Джемма
Я сказала Заку, что мне нужно поговорить с отцом, и, разумеется, он не мог не спросить «зачем?» Только я не спешила с ответом. Причина существовала, но назвать её всё равно, что признаться в неспособности определять время по часам со стрелками.
Мы прошли лужайку Уилли и остановились возле моей машины. Зак не отступал:
- Зачем? Я не понимаю. Вот всё нормально, а секунду спустя на тебе лица нет, и ты заявляешь, что хочешь поговорить с отцом.
Я прикусила губу: у меня не было ни малейшего желания озвучивать свои подозрения, выставляя себя на посмешище, но и промолчать тоже не получилось бы. Зак хоть и не журналист, а фотограф, но добывать информацию, когда нужно, умел:
- Слушай, пока ещё сама не знаю. Возможно, и не буду с ним говорить.
- Вся эта загадочность, Джемс, меня дико утомляет, понимаешь? Я притащился сюда из сраного Нью-Йорка только для того, чтобы навестить какого-то старика, живущего со своей мамашей? Нет, я притащился ради тебя, чтобы помочь решить ТВОЮ проблему, хорошо? И вроде бы мы опять в тупике, но тут старикашка упоминает Хаймсвилль, говорит оттуда приехала твоя Пайпер. Отлично, думаю я, то, что надо. Но вместо того, чтобы мчаться в Хаймсвилль на всех парах ты заявляешь, что хочешь поговорить с отцом. Как мне это понимать? Скажи, как? Потому что я совершенно сбит с толку…
- Мою мать звали Пайпер, - я решила, что Зак прав, по всем пунктам. Он притащился из Нью-Йорка. Он имел право знать, что за бред крутился в моей голове. И путь ему это покажется забавным, так даже лучше, мы посмеёмся вместе - её не стало, когда я была совсем маленькой, - это было ему прекрасно известно, но я решила повторить для большего драматизма, - они с отцом познакомились в Хаймсвилле, там она и умерла. Тридцать три года.
Я замолчала, глядя на Зака, наблюдая за тем, как его рот открылся и закрылся несколько раз подряд. Он запустил руки в волосы, растрепав свой хвост:
- Чёрт побери, Джемс, - тихо произнёс он, - чёрт…
- Знаю.
- Думаешь… - он запнулся, прикусил губу, - думаешь, твоя мать… - снова запнулся, - и есть Пайпер Грот?
Кажется, он не собирался надо мной смеяться. Напротив, выглядел вполне серьёзным, хоть и удивленным. Серьёзно удивлённым. Не в смысле «Бред, не может быть», а в смысле «Вот так дела, не может быть». Это принесло мне некоторое облегчение. Я пожала плечами:
- Когда Уилли упомянул Хаймсвилль, у меня в голове будто лопнул мыльный пузырь. Это первое, о чём я сразу же подумала. Ты ведь сказал, что её неспроста связали именно со мной. Может, в этом и есть причина?
- Как же так? Пайпер Грот… разве фамилия твоей матери Грот?
- Понятия не имею. Единственный документ, в котором она упоминается – моё свидетельство о рождении. А там она записана под фамилией отца.
- И об этом ты собираешься с ним поговорить? Узнать её фамилию?
- Да.
- Сколько лет вы не общались?
- Я каждый год отправляю ему открытки на Рождество, но если ты имеешь в виду нормальное человеческое общение, то, наверное, года три-четыре.
Зак покачал головой:
- Думаешь, заявиться к нему спустя четыре года и начать задавать вопросы о матери – хорошая идея?
Отец всё ещё жил в Квинси, где я выросла, в нашем старом доме. По крайней мере, насколько мне было известно. Я достала телефон и открыла Гугл карты. Они сообщили, что до Квинси ехать около сорока минут:
- Здесь совсем близко. Ещё только начало третьего. Я не хочу с этим затягивать. Лучше разобраться во всём как можно скорее.
- Может, ты и права. Но мне всё равно это не нравится. Я поеду с тобой.
- Нет, - я положила руку ему на грудь. Он даже не вздрогнул, продолжил смотреть мне в глаза, - я должна быть одна. При тебе он точно ничего не скажет.
- Но и точно не посмеет обидеть тебя.
Уголки моих губ поползли вверх. Под ладонью билось его сердце. Я почувствовала себя школьницей, за которую заступался старший брат. Старший брат, чьё тепло прожигало мне руку. Сводный, пусть будет сводный старший брат:
- Обещаю, я не дам себя в обиду, но я должна быть одна. Ты ведь и сам понимаешь. Просто не упрямься. Сейчас не время.
