Пополнив запасы пресной воды, экспедиция двинулась дальше, вдоль берега. Стараясь обнаружить корабль капитана Блюма, вахтенные матросы внимательно смотрели в подзорные трубы, но его видно не было.
Капитан Дьюк, целыми днями просиживая в каюте с отцом Филиппом, разработал новую тактику общения с туземцами, которых предстояло встретить. То, что эти встречи будут ещё происходить во время экспедиции, ни он, ни монах, не сомневались. Словно в подтверждение их мыслей, через три дня, в одном из заливов, которыми изобиловал берег, вахтенные приметили хижины туземцев. Они располагались недалеко от воды, в тени невысоких пальм.
- Будем делать вылазку, - решительно заявил Дьюк.
Новая тактика ведения дел с туземцами, была невесть, какой хитрой, и сводилась к первичному устрашению дикарей. Затем, предполагалось пленение вождя и ведение переговоров только с ним. От него они вознамеривались добиться принятия христианства, сведений о золоте, и прочих уступок. Потом, вождь должен был сам объяснить соплеменникам волю пришельцев и сделать всё, чтобы они исполнили её. Вождя предполагалось склонить к повиновению и сотрудничеству с помощью подарков, или пыток. Не одно, так другое, по единодушному мнению капитана и монаха, должно было возыметь силу, и сломить любое сопротивление.
На словах эта тактика выглядела довольно логичной и легко выполнимой. Теперь, когда представилась возможность испытать её на деле, Дьюк решил не мешкать. Учитывая опыт прошлого раза, он не стал искать бухты и ограничился приведением кораблей и постановкой их на якорь рядом с заливом. Оттуда он имел возможность хорошо просматривать всё побережье, и при необходимости вести прицельный огонь во всех направлениях. Далее, он вызвал двух других капитанов, коротко объяснил им новую тактику поведения на берегу, и отправил обратно, готовиться к высадке.
Через самое непродолжительное время несколько шлюпок с вооружёнными матросами направились к суше. Ни монахов, ни рабочих, в этот раз брать не предполагалось.
Едва ступив на землю, люди Дьюка зарядили аркебузы, и пошли к хижинам. Туземцы, уже давно поджидали их, столпившись около своих жилищ. Капитан отметил про себя, что у этих дикарей хижины были более совершенными. Помимо крыши из листьев, уложенных особым способом, у них были стены, сделанные из переплетённых между собой ветвей. Также у дикарей появилось некое подобие одежды, напоминающее юбки. Они были сделанные из сухой, длинной травы. Носили их мужчины и женщины. Туземцы с испугом и интересом наблюдали за подходящими к ним пришельцами, не показывая никаких недружественных действий.
- Стреляйте, по этим мерзавцам! – скомандовал Дьюк.
Прогремевшие выстрелы разом уложили на песок несколько убитых местных жителей. Остальные, в ужасе закричали, упали на колени, и протянули руки в сторону продолжающих стрелять матросов. Дьюк отдал приказ прекратить стрельбу.
- А! так - то вас! Будете знать, как сопротивляться нам! – торжествующе закричал он, наблюдая за полуживыми от страха туземцами, - связать их, ребята!
Пересчитывая пленных, капитан заметил, что среди них преобладали женщины, дети, и старики. Мужчин почти не было. Среди убитых их тоже не оказалось. Однако вождя они нашли. Судя по всему, им оказался высокий, полный туземец, который не выходил из хижины, и продолжал невозмутимо сидеть, даже после стрельбы и входа в неё людей Дьюка. Вокруг него стояли две женщины и один старик.
- Вся семья в сборе! – обрадовался капитан, - вяжите их, и на корабль! – отдал он приказ.
Матросы принялись исполнять команду. Вождь продолжал невозмутимо смотреть на пленивших его. Он не делал попыток сопротивления, и лишь неотрывно наблюдал за происходившим. Его, вместе с двумя женщинами и стариком, посадили в шлюпку и отвезли на корабль. Остальных туземцев, оставили связанными на берегу.
