На улице стоял ноябрь, морозило. Сквозь мутное стекло вагона, проехавшего не одну сотню тысяч километров, я смотрел на девушку, стоящую на перроне. Кутаясь в норковый воротник пальто, придерживая его руками, она не давала морозу забраться внутрь. Слегка вьющиеся волосы выглядывали из-под норковой шапки и были во власти легкого ветерка. С высоты вагона она казалась маленькой и беззащитной.
Я смотрел на неё. К горлу подкатывался предательский ком, и слезы были готовы брызнуть из глаз. Хотелось выскочить на перрон, обнять, прижать, ласкать. Греть её озябшие пальцы в своих ладонях, целовать прохладные губы. Перебирать непослушные локоны, как теперь это делает ветерок. И никогда не отпускать!
Два года! Два года не видеть её! Не слышать её ласковый голос! Не ощущать её тепло!
Рядом с ней, обняв подругу, свою будущую жену, стоял мой товарищ. Как сильно я завидовал ему в тот момент. Он не идет в армию! Забраковали, что крайне редко случалось в те давние времена. Что-то веселое он шептал своей подружке на ушко, периодически отвлекался на меня и, как бы поддерживая, вскидывал руку в стиле «Но пассаран», скорбно сжимал губы, словно говоря: - Держись, мысленно я с тобой!
- Артист, блин!
Чуть в стороне стояла родители. Мама плакала. Отец, приобняв её, похоже, тоже едва сдерживал слезы. Небольшая толпа моих друзей окружила их полукольцом. Бутылек водки с рюмкой переходил из рук в руки. Что ж, повод достойный. Но всё это было лишь фоном. Фоном вокруг её серо-голубых глаз, от которых я не мог оторваться. А в голове, все ещё всплывал вчерашний вечер. Когда я провожал её до дома, она созналась, что не уверена, дождётся ли меня. Это признание, конечно, расстроило, но я почему-то верил: дождётся.
Вагон дёрнулся и стал плавно набирать ход. Все одновременно замахали руками, провожая. Что-то кричали. Я машинально махал в ответ, но не отрывал от неё свой взгляд, старался запомнить каждую черточку лица.
Девушка смотрела на меня. В её глазах стояли слёзы. С каждой секундой она удалялась и в какой-то момент скрылась за поворотом.
Всё! Прощай! А лучше до свиданья!
И вновь ноябрь.
Я стоял у окна. Позади жаром дышала русская печь. Берёзовые поленья потрескивали, голося солидными щелчками. За окном было светло от выпавшего ночью снега. До чего приятно стоять у печи и смотреть сквозь чистое стекло на молодую женщину. Я не слышу её, но в ушах стоит знакомый смех и она действительно смеётся, лепя снеговика с нашими детьми.
Старшенькая, с усилием катит комок, а младший с трудом шагает следом по снегу. Первый раз, сам, по первому снегу. Она тоже катит свой снежный ком, глядя на малышей. Что-то говорит детворе, а её глаза искрят смехом. Все они уже покрыты снегом и похожи на снеговиков.
Наш маленький, невзрачный домик стал раем для нас. Тёплым гнездышком, в которое всегда хотелось вернуться поскорей, окунуться в её глаза. Слушать колыбельные, которые она поёт малышам. Обнявшись, сидеть в огромном кресле, глядя на огонь в печи.
И снова ноябрь.
Я стою у окна. За окном первый снег. Но нет печи, не слышно треска дров, квартиру тихо обогревают радиаторы. Но почему-то спина ощущает тот жар, а уши помнят треск поленьев. Она стоит за окном. Рядом с ней три пацана, машут руками и что-то кричат. Но мне их не слышно. Я, улыбаясь, смотрю на неё. Годы, конечно, берут своё, вот и трое внуков в наличии. Столько воды утекло, а сколько прошли испытаний! Кутаясь в воротник, она глядит на меня. А я вижу перед собой ту девчонку на перроне вокзала, что не обещала меня ждать. Но обманула...