Хроники пророка. 1534 год

Александр Черенков
   Трения Ватикана с Генрихом VIII  по поводу развода последнего с его первой женой Екатериной Австрийской закончилось его указом в 1534 году о верховенстве короля над Церковью Англии, хотя к этому времени у него уже не было и этой жены. Таким образом, за развод Анна Болейн заплатила головой, а Ватикан религиозным расколом и утратой позиций в Англии.

   Папа так «расстроился» этим фактом, что к концу сентября 1534 года неожиданно умер. То ли, действительно, Климент был так потрясен потерей английских приходов, то ли он «надорвался», устраивая судьбу своей кузины во французском королевском доме, но его «благодарная»  попытка снова вырваться из-под влияния императора с помощью французов вышла ему «боком», точнее гробом. «Простуда» в те времена была весьма опасной болезнью.

   Очевидно, что эта смерть отрекошетила во Францию наглой вылазкой протестантов. В субботу 18 октября 1534 года на двери королевских покоев в Амбуазе оказался приклеен памфлет против мессы. Подобные провокации случились и в Париже. Листовки ходили по всему городу. Кроме столицы были затронуты Орлеан, Блуа, Тур и Руан. Конечно, король, как защитник веры, не мог оставаться равнодушным.

    Всюду запылали костры инквизиции. Вовсе не будучи фанатиком, помня о том, что весьма близкие ему дамы склонны разделять новые идеи, король безуспешно пытался усмирить бурные страсти, кипевшие в парламенте и среди духовенства. Позже расследование показало, что автор пасквиля – французский священник, служащий в Нефшателе в Швейцарии. Несколько печатных листков от него попали во Францию через Гийома Фере, королевского аптекаря. Вообще-то двор и среда книгочеев и книгоиздателей была благоприятной для пропаганды разного вида новых идей. Король был расстроен и даже пожалел, что так упорно насаждал любовь к чтению и так старался расширить «большую книжную лавку» - библиотеку в Блуа, созданную еще его предшественником. Пришлось королю весьма серьезно «попенять» некоторым, особенно потерявшим под его покровительством всякое чувство меры в своих проявлениях приверженности к иным ценностям веры.
    
   Однако время течет плавно, постепенно разворачивая ткань событий….5 марта 1531 года Элеонора Австрийская была коронована на французский трон в Сен-Дени. Плохая погода десять дней не давала королеве вступить в «свой добрый город Париж».

   Наконец, 15 марта, после почти десятидневного непрекращающегося дождя выглянуло солнце, и народ смог выйти на улицы. Видимо, страстные молитвы Святой Женевьеве – покровительнице Парижа все же были услышаны….

   Среди тех, кто поспешил на улицу был и испанский инвалид, а теперь студент Сорбонны – Игнатий Лойола, который хотел видеть, как его знатная соотечественница вступает в столицу Франции. Насколько это событие отличалось от его прибытия сюда же двумя годами раньше….
 
   Началось движение торжественного кортежа по улицам города….    
   Впереди шли лучники, за ними музыканты, потом сто швейцарцев из королевской гвардии, послы, папский легат. За всей этой кавалькадой в открытых носилках, крытых золотой парчой, несли королеву. Она была в шитом золотом корсаже и жакете, отделанном горностаями и драгоценными камнями. Голова была увенчана короной, украшенной рубинами и бриллиантами. Рядом с королевой верхами ехали наследник престола и герцог Орлеанский. За ними следовала тоже в носилках Луиза Савойская, за ней  -  принцы и принцессы, вельможи и пажи, всадники и дамы на богато убранных иноходцах. Все улицы, по которым следовала процессия, были украшены коврами и нарядными тканями.

   На перекрестках хоры из девушек пели написанные по этому случаю гимны.
       
   Наконец, процессия добралась до собора Парижской богоматери, где ее с почтением встречали настоятель и каноники.

   Здесь в одном из домов напротив собора в окне второго этажа королева с удивлением увидела короля и Анну де Писле, которые, обнявшись, наблюдали за процессией. Фаворитка добилась от Франциска, чтобы он таким образом
продемонстрировал, кто в действительности больше достоин его
привязанности.

   Народ, открыв рот от изумления, смотрел на это окно, где любовники не скрывали свою близость перед всем светом. Даже театральные подмостки, развернутые рядом с собором,не могли отвлечь толпы от этого зрелища. Посол Англии, привыкший к скандалам двора Генриха VIII, и то был потрясен подобным зрелищем «интимной близости, выставленной напоказ».

   Уже вечером королева плакала: медовый месяц окончился,и начинались истинные будни супружеской жизни.
 
   Анна де Писле торжествовала. Она не полностью вытеснила г-жу де Шатобриан, поскольку король постоянно обменивался с той посланиями, но обрела официальный статус фаворитки,который умудрялась сохранять потом целых шестнадцать лет.
Однако радость ее была омрачена совершенно неожиданным образом.

   Торжества завершились рыцарским турниром неподалеку от особняка Сен-Поль на улице Сент-Антуан, где они обычно и проводились в торжественных случаях. Король, наследный принц и его младший брат Генрих принимали в нем участие.За турниром с трибун помимо королевы и фаворитки наблюдали Луиза Савойская и Диана де Пуатье.

   Молодые принцы впервые участвовали  в турнире. Они надели латы и шлемы с плюмажем, ярко сверкавшие на весеннем солнце, и взяли в руки оружие, чтобы доказать дамам свое бесстрашие на арене ради их любви. Пажи несли
перед ними  их стяги с девизами. Перед боем они поклонились дамам. При этом Генрих к всеобщему удивлению склонил свое копье перед Дианой де Пуатье. Она была приятно поражена, польщена и растрогана поклонением столь юного рыцаря.

   По окончании турнира она получила и еще большее удовлетворение. Было устроено тайное голосование мужчин по избранию самой красивой дамы из всех присутствовавших, а, следовательно, и самой красивой из всего двора. Все устремили свои взгляды к фаворитке, ожидая выхода герольда. Когда последовало объявление, то глаза многих на трибунах искрились насмешкой. Оказалось, что голоса разделились поровну между Анной де Писле и Дианой де Пуатье. Последней  в это время было уже тридцать два. Фаворитка, уязвленная тем,что кто-то предпочел ей женщину на одиннадцать лет старше ее,в бешенстве покинула трибуну, преисполненная зависти и ненависти.

  - Этот народ сошел с ума, если не может отличить молодость от старости, - и она удалилась в особняк, подаренный ей королем, затаив злобу на ту, что была виновницей ее унижения….

    В течение месяца примерно с 6 августа по 7 сентября 1531 года в ночи, когда уходили облака, парижане с ужасом наблюдали хвостатую звезду(*), ярким светом озаряющую небо и землю. Каких только толков и пересудов не было на эту тему. Одни видели в этом образ огнедышащего дракона,  другие усматривали Ангела небесного, а особо экзальтированные уже слышали  трубы Страшного суда в преддверии конца Света. Успокоения не вызвало и разъяснение, что это комета.