- Вот и наш вождь! – весело крикнул капитан, едва шлюпка ткнулась в крутой борт «Рояла».
Поднявшись на палубу, Дьюк велел препроводить пленных в трюм, среди помещений которого, была и тюрьма. Там, рассадив их в отдельные камеры, сразу приступили к делу. Четыре монаха, капитан, пара матросов и туземец - переводчик, присутствовали при этом, и быстро убедились, что вождь не хочет даже замечать их. Принесённые гвозди и прочие безделушки, которые должны были заинтересовать дикаря и подкупить его, были словно пустое место. Стало очевидно, что ни говорить, ни слушать, вождь не собирается.
- Упорство дикаря лишь подтверждает его тёмную сущность, и заставляет нас принять иные меры убеждения. Мне хорошо знакома такая тактика поведения еретиков, а отец Бенедикт умеет с ней успешно справляться, - подытожил отец Филипп, - думаю, мы можем оставить его с этим варваром. Матросы пусть помогут. А мы, тем временем, подышим свежим воздухом на палубе.
Решение подняться на палубу, было вызвано, конечно, не привязанностью к свежему морскому воздуху, а нежеланием становиться участниками пыток. Отец Бенедикт, давно ставший их исполнителем, справлялся со своими обязанностями ловко, надежно, и даже проявлял в этом деле немалую изобретательность, подвергая своих подопечных особо изощренным методам. В среде монахов на него смотрели с чувством страха, перемешанного с презрением. Выполняя такие обязанности, он делал работу, которую предпочитали не замечать, но не исключать. Отношение к нему было ничуть не лучше, чем к палачу, который имелся в любом крупном селении, с той лишь разницей, что этот был в рясе, и имел право произносить проповеди.
Помимо выбивания признаний в колдовстве и прочей ереси, принуждение к сотрудничеству было одной из распространённых и даже обязательных практик допросов. Вождь туземцев перед ним, или любой другой подозрительный христианин, не имело для отца Бенедикта никакой разницы. Его инструменты были всегда остро отточены и готовы к работе. Крепко закрепив руки и ноги дикаря на прибитом к палубе стуле, он принялся производить обычные для такого дела действия, и довольно скоро признал, что перед ним весьма не простой подопечный. Применённые орудия пыток не только не вызвали у него крики и желание делать что угодно, чтобы страдание прекратилось, но и даже какого-либо звука. Вождь смотрел прямо перед собой, и лишь крупный пот, выступивший на его бронзовом лице, свидетельствовал, что ему больно.
- С этим придётся повозиться, - глядя на истерзанное тело туземца, произнёс отец Бенедикт.
Туземец – переводчик, присутствующий при пытках, и время от времени произносивший требования захватчиков, был не такой впечатлительный, как его друг, который совершил самоубийство при виде издевательств над женщинами и детьми. Один раз он даже помог сделать особо изощрённую пытку, чем вызвал одобрение монаха.
- Смотрите за вождём, - сказал отец Бенедикт матросам, желая поделиться выводами с отцом Филиппом, - я немного передохну.
Затем, тщательно вытер следы крови со своих рук, рясы, и лишь потом, вышел на верхнюю палубу.
- Вождь молчит, - коротко сообщил он отцу Филиппу, - и думаю, будет молчать дальше. Мои методы почти все испробованы. Есть вероятность, что он станет сговорчивым после пыток его семьи. Но при этом они могут не выдержать самого допроса, - многозначительно добавил он.
- Делайте, что считаете нужным. Мне нужны результаты, - нахмурившись, произнёс пожилой монах.
Отец Бенедикт ещё некоторое время постоял на палубе, затем, под пристальным взглядом отца Иоанна, спустился опять в трюм.
