Продолжая экспедицию, ни капитан Дьюк, ни тем более отец Филипп, уже не хотели думать о снисхождении по отношению к туземцам. Их сердца, и без того чёрствые, ожесточились до такой степени, что они готовы были отдавать приказы убивать всякого встреченного дикаря. Пожилой монах уже не видел в них будущих христиан, капитан – работников, а вместе, не видели в туземцах людей. Теперь называя их не иначе, как нечисть, или мерзость, они подчёркивали тем своё отношение, и были настроены решительно. Даже отступничество капитана Блюма и его команды, выглядело теперь, по сравнению с выходками дикарей, не так порочно.
Такое настроение, безусловно, повлияло на поведение команды. Теперь вахтенные матросы высматривали на побережье не столько Блюма, сколько туземцев. Не трудно было догадаться, какие желания у них возникали при этом.
Ради справедливости нужно сказать, что такие рвения преобладали не на всех кораблях флотилии. На «Соренто» старались придерживаться умеренных взглядов. Капитан Антонио дель Санта сильно сомневался в разумности беспощадного поведения, и негодовал в душе по поводу откровенных издевательств над туземцами.
Буве де Майе тоже считал неразумным поведение капитана Дьюка. Но причины такого мнения были другие, нежели у Антонио. У него появилась жажда наживы, не свойственная прежде, а это требовало бережного отношения к местному населению. Только они могли точно знать, где имеется золото, и ради этого с ними нужно было дружить. Зачем засыпать родник, если из него можно напиться? Примерно так он думал, и в этих мыслях преобладали только личные интересы. Простое истребление дикарей казалось ему верхом глупости. Возможно, если бы на суше были другие развлечения, к которым он привык, его мысли направились в обычное направление, но этого не случилось. Ни манерных женщин, ни азартных игроков, ни интриг. На новой земле ему было скучно и неуютно.
Увлечённые поисками туземцев, вахтенные матросы перестали внимательно смотреть за глубинами, а рельеф дна тем временем, сильно изменился. Рифы ещё не торчали из воды, но уже находились на опасном для килей кораблей расстоянии. Следуя вдоль берега установленным в начале экспедиции порядке, «Роял» благополучно миновал особо опасный участок, а «Соренто», имевший из-за большого количества груза более значительную осадку, налетел на острый риф, застрял на нём, и при ударе сильно повредил дно. «Фортюн» успел сделать манёвр и увернулся от столкновения.
Застрявший корабль прочно сел на риф, и в его трюм начала быстро прибывать вода из пробоины, которая увеличивалась на глазах. Волны принялись бешено ударяться о его борта, желая уничтожить появившееся на пути препятствие. Плотники бросились заделывать пробоину, матросы принялись скидывать в воду груз, пытаясь облегчить корабль, чтобы он сошёл с рифа. С других кораблей к «Соренто» отправили шлюпки с помощью, но Антонио дель Санта уже отчётливо понял, что корабль ему не спасти. Отдавая приказ покинуть тонущее судно, он прежде позаботился, чтобы наиболее ценный груз был перенесён в шлюпки, которые сделали несколько ходок к стоящим на якорях двум другим кораблям, разгрузились, и вернулись за командой. Едва весь экипаж благополучно перебрался на флагманский корабль, как «Соренто» развалился на части, и волны быстро разметали по морю его остатки.
Капитан Дьюк в случившемся не стал никого винить и наказывать. Более того, в происшедшем сложно было не заметить и его вину. Ведь вахтенные его, флагманского корабля, должны были особо внимательно смотреть за глубинами и делать их частые замеры, поскольку за ними шли остальные. Он, увлёкшись планами истребления туземцев, упустил контроль над помощником, а тот, в свою очередь, над командой. Такое отношение к прямым обязанностям, было совсем не свойственно ни ему, ни Хуану, но это произошло, и Дьюк понял, что зашёл слишком далеко в жажде крови туземцев.
Потеря «Соренто» была тяжелой для экспедиции, но не фатальной. Значительно убавившееся из-за шторма, болезней, и сражений количество матросов, требовало пополнений, и гибель одного из кораблей поспособствовала этому. Распределив команду «Соренто» на «Роял» и «Фортюн», Дьюк оставил Антонио у себя, вторым помощником, а его помощника отправил к Буве. Таким образом, два корабля оказались с полным штатом команды и были готовы выполнять намеченные цели.
С этого дня, капитан Дьюк стал значительно меньше предаваться беседам о туземцах и больше проводить время на палубе.
Антонио быстро поладил с Хуаном, и скоро именно он обнаружил первое, за пять дней пути, поселение дикарей.
Вероятно, туземцев на этой земле было немало. Их хижины вполне могли располагаться в лесу, и с моря были просто не видны. Но высаживаться на берег, и искать их в труднопроходимых зарослях, было неразумно. Поэтому, оставалось надеяться только на случайные встречи в прибрежной полосе.