Тогда все  сошлись на мнении, что это верный знак беды, и королевство ожидает утрата короля. Ко всему прочему в  окрестностях Парижа было отмечено несколько случаев чумы. И скоро все стали говорить о скорой смерти Франциска. Но народ ошибся…. Однако, дыма без огня не бывает. Тяжелая болезнь сразила «именно короля» - «короля в юбке» - мать короля –  г-жу Регентшу, чьи руки уже не могли держать бразды правления королевством.

   Луиза Савойская задыхалась в своей постели  в Фонтенбло. Все знали, что она суеверна. Факт появления кометы от нее скрывался. Все ставни закрывались, а занавеси на окнах тщательно задергивались…. Но однажды  вечером служанка
забыла закрыть ставень, и она увидела комету.

   - Такое предзнаменование не для черни, эта комета предвещает мою смерть. Надо к ней готовиться.
 
   Поутру она велела послать за исповедником и выполнила долг доброй христианки, хотя врачи уверяли ее, что она вне опасности.
 
   - Я бы в это поверила, потому что чувствую себя не так уж и плохо, если бы собственными глазами не видела предвестника смерти.

   Через три дня ее не стало. Такова красивая история ее смерти.
--------------------------------
(*)
   Хвостатая звезда – это комета Галлея, которая в те времена, конечно, не имела этого названия. Английский астроном Эдмунд Галлей (1656-1742) смог точно вычислить  орбиту кометы и предсказать время ее нового появления.Ученый проанализировал список комет, наблюдаемых с 1337 года, использовав закон всемирного тяготения,открытый Ньютоном, и пришел к выводу, что характеристики
комет, зафиксированные в 1582,1607 и 1632 годах совпадают,что говорит об одной и той же комете. В 1758 году немецкий астроном Иоганн Палиции увидел комету в месте, предсказанном Галлеем. Ученые пришли к выводу, что ее периодичность около 26 лет и она упоминается с 2467 года до н.э.. Впервые ее зафиксировали китайские астрономы в 240 г до н. э. Последний раз комета проходила мимо Земли в 1986 году. Следующий визит состоится в 2012 году.    
--------------------

   Истина отличается от красоты на три недели и уже совсем не живописна...
   Г-жа регентша скончалась в Гре-ан-Гатине при попытке отвезти ее в замок Роморантен. Ей было пятьдесят четыре, и она умерла в ужасных мучениях, задохнувшись от кашля. Ее жизнь была отмечена бурной любовью и изощренной местью к Шарлю де Бурбону. Она кое-как исправила зло, причиненное Франции необузданностью своих чувств, и отошла, оплакиваемая сыном, который ее обожал.
       
   Франциск I устроил матери грандиозные похороны. С ней он хоронил и собственную молодость, и беззаботную жизнь под ее «крылом». Теперь ему надо было править в полном объеме и одному.
    
   Как только не стало «Мадам», Анна де Писле попыталась использовать свое влияние на короля, чтобы обрести более важную политическую роль в целях устройства своей родни и протеже. Но Франциск оказался неподатливым и начал
свое подлинное царствование с щедрых даров Франсуазе де Шатобриан.

   Конечно, королем руководило не только чувство признательности и благодарности к его «милой» и ее терпеливому мужу, но и политические интересы. Дело в том, что несколько бретонских вельмож не хотели признавать право короля Франции на наследство умершей королевы Клод – герцогини Бретани под предлогом его вступления в брак с Элеонорой Испанской.

   Возрождение интереса к красавице Франсуазе на почве Бретани началось      с назначения ее мужа Жана де Лаваля губернатором герцогства. Этот пост приносил весьма значительные доходы и король с удовольствием предложил их Франсуазе и ее мужу, в поддержке которых он так нуждался для подтверждения своих прав. Так же он даровал своей бывшей фаворитке доход с имения Сюзе в Блезуа.

   Этим не ограничились его милости к Франсуазе. В начале 1532 года, оставив Анну де Писле в Фонтебло, а королеву Элеонору - в Блуа, он с 15000 человек сопровождения, что было для него традиционно в поездках, отбыл в Шатобриан, чтобы погостить у Жана де Лаваля, на редкость тактичного мужа своей «милой». Любил ли он ее еще? – возможно. Во всяком случае, оказавшись в Шатобриане, он публично возобновил с ней свою связь, прерванную появлением Анны де Писле.
 
   Чуткий муж ничем не выражал своего недовольства. Ему вовсе не нужна была слава ревнивца и «невоспитанного мужа». Более того, Жан де Лаваль в присутствии своей жены заверил короля, что будет всячески содействовать ему в достижении необходимого результата. Было решено, что бретонские Штаты коронуют согласно своему закону, праву и обычаю, престолонаследника короля Франциска герцогом Бретонским,этим подтвердив окончательное присоединение Бретани к Франции.

   После того, как все дела были улажены, г-жа Франсуаза рассчитывала, что король проведет с ней Иванов день на прогулке. Там где-нибудь на мягкой травке они станцуют ко взаимному удовольствию самый естественный древний танец для двоих. Действительно, они в тот же день отбыли верхами на прогулку.

   Но судьба подставила Франсуазе «ножку» в виде хорошенькой встречной крестьяночки с букетом роз, который она непременно желала вручить королю. Галантный Франциск осадил коня, чтобы взять цветы и уже протянул руку, когда жеребец прянул и сбил девицу на землю. Король тут же соскочил с коня, чтобы узнать, все ли с ней в порядке. Та так трогательно поджимала ножку, что король пожелал лично отнести девицу в ее скромный домик. Г-жа Шатобриан хорошо знала короля.

   Она поняла, что это не ее день. Король же принялся "лечить" красотку, умело и пылко. Чтобы "лечение" проходило эффективно и с комфортом, он оставил часть свиты с припасами около хижины. Девицу звали Франсуаза Жошо. Так что король все рано проводил время с Франсуазой.

   Сиятельная тезка была вынуждена вернуться в одиночестве. А король-эскулап появился лишь через день.

   Г-жа Шатобриан по обыкновению встретила милого без упреков, и все тут же забыли об этом приключении. Однако народ не забыл. До сих пор это место в Руже в лесу Тейи зовется «Королевской лечебницей».

   Недолго длилось счастье  Франсуазы де Шатобриан. На рассвете 22 июня она и все жители Шатобриана наблюдали, как король и его 15-тысячная свита покидают город.

   Во главе кавалькады были король - весь в белом с золотым шитьем,         и -  в красно-желтом покладистый муж прелестницы Жан де Лаваль. Кавалькада создавала такой шум, что все собаки бежали из города, а кошки попрятались в подвалы. Шествие продолжалось около двух часов, а потом городок вновь погрузился в «сон».

   Оставшись в замке одна, Франсуаза разрыдалась. Только что закончились шесть недель, проведенные вместе. Даже имение Сюсиньо - богатейшее в Бретани, которое ей даровал король в память за столь чудесное время, обещая вернуться на обратной дороге, не могло скрасить горечь потери. Она хорошо знала короля, особенно, когда он делал столь дорогие подарки.

    Ко всему прочему женское сердце подсказывало ей, что она  никогда больше его не увидит.
         
   Пока Франсуаза рыдала, ее муж и король, объезжая герцогство, занимались, подготовкой умов к открытию сессии бретонских Штатов. Франциск I и Жан де Лаваль путешествовали по герцогству больше месяца, весело пируя и охотясь, как два добрых приятеля.