- Ему не удалось добиться согласия? – с волнением в голосе спросил молодой монах у отца Филиппа, подойдя к нему сразу, едва скрылся инквизитор.
- Вам не нужно знать все подробности этого дела, - уклончиво ответил пожилой.
- Я не могу оставаться в стороне. Мы все несём ответственность за то, что здесь происходит!
- Конечно, мы все несём ответственность. Именно поэтому, я стараюсь вас не вмешивать в некоторые дела. Пусть каждый исполнит то, к чему призван Богом, - почти с отцовской заботой и грустью в голосе, произнёс пожилой монах.
Между тем, отец Бенедикт уже приступил к истязаниям сначала первой женщины – как видно, жены вождя, затем, и второй. Им завязали рты, чтобы не смущать команду криками, и привязали к перегородкам камеры, в которой находился вождь, чтобы они были перед его глазами. Одна за другой, они продержались не долго, и скоро испустили последний вздох, не выдерживая зверских истязаний. Здесь уже у монаха не было цели сохранять им жизни, поэтому, он старался, прикладывая все усилия. Вслед за ними, был растерзан и старик, но вождь продолжал сидеть, словно каменное изваяние.
За время пыток, одного матроса стошнило, другой потерял сознание, и его пришлось вытащить на свежий воздух. Лишь туземец – переводчик продолжал оказывать всякую помощь монаху.
Запыхавшийся от чрезмерных усилий, инквизитор с удивлением смотрел на вождя.
- Какой ты, однако, крепкий, - с некоторым уважением, произнёс он, - ладно, оставайся здесь, и полюбуйся в последний раз на своих, - сообщил он, и опять решил доложиться отцу Филиппу.
На этот раз отмывание следов крови оказалось более долгим и, вероятно, не получилось полностью, но воспользовавшись наступившими сумерками, инквизитор вышел на палубу. Навстречу ему сразу попался отец Иоанн. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы молодой монах понял всею чудовищность происходившего внизу. Ряса отца Бенедикта была вся в кровавых пятнах, а босые ноги оставляли на палубе кровавые следы. Сумерки не помогли скрыть это. Молодой монах в ужасе отшатнулся от истязателя.
- Вам лучше не стоять у меня на пути, - многозначительно сказал отец Бенедикт, и прошлёпал в каюту капитана.
Отец Филипп, коротая время с Дьюком за бутылкой вина, поджидал результаты допроса, и, понял всё, едва инквизитор вошёл в каюту.
- Они не помогли ему, - коротко пояснил отец Бенедикт.
Дьюк растерянно уставился на забрызганного кровью монаха.
- Что это значит? – с некоторым удивлением произнёс он.
- Это значит, нам придётся подобрать для дикарей нового вождя, - спокойно пояснил отец Филипп, старательно избегая говорить, что старого придётся убить.
- Он оказался не таким сговорчивым? – наконец дошло до капитана.
- Он оказался вообще не сговорчивым. Любые доводы ему были неприемлемы, - смиренно вставил инквизитор.
Едва он произнёс эти слова, на палубе раздался громкий крик вахтенного:
- Дикари на пирогах! Тревога!
Дьюк с монахами выбежали на палубу. С другой стороны залива, воспользовавшись, как видно наступлением темноты, множество пирог быстро приближались к кораблям. На них, вооружённые копьями и луками находились туземцы, которые едва заметив, что их обнаружили, начали издавать воинственные крики.
- Свистать всех наверх! Канониры, разжигать фитиля! Приготовить все орудия! – громко отдал приказание Дьюк.
На других кораблях так же начались приготовления к бою. Первый залп пушек, несмотря на меткие попадания, хоть и вызвал замешательство у дикарей, но не прекратил их движения. В направлении флотилии Дьюка полетели первые стрелы. С каменными наконечниками и оперением на конце, они показали удивительную дальность полёта и силу попадания, поразив сразу несколько членов команды.
