Художник Николай Фридрихович Петров потрогал выбритое лицо, потом пригладил волосы до плеч. Что-то не то...
Хотя что может быть «то»? Узкая камера, маленькое окошко с мелкой сеткой. Железная дверь. В определённые часы кто-то приносит еду. Но охранников Петров не видел. Можно прогуляться по двору, тоже в урочные часы, с другими узниками. То же небо, только немного пошире. И сетка покрупнее.
Но главное — мольберт. Прикован к ноге железной цепью. И с утра до ночи надо рисовать. Только небо. Можно ещё каменные стены, но их не рисует никто. А как небо выглядит без сетки? Кто знает… Много раз Николай Фридрихович представлял его себе, рисовал… Ошибся, наверное. Не так оно должно выглядеть. А кто знает? Свобода от мольберта — только в камере, во время сна и еды. На прогулке.
Иногда узники говорят между собой. Обычно по практическим вопросам — у кого краска закончилась, или кисть поистрепалась. Иногда узников очень мало, а иногда — много. Кто-то приходит, кто-то уходит. Кто-то возвращается. Кто-то оставил после себя пару картин, кто-то унёс и их. А после кого-то — настоящая галерея.
Петров помнил свободу, и помнили многие, но уже сомневались в своих воспоминаниях. Не пригрезилось ли? Когда-то просто подошёл к картине, ради любопытства. Смотрел. Погрузился, и не смог выйти обратно. Чувство, сходное с состоянием опьянения. Или контузии. Старый художник Будрайтис как-то сказал Петрову.
— Не ищи выход. Выход — он здесь. -
— Этот выход напоминает темницу, — без всякого интереса отозвался Петров.
— Всё наоборот. Темница за стенами. -
— Правда? -
— Видишь ли… Я бежал из двух тюрем. В одной я сидел за роялем и сутками сочинял мелодии. Стоило перелезть через стену — и я свалился во двор другой тюрьмы. В ней я ваял статуи. Это не то, чего я добивался. Надеюсь, ты догадываешься, как я оказался здесь? — Будрайтис невесело ухмыльнулся.
— Положим. Но ведь я помню свободу! -
— Все мы помним. Даже я. До того, как в первый раз подошёл к роялю. Из любопытства. Но мы и сами уже не верим в эти воспоминания. -
— Но ты сказал, что ушёл без препятствий? -
— Так и есть. Никто тебя не держит. -
Минут пять Николай Петров осознавал сказанное. Потом осторожно потянулся к цепи, приковывавшей ногу к мольберту. Щёлкнул замком. Раньше он это делал только в назначенный час! Прошёл к двери мастерской. Открыл засов. Пусто. Никто не мешает. Коридор, лестница, коридор, ворота… И остались за спиной стены темницы. А где же небо? Сутолока, толпа. Серый асфальт под ногами.
— Простите, куда вы идёте? — спрашивал художник.
— Вперёд! -
— А там что? -
— Ты что, дурак? Надо идти вперёд. -
— А чем перёд отличается от зада? И даже от стояния на месте? -
— Не мешай! -
Петров сошёл на газон, по жёлтой иссохшей траве, перелез через ограждение. Никакого результата. Что делать? Куда идти? Во имя чего?
Надо идти назад. Закрыть ворота тюрьмы, и покрепче. Приковать себя цепью к мольберту. Свободы не было — это и вправду сон. Взявшись за кисть, ты пробудился. Только сейчас ты видишь небо.