   Обработка мозгов местных вельмож, благодаря поддержке г-на Шатобриана, увенчалась полным успехом. Права короля были признаны в Ванне бретонским дворянством. Было решено, что коронация наследника герцогом Бретонским состоится 16 августа. Эта церемония поразила бретонцев своей пышностью. Неделю спустя наследник французского престола торжественно въехал в Нант уже под именем Франциска III Бретонского. Король-отец добился желаемого.
 
    Его признательность выразилась в богатых дарах г-ну Шатобриану. После этого, распростившись с этим «удобным» мужем, король, не торопясь, отправился в Амбуаз. Здесь его уже почти четыре месяца ждала «тоскующая» Анна де Писле. Узнав о его скором прибытии, она притворилась больной и слегла в постель, отказываясь от пищи и заливаясь горючими слезами. Естественно, что по прибытии ему сразу же доложили о прискорбном состоянии «мадемуазель».

   Король, прямо с дороги, в чем был, в смятении устремился к ней. Это было около 10 часов утра. До 4-х часов пополудни следующего дня он самоотверженно продолжал леченье и, выйдя от чаровницы, выглядел столь усталым, словно сутки не слезал с лошади.
         
   Как бы то ни было, а лечение удалось на славу. В этот же вечер сияющая девица правила пир рядом с королем.
 
   Однако королева и Франсуаза де Шатобриан  не были забыты. Король любил всех трех. Эту забавную ситуацию он отобразил в стихах:

               Любить троих – не всякому под силу.
               Одною пренебречь я не могу никак.
               Другая за душу берет, да так
               Что скроюсь от нее я разве что в могилу.   
               Душа же третьей так к моей пристала,
               Нет мочи оторваться от нее.
               Запутавшись в силках, в любви тенетах,
               Готов желать всех трех,
               Одну же больше всех.

   Тем не менее, галантные приключения не могли отвлечь короля от государственных нужд. Он научился заниматься несколькими делами кряду, переходя от своих увлечений в парламент или совет и обратно так естественно, как будто
между этими занятиями не было никакой разницы.

   Хотя о браке герцога Орлеанского Генриха с Екатериной Медичи вроде бы все было оговорено, но само разрешение события усилиями императора Карла V успешно затягивалось.

   В сентябре 1532 года по возвращении Франциска I из Бретани вопрос был в том же состоянии, как и до этого.  Только в августе 1533 года благодаря вмешательству Джона Стюарта, герцога Олбани, опекуна Иакова V Шотландского, будущего зятя короля Франции, наконец, дело удалось сдвинуть. 1 сентября Екатерина покинула Италию, сев на корабль в Специи. После долгой остановки в Вильфранше, где она ожидала папу, 23 октября юная флорентийка в окружении папской флотилии из 60 вымпелов оказалась вблизи Марселя.

   Дозорный  замка Иф заметил флагман приближающейся Ватиканской эскадры и сделал знак пушкарю. Грянул выстрел. Ему тут же ответила пушка крепости Нотр-Дам-де-ля-Гранде. Сразу же по всему Марселю разнеслась весть: в порт прибывает долгожданный караван судов из Италии с невестой принца Генриха и папой Климентом VII.

   В это время жених, его отец-король, наследный принц и придворные находились за городом, ожидая известий от невесты и папы. Этикет требовал, чтобы король вошел в свой город Марсель, только после прибытия туда Папы Римского. Таким образом, в город входил сначала Климент VII, затем - король, и только потом наступала очередь Екатерины.

   Зазвенели колокола, залпы сотен орудий эхом прокатились над морем и городом, толпы людей, которым не терпелось увидеть невесту, запрудили улицы. Невесту пересадили в галеру, которая пошла к берегу. Екатерина, которой было всего четырнадцать с замиранием сердца ожидала , что будет дальше.

   Она знала, что на рейде ее должен встречать коннетабль Франции. Он первым из французов ступит на борт ее галеры,чтобы обратиться с приветствием к невесте.

    Екатерина увидела, как от французского берега отвалила лодка. Она терпеливо следила за ней, пока ее не срыл борт галеры. И вот, перед ней уже на палубе человек со свирепым лицом и жестким взглядом, окруженный свитой. Это лицо так контрастировало с его почти женским именем – Анн де Монморанси. Он с поклоном представился ей и поздравил с прибытием в Марсель. Далее он сообщил, что, благодаря его стараниям, в городе для нее созданы самые лучшие условия.

     Коннетабль хотел, чтобы Екатерина знала, что для Франции большая честь принимать такую невесту и ее знатных родственников. Осознав, что о ней заботится такой человек, она вдруг почувствовала себя очень важной персоной. Звонким голосом на прекрасном французском Екатерина ответила то, что требовалось по этикету, и с удовлетворением отметила,что этот такой суровый на вид человек глянул на нее с одобрением. Коннетабль покинул ее галеру, и она осталась ждать, когда папа, а за ним король войдут в город.

   Наконец, она верхом на чалой лошади,  крытой золотой парчой, едет по французской земле – по своей земле.

   Впереди и сзади ее окружает итальянская знать на прекрасных лошадях, убранных соответственно торжествам.

   Екатерина замечает, что, не смотря на приветственные крики,люди, заполнившие улицы города, не спускают с нее настороженных глаз. Она приосанилась в седле. Она так хорошо ездит на лошади и должна им понравиться….

   Свадьба состоялась 28 октября в присутствии всего двора. Свадебный обряд совершал сам Папа. Екатерина и Генрих, стоя перед ним, по очереди повторяли слова торжественной клятвы. Екатерина не слышала, что говорил Климент VII,
не обращала внимания на людей, заполнявших храм.

    Ее интересовал только юноша, стоящий с ней рядом. Он пришелся ей по нраву. Высокий, темные волосы, хорошо сложен, в роскошном наряде, украшенном драгоценными камнями, он казался ей ослепительно красив. Он стоял задумчивый, даже почти мрачный. Екатерина подумала, что она не понравилась ему. И надо сказать попала в точку.

    Он, действительно, с грустью смотрел на эту малорослую, худую, коренастую девочку с грубыми чертами лица и выпуклыми глазами. Так, значит, эта обезьянка и есть кузина папы, обещанная ему три года назад?... Ее даже невозможно сопоставить с женщиной, которою он любил. Та была первая красавица королевства – вдова великого сенешаля, а эта так похожа на Климента, на которого лучше к ночи не смотреть. Этот факт окончательно поверг его в тоску… » О, эта политика короля, то она на три года его вместе с братом отправила в испанскую тюрьму, то теперь навязывает «красавицу»-жену.

   Что бы, интересно, думал бы принц Генрих, если бы знал, что король, заметив его склонность к Диане де Пуатье, поручил той заняться его воспитанием, которое было прервано пленом.

   В преддверии свадьбы, которую задумал король, это было совершенно необходимо. Мальчик совершенно не умел себя вести. Он считал, что король его не любит, и поэтому  был замкнутым и молчаливым. Он охотно отдавался физическим упражнениям, учился фехтовать, любил верховую езду и разбирался в лошадях, побеждал сверстников в различных состязаниях, но при этом никогда не улыбался и избегал общения. В короткое время Диана добилась многого. При ней он чувствовал себя свободно и раскованно, но научить его улыбаться не только ей, но и другим, ей не удалось.
   