- Ах, так! Да вы ещё кусаетесь! Получайте, собаки! – рассвирепев от вида корчившихся в предсмертной агонии матросов, закричал Дьюк, - залпом из мушкетов, пли!
Его команды, следовавшие одна за другой, выполнялись с точностью и быстротой. Но нужно понимать, что оружие того времени нередко давало осечку. Множество пирог, с сидящими на них дикарями, их боевой дух, который не сломился под грохотом неизвестного оружия, позволил им подплыть достаточно близко. Теперь, даже копья, прилетали с их стороны. Но мощь огнестрельного оружия скоро сделала своё дело, оставляя покачиваться на волнах обломки лодок и мёртвые тела. Вероятно, несколько пирог повернули обратно и сумели добраться до берега, но, сколько именно, увидеть не удалось из-за темноты ночи.
- Вот где мужчины этого племени! – с досадой произнёс Дьюк, - днём, вероятно, были на охоте. Думаю, нет смысла полагать, что связанные дикари продолжают нас дожидаться на берегу.
- Они отличаются от туземцев встреченных нами ранее, - заметил отец Филипп.
Отслужив панихиду по убитым матросам, которых в общей сложности оказалось восемнадцать человек, и смыв следы крови с палуб, команды приготовились ко сну, удвоив количество вахтенных. Отдыхать отправились и монахи.
Утром, все стали готовиться к высадке на сушу, полагая, что удастся добить оставшихся в живых туземцев. Отец Бенедикт, решивший проведать своего подопечного, спустился в трюм, и обнаружил вождя мёртвым. Вечером он оставил его привязанным к стулу и не стал убирать растерзанные трупы членов его семьи, полагая, что утром он образумится. Но так не случилось. Вождь был мёртв. Его лицо выражало спокойствие, а из груди торчал нож, воткнутый в сердце по самую рукоятку. Судя по окоченению трупа, произошло это ещё вчера.
- Кто-то решил избавить тебя от страданий, - уверенно произнёс монах, - жаль! Ведь я напоследок хотел всё-таки развязать тебе язык, - усмехнулся он, вспоминая, какую пытку собирался на прощание устроить вождю.
Прибраться за собой он не посчитал нужным, предоставляя это дело матросам. Когда он поднялся на палубу, опять увидел перед собой отца Иоанна, который с ненавистью смотрел на него. Не пытаясь что-либо сказать, инквизитор спокойно прошёл мимо.
Между тем, матросы уже рассаживались в шлюпках, в которых скоро переплыли залив, и подошли к берегу. Высадившись из них, они решили быть как никогда осторожными, учитывая смелость и решительность местных туземцев.
Как и ожидалось, в поселении никого не было. Мало того, на песке даже не оказалось следов, по которым можно было определить, в какую сторону они ушли. Очевидно, они специально стёрли их.
- С этими придётся повозиться, - решил Дьюк.
Словно подтверждая его слова, со стороны стоящих вдалеке пальм, вылетели со свистом несколько стрел, и наповал поразили трёх матросов.
- К бою! – пронзительно закричал капитан, - залпом пли! – скомандовал он.
Однако прежде чем выстрелы раздались, ещё два матроса упали на песок замертво.
Со стороны туземцев после выстрелов тоже появились потери. Капитан приказал начать преследование. Быстро продвигаясь через редкую растительность за убегающими, матросы стреляли им вслед. Увлечённые погоней, люди Дьюка продолжали углубляться в чащу, до тех пор, пока снова не попали в засаду. Дикари, раскрашенные в боевую окраску, с перьями в волосах, появились совсем неожиданно и со всех сторон набросились пришельцев. Схватка длилась совсем не долго, и будь туземцы многочисленей, морякам пришлось бы туго. Но, как видно, они хорошо оценивали свои силы, и исчезли так же внезапно, как и появились.
- Чёрт! – только и выругался Дьюк.
- Они взяли с собой Джейка! – вдруг услышал капитан.