Земля, в месте предполагаемой высадки, оказалась удобной для поселения, но почти не пригодной для подхода к ней шлюпок. Обрывистый берег был невысок, и каменист. Волны с силой разбивались о его коварные выступы и могли запросто потопить лодку. Густая растительность, среди которой ютились маленькие хижины, позволяла надеяться на пополнение запасов свежими фруктами, которые полюбились команде.
- Мы можем пришвартоваться к тем камням, - сказал Хуан, присмотрев на берегу небольшое углубление в форме полумесяца, - оттуда и поднимемся к посёлку.
Дьюк внимательно осмотрел в подзорную трубу берег, и согласился с помощником.
Постановка на якорь кораблей, однако не вызвала затруднений. И довольный этим, капитан велел приготовиться к высадке. Планы в отношении туземцев у него не менялись, поэтому он велел проверить порох и оружие.
Маленькая бухта, обнаруженная Кастаньедой, позволила сносно пришвартовать шлюпки и благополучно сойти на берег. С мушкетами наперевес, команда Дьюка появилась около хижин, и начала, чуть ли не в упор расстреливать туземцев, которые даже не помышляли бежать. Многие из них, видимо, просили о пощаде, но капитан приказал остановить стрельбу только после уничтожения большинства дикарей. В этом поселении, мужчины, как видно, никуда не отлучались, и именно их старалась в первую очередь уничтожить команда Дьюка. После бойни уцелело не более трети населения деревни.
Капитан сразу приказал связать пленных и приступить к их допросу. Туземец – переводчик, который к тому времени уже научился быстро исполнять волю белых, принялся разговаривать со связанными дикарями. Несмотря на разные места проживания, они хорошо понимали друг друга.
- У них есть вождь! – объявил радостно переводчик, невыносимо коверкая слова.
- Покажи его, - приказал Дьюк.
- Это он. Это вождь, - охотно указал туземец.
- В этот раз мы его с собой брать не будем. Нечего палубы марать, - решил капитан, вспоминая, как долго трудились матросы, отмывая после отца Бенедикта тюрьму, - пусть здесь решает, служить нам, или нет. Передай, готов ли он к этому.
Местный вождь сразу изъявил желание покориться пришельцам.
- Он согласен. Согласен! – радостно объявил переводчик.
- Ну, это другое дело, - удивлённо сказал Дьюк, явно не ожидая такого быстрого повиновения, - теперь нужно привести сюда монахов. Пусть они решают, что дальше делать.
Поджидая прибытия святых отцов, капитан обошел всех связанных туземцев, и приметил среди них несколько крепких мужчин, которых можно было попробовать обучить элементарным обязанностям матросов. Возможно, они понадобились бы ему на обратном пути. Буве, тем временем, велел переводчику узнать, понимают ли они что такое золото, и есть ли оно в их краях. Для наглядности он сунул вождю под нос небольшую золотую пластину.
Туземец недоуменно посмотрел на неё, и попытался откусить кусок. Видимо, он подумал, что ему предлагают её съесть.
- Вот и пойми, притворяется он, или, в самом деле, не знает, что это такое, - недовольно пробурчал капитан «Фортюна».
Затем, его внимание привлекли три молодые девушки, видимо дочери вождя, которые сидели около него и со страхом смотрели на Буве.
- Нет золота, возьмём их. Может, вождь сговорчивее станет, - подумал он вслух.
Буве подошёл к Дьюку и спросил разрешение взять девок на свой корабль, чтобы команда повеселилась с ними.
- Валяй, чего уж там. Больше они всё равно не на что не годятся! – согласился Гильом.
Капитан «Фортюна» приказал трём матросам быстро переправить туземок на свой корабль.
Вождь попытался удержать дочерей, но матросы быстро успокоили его, ударив несколько раз прикладами мушкетов.
Скоро на берег были доставлены все монахи с очередным огромным крестом. К их приходу убитых туземцев уже успели убрать в лес, а живых построить около хижин.
Отец Филипп, в сопровождении других монахов, медленно обошёл жителей деревни и мрачно произнёс:
- Я уже не знаю, что делать с этими варварами. Если у них есть сердце, я его не слышу. Если есть душа, я её не вижу. Они, словно пни, которые только мешаются на пути, и ждут, пока их удалят из земли.
- Вождь согласился покориться нам и служить, как мы потребуем, - уточнил Дьюк.
- Я уже знаю об этом, но посмею ли я привести их Господу? Вот о чём теперь думаю. Уж не уловка ли Сатаны кроется за таким покорным желанием?
- От них этого и стоит ожидать, - подтвердил отец Бенедикт,-попробуйте испытать их. Пусть вкопают святой крест, прежде дотронувшись до него, - предложил, затем, он.
Отец Филипп согласился, и велел переводчику сказать об этом дикарям.
Жестами и словами переводчик принялся объяснять туземцам, что от них требуется. Жители деревни недоуменно смотрели на него. Слова они понимали, но не могли взять в толк, зачем эту огромную деревяшку вставлять в землю. Один из них сказал, что она всё равно деревом стать не сможет. Маленький переводчик из всех сил старался объяснить, зачем это нужно пришельцам.