   По окончании церемонии к Екатерине подошел Франциск I - король Франции. Взял ее за руку и, она сразу же забыла от волнения о муже. Король произнес: «Мы проводим Екатерину в нашу резиденцию, чтобы она могла отдохнуть перед свадебным пиром». Его веселые, слегка усталые глаза, казалось, говорили ей, что эта утомительная процедура скоро закончится и потом будет над чем посмеяться. Она уже общалась с ним раньше, как только приехала.

   Он покорил ее своей вальяжностью наряду с приветливостью и обаянием. Как только они встретились, он поцеловал ее, назвал «дочуркой» и  преподнес роскошные подарки. И. хотя она знала, что Папа привез еще более роскошные дары, но - эти, полученные из рук короля, казались вовсе бесценными. Она помнила, с каким достоинством он держался на брачной церемонии, но сейчас, подойдя к ней, он был неотразим в своем белом, украшенном драгоценными камнями и жемчугом костюме. Она в платье, не уступавшем по роскоши отделки королевскому наряду, тоже была с ее точки зрения хороша. Но на фоне короля, как ей казалось, она просто терялась.

   Они двинулись…

   - Теперь, после обряда, вы в самом деле стали нашей дочерью.

   - Ваше Величество, благодаря вам я чувствую себя здесь как дома. Я всегда буду помнить, как по-отечески Вы приняли меня, словно я дочь Франции, вернувшаяся после отсутствия на родину.
 
   «Эта девочка умеет делать болезненные намеки», – подумал король…
 
   - Дорогая Катрин, теперь вы, действительно, - француженка.Ведь это не только свадебный обряд, но и крещение.

   - Ваше Величество, мое имя, на французский манер в Ваших устах, мне нравится. Оно так красиво звучит Вашим голосом…

   - А вы, дитя мое, оказывается, умеете искусно льстить. Ваш дипломатический дар делает вам честь. Вы, умная девочка и,конечно, скажете мне откровенно, как показался вам супруг?

   - Он мне понравился. Он такой высокий и стройный и так похож на Ваше Величество.

   - Катрин, он не показался вам молчаливым?

   - У нас пока было мало времени для разговоров…
 
   - Моя милая, браки, как известно, заключаются на небесах…

   - Что касается моего, то он, как известно Вашему Величеству,заключен в Риме.
   
   Король засмеялся.

   - Это одно и тоже, дитя мое. Как только Мы увидели ваш портрет, милая Катрин, то сказали: какая прелестная девочка! Мы обязательно будем ее любить!...

   - А что Вы скажете теперь, Ваше Величество?

   - Это уже свершилось, дорогая Катрин. Реальность превосходит ожидания.

   - Ваше Величество, я не предполагала, что Вы так споры в любви!

   Король внимательно посмотрел на эту девчонку. Неужели она смеет намекать на его приключения. Лицо невестки оставалось невинным и вежливо внимательным без всякого подчеркивания.
      
    «Вот бестия!», - подумал король.

   - Когда я был молод как вы, моя девочка, я влюбился первый раз. С тех пор это чувство всегда со мной. В результате этого я научился любить  легко и естественно так, что это стало моей натурой…. Но, довольно обо мне. Лучше скажите, хотя вы совсем не много успели увидеть в Нашей стране, - ваше     наибольшее впечатление?

   Екатерина взглянула на него в упор.

   - Король Франции, Ваше Величество.
 
   Екатерина была весьма довольна не только доверительным разъяснением, но и забавной точкой в  беседе с этим обаятельным мужчиной.
   
   Король тоже был доволен. Его не обманули ожидания. Беседа с этой девочкой доставляла истинное наслаждение. Интересно, что бы он думал, если бы знал, что эта девочка привезла с собой во Францию коллекцию уникальных ядов и хорошую библиотеку, в которой были книги от архитектуры до пособия по лечению любострастной болезни, а в обложке библии у нее были заключены «Принципы» Макиавелли.
 
   Придворные говорили о том, что невестка пленила короля. И в этом бы не было ничего особенного, если бы Франциск не усадил невестку на свадебном пиру рядом с собой, хотя не хуже любого прекрасно знал, что новобрачная должна сидеть рядом с супругом по левую руку, а не наоборот.

   Это, конечно, можно было рассматривать как пренебрежение сыном, но на самом деле с одной стороны это было желанием польстить папе, показав, как отмечают его кузину за королевским столом, что даже готовы нарушить свадебные традиции, а с другой стороны являлось просто обычным недоверием к Генриху из-за его скованности и застенчивости.

   При этом король больше всего хотел взять на себя риски разговора супругов и меньше всего думал о том, что скажут злые языки, увидев с какой руки от него окажется Катрин, которую он, Франциск, уже знал как умную, быструю и острую на язык собеседницу. Такой женщине вряд ли в полной мере смог бы соответствовать его Генрих, хотя под руководством приставленной к нему Дианы де Пуатье в последнее время добился некоторых успехов. Больше всего король боялся каких-либо случайностей, которые могли бы помешать его сыну стать «мужем святой церкви».

   Если бы король знал, что подобное беспокойство владеет и Климентом, но уже по другой причине, то он был бы гораздо спокойней. Папа очень волновался, что до Франциска могли дойти слухи, что у его столь юной кузины в период свадебных
переговоров случилось «увлечение» близким родственником, о чем отрыто болтали в Риме. Слава богу, что этот роман удалось пресечь на стадии отсутствия необратимых последствий.
 
  Он молился, чтобы эти пересуды ни на что не повлияли и остались только сплетнями, которые сопровождают жизнь всех известных людей.

   Екатерина уже могла ощущать себя в полной мере француженкой. Она сидела за первым из трех огромных столов,поставленных в зале, рядом с супругом, королем и кардиналами.

  За вторым столом на почетном месте рядом с королевой сидел Его Святейшество. Доброе и миловидное лицо Элеоноры было главным украшением этого стола.

   За третьим столом было больше всего женщин, которых Катрин с удовольствием разглядывала. Кроме любовницы короля Анны де Писле, которая была гувернанткой королевских дочерей и поэтому была вдвойне членом королевской семьи, ее внимание привлекла яркая, красивая брюнетка, одетая в черное с белым платье.
 
   Вполоборота она могла видеть своего супруга, который в промежутках перемены блюд обводил окружающих рассеянным взглядом. Заметив, что она смотрит на него, он вместо ответной улыбки покраснел и потупил глаза.

   Хотя Екатерина сразу почувствовала к нему симпатию, но сравнение с королем, принц, безусловно, проигрывал. Однако их сходство и забавная беседа с королем вызывали у нее в преддверии предстоящего вечера странное возбуждение.

   Еще раз, взглянув на мужа, она вдруг с удивлением обнаружила,что его лицо оживилось, и он кому-то улыбается. Проследив его взгляд, она обнаружила уже известную ей брюнетку в черно-белом платье.

   В разгар парадного обеда король  с Папой Римским уединились с тем, чтобы обсудить судьбу молодых. Король выразил мнение, что, хотя молодые и достигли брачного возраста, может быть в силу их молодости им стоит пока побыть только друзьями для того, чтобы лучше узнать друг друга. Климент был непреклонен.
 
