобой начертано быть вместе. Ты же понимаешь, что так не бывает! Что невозможны такие вещи! Они математически недопустимы! И если такое происходит, то это уже нечто другое. Иной слой реальности. Если, как ты говоришь, мы с твоим бывшим совершенно идентичны, то не встретить меня ты не могла. Вот так. Это я тебе как математик говорю.
На это я лишь хмыкнула.
- Ты математик? Уже?
- Свою первую работу я опубликовал в шестнадцать лет. Еще в школе. – ответил он. – Но тут и так все предельно понятно. Знаешь, есть такие законы, которым бесполезно сопротивляться. Они тебя все равно прогнут!
  Я понимала, что он прав. Я и сама об этом думала.
- Хорошо. Со мной все понятно. Я «запала» на тебя, потому что ты точная копия его. А ты? – спросила я.
- Я? … Это – любовь с первого взгляда. – сказал он. – Можешь мне не верить.
- Я бы поверила … Если бы мне было семнадцать…
  Я хотела еще ответить ему какой-нибудь колкостью по поводу любви с первого взгляда, но он властным жестом остановил меня.
- Дай договорить. - сказал он. - Это правда. Но это было лишь до того момента, когда мы зашли в квартиру. А потом … Потом случилось то, чего я не могу объяснить.
- Что?
- Мне … То есть я … Ты в Эрмитаже была? – как-то не в тему спросил он.
- Да.
- Когда будешь там еще, сходи в залы старых итальянцев. На втором этаже.
  Я продолжала смотреть ему в глаза, ожидая продолжения.
- Там прямо при входе к Рафаэлю и Да Винчи стоит твоя точная, миниатюрная копия. Из мрамора. Работы Тассара. Скульптура Флоры. Я посещаю Эрмитаж в основном из-за нее. Когда я впервые ее увидел, три года назад, мои друзья успели обойти все левое крыло. И потом нашли меня там же, где оставили. Им пришлось пообещать мне бесплатный обед во «Фрегате», чтобы просто вытащить из музея!
  Мы замолчали. Мне стало понятно, почему он так ко мне прилип. Потому же, почему и я к нему. Мне стали понятны его слова про то, что куда бы мы с ним сегодня ни направились, мы так или иначе столкнемся снова. Точно так же, как вчера в автобусе. Мы ... Мы были полюсами единого магнита, которые, как я знала еще со школы, разделить нельзя. Невозможно. Наша попытка расстаться была нарушением какого-то закона природы. Столь мощного, что раздробленное тело вновь собиралось воедино. Несмотря ни на что! И мы оба хотели того, а лучше сказать тех, кого полюбили … задолго до нашей встречи в автобусе. Задолго! Пора было задать ему тот вопрос, который был для меня главным, и который я все время откладывала.
- Как тебя зовут? Ты не ответил мне утром. – спросила я, чувствуя, как мне на плечи ложится бремя невыносимого выбора. Он полез в карман своей короткой курточки и протянул мне синий студбилет.
- Александр. – облегченно выдохнула я и откинулась на спинку кресла. – Слава Богу!
- Да и тебя зовут не Флора. И я не привидение твоего мужа, а ты не богиня живой природы. И знаешь что?
- Что?
- Именно это и дает нам право … То есть, надежду …
- Да. Я поняла. Построить все заново. Потому что мы другие?
- Именно! Потому что мы другие! Потому что мы не те, кого мы больше не можем иметь рядом. Мы не должны ими становиться. Мы – это мы. И только! Но то, что мы так похожи на них … На тех … Это гарантированно сделает нас обоих счастливыми.
- Ты уверен? – спросила я.
- Я ни в чем уже не уверен после череды таких событий, которые не могут случаться. – ответил он. – Но такое уже было. В твоем прошлом браке. И поэтому случится еще раз. Потому что при одинаковых условиях разные системы ведут себя одинаково! Это – закон природы!
  Я понимала, что я ему верю. Все, что он мне пытался объяснить, отзывалось во мне рациональным пониманием ситуации. Потому что это были в точности мои мысли. И почему сегодня не работает проклятый алкоголь!?
  Мы сидели и смотрели друг другу в глаза. Теперь это не вызывало у нас никакого неудобства. Напротив. Я чувствовала, что по этой линии зрения, как по прекрасному радужному мостику, я упала … провалилась прямо внутрь его души и больше не желаю никогда покидать это уютное место. Этот мой родной домик. Поскольку во мне самой до сих пор еще пребывала жуткая пустота безжизненного космоса … А за окном тем временем занимался новый день. И впервые за очень долгое время стало пробиваться солнце.
- Поехали домой, если хочешь. – сказала я ему, и он на это согласно кивнул. – Вызови нам такси. Там у гардероба автомат есть, на первом этаже. Я сегодня не в состоянии двигаться!
  Он ушел, а я почувствовала, как отпускает накопившаяся боль. Как она исчезает без следа вместе с памятью об этом четырехлетнем аде. А на место боли приходит тепло. Тихо и мягко. Словно ласковая, пушистая домашняя кошка. Как первый лучик света в кромешной тьме. Вероятно, так и рождаются новые вселенные!
  Он помог мне одеться, сунул гардеробщику что-то в ладонь и вывел меня наружу.
- Кстати, - сказал он мне, когда мы уже вышли на свежий воздух, - моя мать старше отца на тринадцать лет. И ничего. Живут.
- Сашка! – прошептала я, пробуя на вкус его имя. Я засунула свои руки к нему под куртку и обхватила его за талию. Прижалась щекой к его груди. Услышала как мощно и ровно бьется его сердце. «Я ведь тебя люблю. Именно тебя. И уже давно. Просто я не могла никак тебя найти!» - думала я, анализируя свои чувства. 
– Я тебя тоже! - сказал он вслух, каким-то образом прочувствовав мои мысли. – Я понял это сегодня утром. Когда ты уезжала. Меня заживо четвертовал тот автобус! И поэтому я рванул не в институт, а сюда. Не знаю как, но я чувствовал, что ты рядом! Но сейчас ... сейчас тебе нужно просто поспать.
- Я боюсь спать. – высказала я ему свои сомнения. - Боюсь, что когда проснешься, все опять станет по-другому! И ты станешь кем-то другим …
- Я буду тем, кто тебе необходим. – ответил он. – Самим собой. Я не играю.
  Потом закурил, глубоко затянулся и добавил.
- Угощайся! А то я задолжал тебе уже целое состояние! – помолчал и произнес. - Почему ты удивляешься тому, что происходит с нами? Ты же сама сказала ночью, что так бывает. С теми, кто лучше всех! - и улыбнулся.
  В этот момент я физически ощутила, как меня прилепляет к этому человеку неудержимая сила такой мощи, что впредь я не смогу быть отдельно от него. Я не выживу одна, без этого мужика! Он источал такое невыносимое тепло, нежность и надежность, что я простояла бы с ним в обнимку до скончания времен. Полюса магнита вновь соединились. И пришла в голову совсем уже нелепая мысль: «Господи, как же я теперь буду ходить на работу? И сидеть там восемь часов!» Теперь я знала точно, что мое счастье, наконец-то, меня нашло. Что оно рядом. И сейчас я прилепилась к нему всем своим естеством. Я видела, что череда невозможных, невероятных событий, наконец, закончилась, и теперь впереди у нас только трудные, счастливые дни …