- Это знак их бога, он должен всё видеть здесь, - по своему пониманию говорил он, - если вы сказали, что будете служить белым, это будет и ваш бог. Нужно чтобы он был здесь! Бог хороший. У меня он тоже есть, - хвалился он и показывал висевший на шее католический крест, который подарил ему один из монахов, приобщая к вере.
Наконец, туземцы согласились, и после того, как некоторым из них развязали руки, принялись раскапывать землю каменными скребками. Быстро справившись с выкапыванием глубокой ямы, они воткнули в неё крест, и забросали землю обратно.
- Они могут работать, - с удовлетворением заметил Дьюк.
- Служить и работать – не одно и то же, - многозначительно вставил отец Филипп.
- Время может всё изменить.
- По крайней мере, когда они дотронулись до креста, бог не покарал их, - вставил с ухмылкой Буве.
- Не богохульствуйте, сын мой! – грозно предупредил пожилой монах, - назовём это место мысом Надежды. Пусть будет так! – решил он.
Совершив по этому случаю молебен, монахи опять отправились на корабли, а Дьюк решил по-своему испытать дикарей.
- Скажи им, чтобы к утру, они приготовили нам бананы, кокосы, и прочее, что можно есть. Утром мы заберём всё, - сказал он переводчику.
- Они сделают это, - заверил маленький туземец, после разговора с вождём. Затем тихо добавил, - он спрашивает, зачем белым его дочери. Просит отдать их. Говорит, что будет за это хорошо служить.
- Он должен хорошо служить и без дочерей. Впрочем, утром мы вернём их. Передай ему.
Переводчик быстро объяснил всё вождю, и тот начал благодарно кивать в ответ.
- Ладно, посмотрим, как они поняли нас, - решил капитан, и велел всем грузиться в шлюпки.
По прибытию на корабли, успешную вылазку решили отметить. Дьюк велел налить морякам по кружке вина, а сам, с отцом Филиппом выпил отменного португальского.
Тем временем, на «Фортюне» тоже отмечали этот день. Выпившим матросам Буве де Майе широким жестом отдал для увеселения двух дочерей местного вождя, а сам, уединился в каюте с третьей. Через некоторое время он отвёл её к двум другим, и отправился спать. Ошалевшие матросы долго глумились над молодыми туземками. Поздней ночью, потерявших сознание от безжалостных издевательств, но ещё живых, их сбросили в море. Так белые люди пожелали скрыть следы своих тёмных деяний.
Утро началось совсем не так, как рассчитывали участники экспедиции. Прежде всего, они услышали истошный вопль, который огласил все окрестности. Шел он с берега, и было очевидно, что там что-то происходит. Выбежавший на палубу Дьюк выхватил подзорную трубу и принялся рассматривать, что происходит. На самом краю обрыва, по-видимому, с мёртвой дочерью на руках, бегал и истошно кричал вождь. Вместе с ним скоро закричали и другие туземцы. Вождь, положил на землю одну дочь, затем, поднял другую, тоже мёртвую. Жители деревни истошно вопили, заламывая себе руки, и всячески выражая большое горе. Не понимая ещё, в чём дело, Дьюк передал трубу Хуану.
- Какого чёрта там происходит? – недоуменно спросил он.
Хуан некоторое время рассматривал туземцев, затем объявил:
- Они вырывают наш крест!
Антонио дель Санта, который тоже смотрел в свою подзорную трубу на происходящее, тихо заметил:
- Вождь оплакивает своих дочерей. Они мертвы!
- Почему мертвы? И как они оказались на берегу? – возмутился Дьюк, - надо у Буве срочно спросить об этом.
Капитан немедленно отправил гонца, с требованием прибыть Буве к нему. Через некоторое время капитан «Фортюна» стоял на палубе «Рояла», и удивлённо оправдывался:
- Матросы немного повеселились с ними и ночью отпустили домой. Кто знал, что они плохо плавают. Ведь до берега совсем немного! Я в это время спал.
- Я говорил, что дикарям нельзя доверять! – возмутился отец Бенедикт, наблюдая, как дикари разрывают крест на части.
- Мы не можем допустить глумления над Господом! – возмущенно произнёс отец Филипп.
- Думаю, наши дальнобойные, прекратят это издевательство. Там собралась вся деревня. Всех их и положим рядом. А бананы соберём в другом месте. Вы согласны, святой отец? – спросил Дьюк у пожилого монаха.
- Вы ещё спрашиваете? Согласен ли я? – с негодованием произнёс отец Филипп.
Расценивая эти слова как полное согласие, Дьюк немедленно отдал приказ канонирам стрелять по туземцам из дальнобойных пушек и сравнять с землёй всю их деревню. Многочисленные залпы с двух кораблей быстро привели приказ в исполнение, и уже ни один звук не раздавался со стороны берега.
Так на этой земле была полностью уничтожена не только деревня и проживавшие в ней туземцы, но и крест, вкопанный ими. Вместе с этим, исчезла надобность и в самом названии, которое совсем недавно было дано, и заключало в себе великий смысл – Надежда.