   - Не стоит откладывать осуществление их брачных отношений.

   - Но ведь Катрин только исполнилось четырнадцать, а принц Генрих не намного старше….

   Папе со стороны короля показался какой-то подвох. Уж не хочет ли он под каким-либо предлогом увильнуть от соблюдения соглашения. Он должен решительно пресечь попытки короля оставить себе путь для отхода….

   - Брачные отношения хранят праведный образ жизни и оберегают от соблазнов и искушений. Они должны вступить в брак. Брачные отношения должны осуществляться сразу. Пусть живут, родят детей… как можно скорей.

   Франциск сделал приятное лицо папе с помощью своей самой очаровательной улыбки. Он прекрасно понимал его нетерпеливое желание увидеть как можно скорее возможного наследника его трона, который в не меньшей степени, чем французским, будет предан интересам Италии и Ватикана. Король сочувствовал Катрин. За весь день его сын от силы пару раз глянул на нее, а так все время пялился на мадам де Пуатье. Мальчишка влюбился.

   Она годится ему в матери. Конечно, там формы и  неувядающая прелесть, к которым он сам далеко не был равнодушен и поэтому дал этой непреступной мадам столь ответственное поручение по «опекунству» его сына. Судя по всему мадам недурно справлялась с этим поручением, да и мальчик быстро набирался опыта. Однако в том, что Генрих достойно справится с возложенной на него задачей в отношении Катрин, он был  далеко не уверен. Тем не менее, он сын своего отца, а природа должна довершить остальное. Придя к этому выводу, он решил попугать папу.

   - Пусть будет по-вашему Ваше Святейшество. Но боюсь, он покажется бедной девочке неважным любовником.

   - Простите, Ваше Величество, вы хотите сказать, что он не может иметь детей?

   Лоб папы покрылся холодной испариной.

   - Да что Вы, право, Ваше Святейшество? – Это время покажет.

   -  Мы имели в виду, что у мальчика совершенно нет опыта. У него еще не было женщины.

   Папа облегченно заулыбался.

    - Извините, Ваше Величество, но Вы, французы, только и думаете о любовных удовольствиях.

   Король мило улыбнулся этому настырному итальянцу.

   - Насколько Мы знаем, Ваше Святейшество, итальянцы тоже не чужды этим удовольствиям. При этом они не забывают еще извлекать из них приличный доход.

   Папа прекрасно понял намек короля Франциска – этого официального друга наглого и развратного английского отступника. Однако он не хотел идти с королем на обмен колкостями.

   - Итак, Ваше Величество, Вы согласны, что нельзя откладывать, брачные отношения молодых?

   В ответ король озадачил Климента неожиданным вопросом.

   - А на какой срок Вы, Ваше Святейшество, решили почтить своим присутствием Нашу бедную страну?
          
   - Предполагаю, что месяца будет достаточно для того, чтобы на Францию снизошла божья благодать с моей скромной помощью. Святой престол будет каждый день горячо молить об этом Всевышнего.

   Король все понял, но не смог отказать себе в удовольствии еще раз поддеть Папу.

    - Тогда не будем терять ни одной ночи! – воскликнул он с пафосом.

   Возвращение к столу короля и папы не осталось незамеченным. Присутствующие догадались, что эти двое обо всем договорились, тем более, что по возвращении Его Святейшество лично благословил новобрачных.

   - Пусть у вас будет много детей!
 
   Это пожелание настроило присутствующих на соответствующий лад. Со всех сторон звучали пожелания в том же духе. Обильные возлияния обеспечили плавный переход торжественного обеда в бал-маскарад, который удался на славу.

    Всеобщее веселье по столь достойному поводу достигло наивысшего накала. Французские и флорентийские дворяне показали себя с самой лучшей стороны. Надо сказать, что и дамы  нисколько не отставали в своих проявлениях.

  Одна из приглашенных с итальянской стороны полностью обнажилась и, прикрывшись только маской, предлагала всем желающим отведать божественного напитка из бокала, в который она по очереди окунала свои соски. Праздник достиг пределов «откровенности». Молодые люди в экстазе бросались к дамам и так быстро достигали «взаимопонимания», что многие из них даже не замечали смены партнеров в этих замечательных танцах естества.

   Воспользовавшись тем, что праздник для своего продолжения уже не нуждается в их присутствии, утомленные молодые удалились в комнату, затянутую парчой.  Здесь для них тоже под парчовым балдахином была приготовлена роскошная кровать ценой в 60000 экю. Их раздели и торжественно проводили на брачное ложе. Сначала, дрожа от смущения и страха, они лежали в темноте, вспоминая откровения безумного празднества. Потом Катрин, которая уже обладала некоторым опытом, беззвучно глотала слезы, не понимая, чего же он ничего не предпринимает. Генрих же решил спать и уже предвкушал удовольствие погружения совсем не в женские объятья. Но не тут-то было….

   - Пора сын мой выполнять свой долг перед суженой и показать себя настоящим французским кавалером! – раздался голос короля за балдахином.
   
   Франциск знал своего сына и то, что нельзя оставлять все на волю его решительности. Поэтому он изъявил желание присутствовать в спальне молодых. Когда он понял, что брак под угрозой, то обнаружил себя.
 
    Миланский посол дон Антонио Сакко в своей депеше императору доносил эту ситуацию как странное и извращенное любопытство видимо стареющего короля. Зная, что император ожидает чего-то подобного от этого развратного Франциска, он живописал, что король не только присутствовал в спальне, но и непосредственно наблюдал за близостью молодых. Убедившись,что каждый из них проявил себя как нельзя лучше, и удовлетворив свое нездоровое любопытство, он уже глубокой ночью сначала отправился к мадемуазель де Писле, а потом к королеве, чтобы в свою очередь, наконец, решительно отпраздновать это событие.

   Видимо, именно в эту ночь королю и пришла в голову «счастливая» мысль выдать замуж и мадмуазель с тем, чтобы доставить ей удовольствие в приобретении собственного имени и соответствующего статуса. К рождеству идея окончательно оформилась и он предложил своей милой выйти замуж.

   Та сначала заявила, что ей никого не нужно, кроме государя, но потом уступила для своего же блага. В качестве мужа король выбрал для нее столь же покладистого мужчину, как и муж мадам де Шатобриан. Это был сын герцога де Пантьевра Жан де Бросс. Его отец примкнул к герцогу Бурбонскому и умер, лишенный всего своего имущества.

   Поэтому у бедного Жана, прозябавшего в нищете, были все основания угодить королю. Эта свадьба состоялась в Нанте в 1534 году с большой пышностью.  Жан де Бросс сумел осуществить свои супружеские права только один раз - вечером после свадьбы, а затем отбыл в графство Этамп. Новоиспеченная графиня вернулась в Лувр, чтобы занять при короле свое место. Впоследствии графство превратилось в герцогство. Но вернемся к молодым.
   
   С утра, как будто король и не присутствовал ночью в парчовой спальне, он уже был здесь, чтобы поздравить молодых.
 
   Екатерина только открыла глаза и поняла, что уже день, как тот же ночной голос, от которого ее бросило сначала в холод, а  в потом в жар, соединился с обликом короля, который, откинув полог,говорил: «очаровательная», «очаровательная», - и тянулся к ней с поздравительным поцелуем.
 