Год 2018. Середина декабря. Дом Петровича в одной глухой деревне.

"Я люблю вас. Всех без исключения. И поэтому я счастлив!" - думал Петрович, стоя у окна и глядя на то, как огромные хлопья чистейшего снега валятся валом из плотного серого, низкого неба. И дальше забора ничего уже не видно. А где-то вдалеке, как раз по направлению его взгляда, лежало прошлое. Их прошлое. То самое, которое сделало их всех такими, каковы они сейчас. Богатыми и бедными. Скромными и заносчивыми. Больными и ... не очень. 
  Эля ... В тот единственный раз, когда Саня привел его к ней в гости, на ужин, а потом они постелили ему на кухне, на полу, ... в тот раз, в ту ночь он не спал. Лежал на полу, уткнувшись лицом в матрац и изо всех сил пытался не слушать приглушенные звуки, которые доносились из спальни ... Саша плюс Эля ...
   Он пытался заснуть, но это было невозможно. Его сердце рвалось наружу, как после стометровки. И он, закаленный двадцатилетний дембель, в конце-концов расплакался, словно пацан, уткнувшись носом в матрац! Потом для себя он решил, что больше к ней в гости никогда не придет и вообще никогда больше не будет с ней нигде встречаться. Даже мельком. И сдержал данное себе обещание. Он не пошел к Александру на свадьбу, уехав под вымышленным предлогом к родителям на Украину. Она, эта маленькая, хрупкая женщина, поразила его, словно шальная пуля, прилетевшая ниоткуда, и ударила в самое сердце. Ее образ в слишком коротком домашнем халатике сидел у него в мозгу, словно навязчивая идея, и никак не хотел его отпускать. От нее исходило какое-то  невыносимое притяжение, и он прилагал неистовые усилия для того, чтобы не встать и не зайти к ним в их комнату. Его изнутри выжигало желание молодого льва, затесавшегося в чужой прайм. Но Эля была с Саней и была счастлива. И Саня тоже. А он? Он тогда не знал, кем он является. И на что способен. Но он тогда точно знал одно – он не предатель! И поэтому даже в мыслях не мог ... не имел права признаться себе в том, что это любовь. Он никогда и никому об этом не рассказывал. Даже на исповеди. Потому что он удалил все свои воспоминания о ней. Ликвидировал их, как опасный вирус, который мог непоправимо навредить его душе. А теперь это все внезапно всплыло в памяти вместе с Александром, приехавшим к нему в гости. И Петровичу положительно некуда было деться от этой напасти, навалившейся на него снова с невероятной силой. Как и тогда, сорок лет назад, в Москве их юности …
  Так бывает. Бывает ...

На фото:  Жан Пьер Антуан Тассар. "Флора". Мрамор. Государственный Эрмитаж.


Список рецензий предыдущей версии рассказа:
Сильно. Очень. Очень откровенно, точно, сжато, и тем выразительнее. Новелла - будто натянутый нерв. Здорово, Владимир, просто здорово!
Ольга Меклер   18.11.2018 17:06

Читается на одном дыхании! Автор - молодец!
Алексей Жарёнов   08.10.2018 13:20

Здорово!мне понравилось!я за честность!:)
Маргарита Герман

Просто, нежно и реалистично. Как и должно быть.
Понравилось.
Ольга Клионская   06.10.2018 09:52