- Что значит, взяли? – удивился Гильом.
- Они взяли его в плен. Просто схватили, и унесли!
Дьюк озадаченно посмотрел вокруг. Вероятно, именно такую цель преследовали туземцы, совершив нападение в этом месте.
- Да что им от него нужно? – удивился Дьюк и как-то сразу вспомнил взятого ими в плен вождя, - они ещё и думать умеют?
После тщательного прочёсывания окрестностей, в ходе которых никаких следов Джейка и туземцев обнаружено не было, Дьюк принял решение возвратиться на корабли. Досада, охватившая его после столь неудачной вылазки, терзала до самого вечера, который был неожиданно озарён светом разведённого на берегу костра. Около него можно было различить сидящих туземцев, которые словно издевались над пришельцами.
- Они пытаются вынудить нас выйти на берег, - предположил Хуан.
- Возможно, - ответил Дьюк, - но мы не поддадимся на их уловки.
Засады, устроенные туземцами были свежи в его памяти, и попадать в них вновь, не было ни малейшего желания.
- Возможно, они отвлекают наше внимание, и готовят нападение на корабли, - опять высказал свои мысли Кастаньеда.
- Мы будем готовы к нападению. Жаль, что наши пушки не дотянут до костра. Устроили бы им сейчас праздник, - посетовал Дьюк.
Тем не менее, ночь прошла спокойно. Дикари ушли с берега только с рассветом, а через некоторое время там уже появилась команда под предводительством капитана. Едва они подошли к ещё тлеющему костру, стала понятна причина ночных посиделок туземцев. Тут и там валялись обглоданные кости, которые подозрительно напоминали человеческие. Когда же был обнаружен череп, последние сомнения отпали.
- Да это же наш Джейк! – вырвалось у одного матроса, который обнаружил кусок нижнего белья.
Все ошеломлённо уставились на следы ночного пира дикарей. Светлые волосы на черепе, перемазанные кровью и песком, отбросили последние сомнения.
- Нужно закопать кости в песок, - предложил Антонио, - а на этом месте поставить крест.
С тем, что они обнаружили, уже мириться было никак нельзя. Похоронив останки матроса, они весь день прочёсывали землю, но никого не нашли. Под вечер, уставшие и озлобленные, вернулись на корабли. Отец Филипп, едва узнал о происшествии, принялся расхаживать по палубе.
- Я ошибался! Они хуже зверей! – бормотал он, потрясённый вестью.
В этот же вечер, он объявил Дьюку, что дикари отныне становятся вне всяких законов. Только полное их истребление способно очистить эту землю, и в таком деле не следует проявлять никакого милосердия.
- Мне представлялось, что их души можно обратить к свету! Но я ошибался! Каннибалы никогда не смогут стать людьми. Есть себе подобного не только непозволительно, но и отвратительно! – сокрушался пожилой монах.
Отец Иоанн, слушающий его бесконечные сетования, представлял ужасную смерть Джейка, но вместе с этим, и вспоминал то, что, предстало перед его глазами, когда он вечером предыдущего дня, тайком спустился в трюм. Вид растерзанных и искромсанных вдоль и поперёк тел, невыносимые страдания, запечатлённые на лице вождя, который неотрывно смотрел на трупы своих близких – всё это так потрясло молодого монаха, что он в порыве сострадания подошёл к залитому кровью вождю и бережно обхватил ладонями его лицо. Слёзы полились рекой из глаз отца Иоанна. Вождь посмотрел на него, и тяжело вздохнул. В его взгляде монах не увидел укора, но явно прочитал просьбу. Затем, он словно во сне, совершил то, о чём никогда не пожалел в своей жизни.
Следующий день прошёл быстро и без каких-либо опасных событий. Был установлен большой крест на месте гибели Джейка, и отслужен молебен. Вечером корабли подняли паруса и продолжили экспедицию.