94. Таких красавиц я не встречал...

Летняя яркая и жаркая  вокзальная площадь.

Через   бесконечность её пространства, в котором суетливо бежали, торопились, бестолково озирались, увёртывались от  ошалело несущихся машин люди;
 
где высились Эвересты из огромных неподъёмных  полосатых сумок;
 где   стремились  к своим автобусам, трамваям, машинам и поездам пассажиры;

где висели плотным облаком  шум, гам, грохот, визг тормозов, урчание и завывание моторов и пугал внезапностью вой сигналов;

 где матери дёргали замотанных уставших от всего этого  детей;
 где каждый  мчался к своей какой-то точке, видимой только ему,  ничего вокруг не замечая;

и  где над  дикой круговертью возвышался Ерофей Хабаров и казалось, он тоже рвался с постамента  на перроны в своей каменной шубе;

через всю  эту  мешанину  площади 
отстранённо и неторопливо,  и даже с особой грацией,
 спокойно-безмятежные, с красивыми,
гордо посаженными головами,
 покачивая пышными  пёстрыми шёлковыми  юбками
 на богатых телесах,
 шли… нет, нет, не шли, а плыли, словно лебеди,
 две молодые цыганки.

Величавые в своём спокойствии и   беспечности,
смуглолицые и белозубые –
они были прекрасны и дополняли яркий и жаркий летний день.

Как медленно они плыли, ни к кому не приставая,
не высматривая в толпе жертву,
с  лицами, совершенно отрешёнными
 от всей вокзальной дурной суеты.
Рядом подпрыгивали  их дети малые,  смеющиеся и чёрные от солнца.

Им некуда торопиться. Они везде в своём доме.
 И сами по себе.

Вот одна из них   повернула голову 
в сторону мчавшейся наперерез  машине, 
полная удивительной грации и яркости,
водитель оторопело остановился,
и юные цыганские матери, 
не меняя плавного ритма, переплыли дорогу.

А  водитель глядел вслед, забывшись,
пока гудками его не привели в чувство.

Ветер с бульвара взметнул шаловливо шёлк юбок,   
словно раскрыл  гигантский веер. Как будто стук кастаньет? Нет.
И  удивительная картина сохранилась. 

                - Таких красавиц я никогда не видел, -  пассажир изумлённо провожал взглядом юных  цыганок.