     - О, маленькая Катрин, проснулась.
 
     - Что она скажет о своей первой ночи, проведенной ей во Франции уже в качестве француженки?

   Екатерина, покраснев, сначала пробормотала что-то похожее на благодарность, потом, что действительность превосходит ожидания, и, наконец, все-таки собравшись с силами, звонко ответила, что чувствовала себя бы полностью на сцене, если бы закрытый занавес не отделял ее от публики.

   Король смутился и, поздравив сына, удалился, приговаривая:

    - Без всяких церемоний, мои дорогие, тем более в такое утро…

   Проснувшийся Генрих лежал молча, весь пунцовый от смущения и злости. Он понял, что сейчас с поздравлениями явится и Папа. Поэтому с уходом отца он быстро стал облачаться и, когда вошел Климент, был уже почти одет. Выслушав только часть занудных поздравлений, с трудом выдавив из себя «благодарю Ваше Святейшество», - выскользнул из спального покоя.
 
   Папа не стал его останавливать. Уход Генриха позволял ему остаться наедине с кузиной, чтобы все выяснить без помех и снять беспокойство, мучившее его всю ночь. По вполне понятным причинам Климент не мог подобно королю  присутствовать в спальне новобрачных и, хотя Франциск, только что встреченный им на подходе к спальным покоям, сказал ему многозначительно, что Святой престол может не беспокоиться – Франция верна своим «обязательствам», он хотел сам выяснить был ли действительно совершен брак. С этим королем, достойным сыном своей матери, надо было быть осторожным.
   
   Папа был плут. Он и не думал выполнять свои обязательства перед Францией. Его улыбки, добрые слова и обильные благословления должны были по его мнению быть той завесой, которая должна полностью скрыть его намеренье остаться другом своего могущественного покровителя императора Карла V. Но он хотел убедиться, что так льстящий ему союз отныне нерасторжим, и Франциск I «в случае чего» не сможет сослаться на «несовершение брака», чтобы вернуть ему Екатерину.
 
   Понятно, что Папа не стал бы столь откровенно заниматься делами столь далекими от его священных обязанностей, если бы не его политические расчеты, которые, по его мнению, должны были иметь надежное основание. Именно это он собирался проверить персонально, ни на кого не полагаясь.

   Как человек дотошный, он собственной рукой проник в интимные части тела своей родственницы и убедившись,что все состоялось, полностью удовлетворенный, удалился в свои покои.

     - А теперь, моя дорогая, нужен ребенок!

   Вместо поздравлений прозвучало его напутствие Екатерине.   Соблюдая «договоренность» с Франциском, Святой отец на месяц остался в Марселе, ожидая оплодотворения кузины.

   Королевский двор с удовольствием развлекался, проводя время на побережье Средиземного моря в празднично украшенных лодках и укромных тихих бухточках с хорошими песчаными пляжами.

   Несчастный король – столь большой любитель подобного времяпровождения из-за Папы был лишен этих забав. Он вынужден был постоянно находиться в Марселе, где тяжко отрабатывал свой сан, наверное, впервые за все время после коронации. Каждый день с утра к нему выстраивалась очередь золотушных за исцелением. Эта очередь день ото дня не уменьшалась. Видимо, в Марсель собрались все золотушные
Франции. К каждому он должен был прикоснуться со словами:

   «Исцелись, тебя касается король!». В глазах его рябило от омерзительных рож этих убогих, руки болели так, как будто он целый день рубился двуручным мечом, а голос временами совсем пропадал. Король не знал, что к нему в очередь становились по многу раз…. Слава богу, что существовало время обеда, которое ставило предел этой пытке. Тогда можно было отдохнуть и привести в порядок горло….

   Но после обеда рабочий день продолжался. Народ желал видеть своего короля. Поэтому  королева Элеонора вела его на набережную порта, где, вооружившись позолоченным трезубцем, он уже работал морским богом. Для этого здесь был устроен большой садок, в котором плавали тунцы. Их-то и старался пронзить король. Когда это ему удавалось, толпа и ближнее окружение восторженно кричали.

   Не надо думать, что тяжко трудился только один король. Молодые вовсю старались выполнить задание Папы.

    - Не робейте, - смелее, - ведь сказал же Господь:

    «Плодитесь и размножайтесь».
   
  Это относилось главным образом к Генриху, который хотя и очень старался, лишь множил опасения Папы. Его мучили слова короля о том, что его сын плохой любовник. Изощренный ум Климента отказывался принять на веру такую простую вещь, как обычную неопытность принца. Его внешний вид мрачного, молчаливого, скучающего и погруженного в себя человека внушал ему серьезные опасения. Папа не знал, что мальчик целиком погружен в рыцарские романы, а сам брак в данном случае представляется ему тяжелой физической работой, вызванной политическими обязательствами.

   Что до Екатерины, то она влюбилась в принца, который так деликатно сделал ее  женщиной в столь исключительных условиях. Это ей понравилось. Она каждый день ждала продолжения….

   И если Катрин напевала в  восторге от того, что принес ей брак, то Генрих вздыхал, вспоминая укоры Климента.

   Наконец, после тридцати четырех дней бесплодного ожидания Святой Отец решил покинуть пределы Франции. Но прежде, чем взойти на галеру, он побывал у кузины и в беседе дал ей несколько советов, на которые вообще был довольно щедр в последнее время.

   - У вас есть какие-либо новости для меня, дочь моя?

   - Никаких, Ваше Святейшество.

   - Никаких?!....

   Папа был удручен тем, что ни природа, ни его молитвы не дали предполагаемого результата. Он не ожидал, что Святая дева так равнодушно отнесется к его неоднократным просьбам. Теперь он должен уезжать, так и не обретя спокойствия.

   - У умной девочки всегда будут дети. Не забывайте об этом, дочь моя.
    
   - Вы, конечно, помните, что старший сын короля отличается слабым здоровьем…. Герцог Орлеанский может стать дофином, а вы его женой. Не будем говорить об очевидном. После смерти короля …. Мы все, дочь моя, смертны.

    Папа со злобой представил себе на смертном одре этого тщеславного сластолюбца с его колкостями, которые ему пришлось оставить без ответа.

   - В общем, вы понимаете, дочь моя, что это сделает вас королевой Франции….
      
   - Я должен быть уверен, что вы сможете выполнить свой долг перед нашей семьей.

   - Буду молиться, чтобы Господь дал мне силы оправдать ваши надежды, Ваше Святейшество.

   - Никогда не оставляйте ваши молитвы на эту тему, дочь моя. Каждый день неустанно взывайте к Всевышнему, дочь моя, чтобы ваш союз с Генрихом был плодотворным. Это требуют интересы Франции… и Италии.

   - Благословите, Ваше Святейшество.

   Климент обнял Екатерину и поцеловал ее в лоб. Больше они в этой жизни уже не виделись. Потом он отправился на набережную, попрощался со всеми и отбыл к себе по бирюзовому морю. Среди провожающих уже на галере был еще и миланский посол с пожеланиями счастливого пути. Папа не смог отказать себе в удовольствии перед отплытием выпить с ним бокал вина, заверяя его в своих постоянных молитвах о благе императора.

