Провокация
В самом звучании этого слова часто слышится что-то колючее, цепкое, даже рвущее душу.
Были и есть провокаторы значения всероссийского и даже мирового проходимца вроде Азефа или пресловутого попа Гапона.
Однако всё это обманщики общественные, а есть аферисты мелкие и склочные местного пошиба, а вернее, разлива.
Сырой март. Мастер Картохин отправил меня в аппаратную механического цеха за доработанными втулками для нового изделия.
Конечно, я мог отказаться, поскольку в цехе был свой мотоводитель, но всё же на вольный воздух охоты выйти была, да с мастером особо и не поспоришь.
Потому и тронулся молодой слесарь в моём лице в недальний путь по рыхлому весеннему снегу.
«Сгонял» я разок, другой и вдруг Миша Бочкин взъерепенился:
«Ты чего это в рабочее время по заводу мотаешься?
Тебя что, бригада обрабатывать должна? Извозчик нашёлся. Ещё раз поедешь, КТУ мигом урежем!»
КТУ – коэффициент трудового участия. На собрании бригады в конце месяца в присутствии сменного, а то и старшего мастера решали вопросы:
«Кому сколько?», «Кто волынил и «блондился»?», «Кто уснул пьяный на работе?». Кто? Кто?
Миша Бочкин был здоровенный мужичище. Бывший прапорщик, в должности завсклада. Таких не зря в армии называли – «кусок».
Имя и фамилия как нельзя лучше соответствовали облику слесаря.
Бочонкообразная голова с выбритыми до синевы толстыми щеками, слегка волнистые каштановые волосы, небольшие карие глаза и маленький нос «пуговкой».
Из-за ворота рубахи виднелась густая курчавая поросль. Миша, Михаил, медведь.
Крупное туловище Михаила напоминало не шкаф, а некую квадратную бочку.
- Миша – порой ласково кричала какая-нибудь контролёрша.
- Держи выше. Орлика ведут, сейчас……дадут – недолго думая, откликался Михаил.
Иногда Бочкин рассказывал мне и другим собригадникам о своих приключениях в совхозе: « Приехали мы, значит. Поселили нас в каком-то сарае, а не в простом бараке. Сено кругом, хорошо. И мягко и тепло и запах! Спали мы все вповалку, вместе и порознь, и мужики и бабы.
Отпашем своё, перекусим, а храпака задавать ложимся в ряд на сенной подстилке. Тьма такая, что своих ног не видишь, не то чтоб усмотреть, куда ступаешь.
Пробираешься так тихонечко меж спящими, или только ещё задрёмывающими, до своего законного местечка и только думаешь – не наступить бы на кого.
Вот, наконец, вроде нарисовался зазор между телами. Приноравливаюсь уложиться и пытаюсь разобраться – где тут баба, а где мужик?
Ну а как проверить?
Руку тихонько меж ног положишь. Ага, ничего нет. Значит, вполне можно прилечь. И падаешь без задних ног, как говорится. Да к тёплому бочку поближе. На то я и Бочкин.»
Не вполне верилось в то, о чём повествовал Миша. Конечно, всякое творилось в его командировках, да и другие порой говорили о приключениях на половой почве во время шефской помощи селу.
В прошлом году Бочкин ездил в гости к своему друг вертолётчику в узбекский город Ургенч, что расположен в низовьях Аму-Дарьи.
- Прихожу на рынок – живописал Михаил – а там чего только нет. Урюк, дыни, огромные, пахучие, а самое главное – дешёвые до жути.
Узбечки тесто вымешивают, потом задерут подол, положат кусок на ляжку, шлёп-шлёп и готова лепёшка. Потом в печку, в земле выкопанную.
- Не в печку, а в тандыр – добавлял я – это я от мамы знаю, она в Ферганской долине на железной дороге работала в пятидесятые годы.
- Ну в тандыр, так в тандыр – продолжает повествование Бочкин – на рынке всюду рыба жарится, самса, то есть пироги ихние, пекутся, в казанах плов томится.
А вечером пойдёшь по городу вдоль заборов глинобитных….
- Дувалами эти заборы называются – снова вставляю я свой комментарий.
- Ну ладно. Двинешься, значит, меж дувалов этих самых. Вдруг вдалеке пьяный шатается. И сто пудов, или голову на отсечение – русский! Так и есть!
Здоров был Миша Бочкин и тем порой пользовался.
Так и на этот раз случилось. Бочкин покатил на меня, как говорится, баллоны. Наехал, одним словом. И ведь не придерёшься. Как ни крути, а он прав оказался. Нельзя в рабочее время по заводу по заводу расхаживать, хоть и по прямому указанию мастера.
Что же мне делать оставалось? Откажешься за деталями двинуться, малый руководитель премии лишит.
Отправишься в путь – на общем собрании бригада часть основной зарплаты отнимут.
Я выбрал первое – воспротивился мастеру. Бригада дороже. Вместе с мужиками так или иначе дальше придётся работать, а мастера могут снять или переместить.
Коллектив какой ни есть, а дороже руководства, а мастер Картохин всё едино, что ни месяц, то «лишал» меня части премии.
Достаточно было выставить на доске СБТ (Системы бездефектного труда) понижающий коэффициент, как сразу же автоматически отсекалась десятая часть «прогрессивки».
И на сей раз возмутился я по своей дурной привычке спорить с начальством, а потому получил своё, а точнее, утратил.
А меж тем, пока я с мастером препирался, по накатанной колее покатил не кто-нибудь, а самолично Миша Бочкин.
Привёз он гремящие ящики с втулками, выгрузил их в тамбуре, и заявился на укупорку.
Здесь уже я в своей слабосильной ярости не него наскочил.
- Ты чего творишь? Меня ехать отговорил, а сам зачем детали повёз?!
- Молчи, Федюнька. Ты за что ездил? Зачем – понятно, а вот за что? За просто так, а мне Картохин хотя бы пятьдесят грамм налил. Я что, дурак, чтоб отказываться? Надо свою выгоду блюсти. Вот так-то, муфлё-флё.
Мише с его богатырской комплекцией и могучим пока что здоровьем ежедневной гарантированной жидкой «пайки» в пятьдесят грамм было маловато, потому и находил он «калым» на стороне или занимал лишнюю долю у монтажниц.
Я же с той поры отнюдь не прекратил буйствовать, пререкаться с начальством, перечить, однако всё же остерегался провокаций.
Впрочем, от них упастись трудно, когда они цветут и зреют повсюду, словно кусты дикой акации.
За колючки цепляешься и рвёшь не только одежду, но и саму душу.