Мне не хватает трека на этот случай.
Такого трека, который слушаешь на автоповторе, на автокруге и переключении конца в начало, слушаешь просыпаясь, слушаешь в обед и вечером. Он играет пока ты стоишь в душе, отогреваясь от ранней психологической атаки зимы. Слышишь его во сне, и двигаясь по чешуе уробороса снова и снова слушаешь. Врисовываешь слова в то, что происходит и объясняешь словами происходящее.
Ночь в Риме. Хотя это не про город в общем, пидарский город бань и статуй, фаллосов колонн, самолюбования заваленных вековечным мусором пиццерий руин. Не про воровство, бутики, жратву и громкость а про то, что в нем была ты. Просто взяла и улизнула, села верхом на самолет, решив провести там выходные. Красиво прижимая голые ноги к холодным бокам чартерного рейса улетела, следуя птицам, ведьмам и опальным.
Без меня.
Ты точно из тех женщин, которые рождены из бедра Лилит. История про Зевса рожавшего головой Афину и Адама. Бедолаги. Вымученно, с болью и ужасающе сладким ощущением появления нового абсолюта, который их уделает. История про меня, про то, как ты выжигаешь внутри и растопленная адреналином душа стекает в броги, по ним остывает с первым талым снегом на коврике машины. конечно я сэксист, когда в меня летит посуда, но если б ты ее била - было бы логично быть сексистом, быть злым и не правым, но ты же ведешь себя не так. не логично, нечестно играешь по своим идиотским правилам, запонками и костями по полю для шахмат. Достойный противник в старой игре "Кто кого". Мужской игре. Не для твоих тонких пальцев в кольцах, не для твоих волос, сыплющихся золотым запасом на плечи. психологическое оборотничество, ненормальная ты жнщина. Ты скотина, стерва, тварь, я не знаю, мне сносит крышу от твоего ума, от сарказма, сексуальности переливающийся через край твоих строгих платьев. Даже не ведьма. Какое там плотское, черное, грязное колдовство когда ты прямой потомок богини. Тебе не нужен дом и очаг, не нужен пес у ног и муж на саркофаге дивана. Черт тебя знает, что тебе нужно. Ты живая, горячая, всесильная, имеющая все что захочешь и ничего по настоящему не желающая.
Ты меня убиваешь. Шепчешь на ухо, касаешься губами волос и шеи. Ты ведешь в этой игре, провоцируешь, танцуя на журнальном столике стриптиз, втирая в столешницу граммы, слова к будущей книге и источая все еще тот запах ночи в Риме. Хмельной, многоголовый, мертвый, плотский, тихий и не подчиняющийся обычным рамкам.
А что потом?
Запахиваю глубже пальто, сунув руки в карманы, жалею о том, что шарф остался лежать на диване, потому что водолазка тонкая и под пронизывающим ветром она как сетка в которой трепыхается хладнокровная рыбина, цепляющаяся обломанными плавниками за меховую оторочку ворота.
И что мне делать?
Я так часто могу спокойно о чем то судить, у меня просят совета и мнения, а тут я мечусь внутри, стою истуканом и не знаю что делать.
Звонить? Орать? Умел бы еще скандалить.
Молчать? Типа схавал, слабак?
Пойти, кого то выебать, признав поражение? Картинно запечатлеть свою не способность с этим справиться? С тем, что тобой (никем) нельзя обладать.
Полететь туда же и просто сесть за столик того же кафе, показав что ты от меня не сбежишь?
Списать на обязательства: я должен быть здесь. У Кузьмина день рождения, и его выпустили. Надо пить так, что бы по пальцам текло мимо рюмки, и топило снег, который нанесло с открытой входной двери. Что бы криком кричать песни, ударять по рукам и по плечам и веселиться надрывно и жестко, подталкивая землю под ногами к движению, думая что в твоем чертовом Риме тоже наступит эта лютая зима и ты вернешься.
Вернешься, конечно. Не факт, что ко мне. Не точно, что в этой жизни. Но твое появление обязательно, иначе - херня сценарий, серая жизнь цвета стены в маслянной краске, бугрящейся от прошлых жизней. Тупое лезвие, которым пилишь руку примерно 60 лет до встречи с другой главной женщиной - смертью в драпировке плаща римского патриция. С тобой.