  Он был в прекрасном настроении. Ему почти все удалось и казалось, что он всех провел. Во Франции он прекрасно устроил кузину и обрел могучего покровителя, но не собирался выполнять взятые  на себя секретные обязательства, а Испания, которая считала его за марионетку, не смогла ему помешать и теперь будет с ним считаться, как с фигурой, имеющей серьезный политический вес. Хотя он опасался недовольства императора Карла, но все-таки тешил себя надеждой, что теперь он не столь беззащитен и Испания вряд ли решится на что-либо серьезное.

   Здесь он заблуждался. От любви до политики неразрешимые вопросы, в Европе, да и не только в ней одной, было принято решать ядом. Это были уникальные вещества, секреты изготовления множества из них, может быть и к лучшему – «Слава Богу!», утеряны. Яд мог поразить врага мгновенно, мог разлагать его годами, мог менять даже его рост. В этом деле были великие мастера. Яд размещали в перстнях, пропитывали им одежду, спальное белье, цветы. Яд умудрялись размещать столь искусно, что одна половика персика была смертельной, а другую можно было есть, не опасаясь за жизнь.
 
   Король тут же отдал приказ покинуть Марсель. Его жизнь и быт его двора входили в свое привычное русло. Франциск был доволен браком  сына. Конечно, порядочность Папы внушала опасения, но король рассчитывал, что он вряд ли решится отказаться от секретной договоренности, согласно которой Ватикан брал на себя осуществление возвращения Французской короне герцогств Миланского и  Урбинского. Франциск с улыбкой смотрел на эти два юных существа. Это был взгляд в будущее. Но он оказался слегка близорук….

   Пока король и двор были заняты всеми этими собственными неотложными делами, Реформация решительно шагала по всем католическим странам, отвоевывая у Рима вместе с душами миллионов верующих и их кошельки. Франция не была исключением. Профессура богословского факультета Сорбонны решительно стала на защиту Святого Престола. При этом ее позиция носила откровенно агрессивный характер. Научные мужи со своих кафедр произносили откровенно популистские речи в этом духе. Непримиримым противником Реформации объявил себя новоиспеченный доктор богословских наук Игнатий Лойола, но со своим оригинальным подходом.

   - Отступники уже покинули наши храмы и даже уже выбежали за ограду. Обратно их не вернуть никакими убеждениями и уговорами, но мы должны и можем загнать их обратно огнем и мечом, или уничтожить. Для этого хороши всесредства. Католицизм  должен всесторонне вооружиться и быть готовым к войне не на жизнь, а на смерть.

   Но для этого совсем не обязательно демонстрировать свою готовность к применению силы. Лучше всего для того, чтобы всегда иметь преимущество внезапности, что почти всегда гарантирует победу,  и соответственно всегда позволяет направить ход события в нужное русло, держать свои возможности в тайне. Только так будет получен необходимый перевес во славу Всевышнего.

   Подобные откровения, звучащие из уст калеки, производили на слушателей сильное впечатление. Действительно, убогий,передвигающийся на двух костылях, изможденный человечек(его рост на наши меры - это 158 см) с остреньким личиком, беззубый и лысый резко выделялся среди Сорбонской публики. У него не было друзей и сердечных привязанностей. Когда это ставили ему в упрек, он скромно поднимал глаза к небу….

     - Орлы всегда парят в одиночестве…

   Он всегда пребывал в состоянии торжественного спокойствия,которое сам себе создал, посвятив себя втайне от окружающих одной, известной только ему цели. Это позволило ему  несколько отдалиться от раздражающей реальности, и дало необходимое преимущество и спокойствие в диспутах, позволяя выдерживать тему и логику в самых страстных и запутанных прениях.

    Здесь, в Сорбонне, Игнатий Лойола учился прилежно, и результат не заставил себя ждать – ему присвоили звание - доктор богословских наук. Теперь он не спешил вербовать сторонников. Он выискивал исключительно разочарованных жизнью за счет глубокого проникновения в ее изъяны, умеющих мыслить самостоятельно и разделяющих большинство его собственных убеждений. Но лишь немногих он приближал к себе. Ни с кем из своих сторонников Лойола не вступал в дружеские отношения, отводя им роль учеников, а сам оставался только вождем. Один из преданных ему последователей – Франциск Ксавье однажды упрекнул его.

   -  Сам Иисус был откровеннее со своими апостолами.

   -  Истинно, - за то за тридцать сребреников и был предан Иудой.
   
   Такое поведение внушало уважение и предполагало по мнению учеников и высокое покровительство. Он не разочаровывал последователей объяснениями. Таким образом, наконец, сложилась группа единомышленников,и, по мнению Лойолы, наступила пора конкретных действий.

  Воистину, «Бог любит Троицу», - это была его третья попытка в этом направлении.

   15 августа 1534 года, когда Папа Римский пытался перебороть очередное недомогание, Игнатий Лойола, натрудив до изнеможения руки костылями, вместе со своими сподвижниками приковылял в капеллу Святого Дени (Сен-Дени), посвященную небесному патрону Парижа и спрятавшуюся в глухом лесу Монмартра. Вместе с ним их было семеро.

   В те времена здесь шумел вековой лес, и даже никто не предполагал, что эти места станут одним из популярных и известных на весь мир районов Парижа. В подземной часовне была отслужена месса, когда после совместной молитвы, Лойола, раздавая причастие, взял с каждого из учеников священную клятву в верности Святому престолу и нерушимой преданности лично ему  -  Игнатию Лойоле. Клятва заканчивалась словами: «Ad majorem Dei gloriam» («Для вящей славы господней»).

   Эти слова сразу же стали дивизом их организации. На алтаре часовни
Игнатий начертал три большие буквы: J.H.S. (Jesus Hominum Salvator), то есть Иисус – спаситель человеков. Затем меж ними по образу и подобию была Тайная вечеря и они преломили хлеб, а их вождь сидел, подобно Иисусу, окруженный последователями, как апостолами. Разлив вино, он выразил твердое убеждение, что Иуды среди них не будет.
 
    -  А теперь надо заслужить благословление Папы на создание нового Ордена под названием «Общество Иисуса». Для нас теперь «все дороги ведут в Рим».

   Все горячо одобрили название, так полно соответствовавшее целям Ордена.   С этого момента, как производное от Jesus (Иисус), они стали называть себя иезуитами, вписав это новое слово в века. Но это все было впереди….

   А пока….
   Вернувшись в Рим, Климент VII  к 25 сентября 1534 года,после всевозможных недомоганий по возвращении из Франции,в конечном итоге умер от «простуды». В те времена это была довольно распространенная смерть, тем более, когда события приобретали нежелательный оборот, а медицина, это было всем известно, была столь несовершенна, да и жизнь человеческая так хрупка.

   Возможно, если бы за здоровьем Климента наблюдал такой выдающийся специалист, как Мишель Нострадамус, то его дни были бы продлены. Но увы, профессор в 1534 году был совсем не в Риме, а в Ажане. Сюда он был приглашен Жюлем Сезаром Скалигером (**). Это приглашение пришлось весьма кстати.

------------------------------
(**)     Жюль Сезар Скалигер (1484-1558) – уроженец Италии,(настоящее имя Джулио Бордони), врач, филолог, критик,поэт Возрождения. Основанный им закон о трех единствах впоследствии лег  в основу нормативной эстетики классицизма. У него в 1540 году родился сын Жозеф  Жюст. По вероисповеданию был гугенотом. Заложил основы научной хронологии и систему унификации летоисчисления.
-------------------------------


    До этого в течение трех лет Мишель преподавал в университете Монпелье, где упорно вдалбливал в головы будущих медиков свет разума. К числу таких не очень радивых медиков принадлежал и университетский  однокашник Мишеля будущий великий французский писатель Франсуа Рабле(1494-1553). Они предпочитали красное вино созерцанию кровопускания.
 
   При виде капли крови такие медики часто падали в обморок. В это время Европейская медицина имела кое-какие представления об анатомии и кровеносной системе, никаких – о нервной системе, и, безусловно, не имела никаких понятий о том, что болезни вызываются микробами. До появления микроскопа оставалось еще 140 лет(***). В отсутствии наркоза и антисептиков, в условиях удручающей гигиены почти любая операция заканчивалась смертью. Врачи мудро предпочитали вообще не оперировать. Главными средствами лечения считались клизмы, пиявки и открытые кровопускания. Поэтому Нострадамус со своими теориями о гигиене и гениальными догадками о причинах, вызывающих болезни, совершенно выпадал из этой клистирной среды.

   Только Рабле своим жизнелюбием и юмором, как сквозняк, умудрялся вносить в эту удушающую атмосферу смех, который позволял относиться к ней несколько более терпимо. Однако в одиночку было невозможно все это преодолеть и  постепенно консерватизм преподавателей, тупость и слепое следование избитым доктринам, а также ужесточившиеся ограничения заставили его снова пуститься в странствия.

   Навестив накоротке, спасенные  им от чумы, города, Нострадамус отправляется в Тулузу, где открывает частную практику. Вырвавшись из душной атмосферы Монпелье, избавившись от мышиной борьбы с интриганами и завистниками, Мишель замечает, что помимо медицины есть и другие замечательные вещи. Благоухают цветы, поют птицы и гуляют прелестные девушки, «насквозь» прогретые солнцем  Прованса. Молодой профессор, конечно,отдал должное не одному из этих очаровательных созданий.
Наконец, одна чаровница оказалась счастливее других и они обвенчались. Странно, впоследствии ее имя так же, как и имена  двух детей, которых она ему подарила, он никогда не упоминал…. Оставим «тайну» для последующего изложения.
   
   Так или иначе, тут приходит это замечательное приглашение от человека, чей авторитет уступал, быть может, лишь Эразму Роттердамскому. Мишель был рад возможности общения с прославленным ученым мужем. Они подружились со Скалигером, Именно ему он и был обязан обретением семейного счастья в Ажане.
 
-------------------------------
(***)
В 1673 году Антони ван Левенгук (1632-1723) изготовил линзы
со 150-300-кратным увеличением и впервые наблюдал и зарисовал ряд простейших организмов: сперматозоиды, бактерии, эритроциты и их движение в капиллярах. Этот нидерландский натуралист – один из основоположников научной
микроскопии.
--------------------------------

   Успешная врачебная практика, профессорское звание, слава искусного врача, лечащего больных травами и микстурами собственного приготовления, делали его фигурой, если не равной, то, во всяком случае, не уступающей прославленному ученому. Последний организовал в городе кружок античности, который Мишель посещал с огромным удовольствием.

  Здесь он изучал латинские и греческие тексты. «Пророчества Сибиллы» - сборник невнятных, но грозных пророчеств, произвел на ученого эскулапа большое впечатление. Надо сказать, что эта книга была и в библиотеке склонной к мистике юной Екатерины Медичи. Именно ее она перечитывала по пути  во Францию. К этому времени относятся и первые пророчества Мишеля в устной форме, но с удивительными попаданиями.

   То ли это, то ли удачная врачебная практика, то ли нашептывания окружения ученого мужа, которое, естественно, было вынуждено потесниться ради нового члена кружка, то ли жены Скалигера и Мишеля стали в дальнейшем причинами возникновения негативного отношения Скалигера к юному последователю. Другими словами известный итальянский беженец от инквизиции, потомок известного рода, оказался в конечном итоге довольно завистлив и ревнив. Но пока в их отношениях царила гармония, и Мишель наслаждался дружбой, продуктивной научной работой и врачебной практикой без помех, покоем и семейным счастьем….

   Этого нельзя было сказать о другом браке, особенно после того, как Климент VII был сражен «простудой» насмерть.

   Союз между Генрихом и Екатериной сразу стал бесполезным. Екатерина сразу перестала быть «кузиной папы» и уже не приходилось говорить о каком бы то ни было политическом весе данной ситуации на шахматной доске Европы. Франциск, потративший так много усилий для достижения этого союза, как истинный француз, вынужден был со смехом средь близких людей признать, что, даже умерев, папа сумел «нагреть его дважды»: первый раз, -  недодав приданого за Екатериной, и второй, - увильнув на тот свет от выполнения обязательств по тайной части свадебного договора. Но вслух для всех со вздохом и скорбной миной он произнес:

   - Эту девицу выдали нам фактически «голой».

   Генрих, который так насиловал себя в этом союзе для продолжения рода, вообще пришел в отчаяние, что из-за недальновидной политики отца оказался ее заложником и теперь на всю жизнь связан с этой пучеглазой флорентийской язвой. Он бежал от нее к Диане де Пуатье, как от гада, родившегося в могиле Ватикана. Однако здесь он зря так спешил ….

    Свято место пусто не бывает. Именно к папскому месту относиться эта поговорка. Через месяц у руля Святой лодки был уже римлянин  Алессандро Фарнезе (1468-1549) под именем Павла III . Кардинал с 1493, затем с 1509 – епископ Пармы, потом при Льве X – декан коллегии кардиналов. Одним словом, человек опытный и ловкий он отказывался от папской тиары, говоря о своем здоровье в том плане, что не сегодня, так завтра непременно умрет. Он занимался астрологией, окруженный дымом алхимиков и курениями всяческих магов. В конклаве никто не рассчитывал, что он протянет долго, тем более, что кроме недомоганий, и возраст его по тем временам был весьма почтенный. Вот его быстренько и выбрали….
   
Это событие случилось 3 ноября 1534 года. В возрасте 66 лет под новым именем  Александр Фарнезе тут же выздоровел. Сбылось очередное предсказание Луки Горико. Папа вызвал его в Рим и присвоил ему дворянский титул. Так, наконец, были по достоинству оценены заслуги учителя математики по трудоустройству кардиналов при появлении вакансий на должность рулевого Святого корабля. Забегая вперед, надо сказать, что Горико предсказал папе и точную дату его смерти и болезнь, от которой он умрет. Однако это произойдет еще только через пятнадцать лет….

   Штурвал оказался в достойных руках пастыря, который жил с собственной дочерью Констанцией, не обходя вниманием и собственную мать. Поэтому считалось, что последняя приходится ему родной сестрой, а сын родным племянником. Правда, непонятно, что это меняло. Вообще лучше не пытаться постигнуть степень родства этих людей, запутавшихся в сетях «родственных» отношений…. 

http://www.proza.ru/2019/01/10/846