Зак прикрыл глаза и опустил голову, громко задышав:
- Возвращайся потом ко мне? В Миртл. Я хочу, чтобы ты сегодня осталась со мной.
- Не могу, - прошептала я, попытавшись убрать руку, но он схватил её и вернул на место, - Тод не знает, где я. Не получится объяснить по телефону.
- А не по телефону получится? – Зак поднял голову и посмотрел на меня, - он не поймёт, Джемма. Сегодня тебе лучше быть с тем, кто поймёт.
В его сегодня почему-то я совершенно случайно услышала «всегда». Или же мне показалось.
- Завтра мы всё равно поедем в Хаймсвилль. Ты ведь поедешь со мной?
Он кивнул, отпустив, наконец, мою руку:
- Конечно, - на этом я победила. Мы разошлись по своим машинам и договорились, что я позвоню сразу же, как только закончу разговор с отцом.
Квинси не относился к числу моих любимый мест на чудесной планете Земля. Сам по себе город ни в чём не виноват, но я всё равно не люблю его, потому что там живёт мой отец. И там долгое время жила я. Ровно до того момента, как окончила школу и решила упорхнуть из семейного гнезда. Подальше от семейного гнезда настолько, насколько это было возможно. Но я не обманывала себя и не притворялась. Я ведь знаю, что мой отец жив, что он существует и не исчезнет просто так, как, например, исчезла мать. По дороге я задалась очередным «почему» - почему исчезла она, а не он?
С нами всегда было что-то не в порядке. С нашими отношениями. Они работали не так, как у других детей и родителей. Я это понимала даже в семь лет. Вот только не могла ткнуть пальцем в то, что именно не так. С годами родилось весьма показательное сравнение. Мои отношения с отцом и мои отношения с оргазмом. Первый шаг - признать, что существует проблема. Данные разнятся, но в какой-то интернет-статье я прочла, что одна из трёх женщин испытывает трудности в достижении оргазма. Я – одна из трёх женщин. И я признала проблему. Фрейд считал, что в период полового созревания, когда девушка, прежде испытывающая клиторальные оргазмы, вступает в активную сексуальную жизнь, центр её оргазма должен сместиться в области вагины. Почти так же, как центр отцовской любви должен со временем сместиться в область своей дочери. Однако, со мной что-то пошло не так в обоих случаях. Дальше мне только и оставалось, что жить с этой проблемой. Я не испытываю вагинального оргазма так же, как отец не испытывает ко мне любви. Зато иногда случается клиторальный. И так же иногда я вспоминаю, что отец у меня всё-таки есть.
Некоторые, наверное, помнят своё детство хорошо. Помнят конкретные моменты, как яркие отрывки кинофильма. Помнят нечто более абстрактное и размытое, как свои страхи, мысли, желания. Они не просто могут суммировать своё детство в двух словах, вроде – я был гиперактивным ребёнком. Или я была очень чувствительной девочкой. Или я обожала мультики. Нет, многие могут вполне детально воспроизвести конкретные случаи, описать себя и свои ощущения, вроде – мне было десять, когда я узнала, что умер отец. Помню, как сперва я очень сильно испугалась и бросилась к себе комнату, где спряталась под кровать. Я кричала, что вылезу только тогда, когда отец вернётся. Мы собирались пойти в зоопарк на выходных, и я сказала, что он должен вернуться, потому что мы идём в зоопарк. И я никогда не прощу его, если он меня обманет. Я думала, что если буду очень много плакать, то те, кто забрал папу, сжалятся и отпустят его. А если я буду недостаточно много плакать, из-за меня он никогда не вернётся.
Ничего такого я лично не помнила. Так же, как и не помнила, о чём именно думала, когда отец впервые рассказал о смерти матери. Сохранилось лишь смутное ощущение непонимания. Он сказал:
- Твоя мама покинула нас давным-давно.
Я не понимала, как покинула, почему покинула, а вскоре начала бояться, что однажды покинет и отец. Но наступил и другой момент, когда я перестала этого бояться, а начала в тайне желать. В каком-то смысле, он действительно меня покинул. Он много пил. Пропадал вечерами со своими приятелями Бог знает где. Закрывался в гараже. Включал телевизор и часами не вставал с кресла. Я узнала, что покинуть можно сотнями разных способов. И для этого вовсе не обязательно умирать.
Потом я выросла, и в моей жизни появился Тод. Его дом стал и моим домом. Даже возвращаясь на каникулы с учёбы, я останавливалась у него, а к отцу приходила поздороваться и вроде как сообщить, что ещё жива. Однажды он предложил мне пива и спросил – тебе ведь уже есть восемнадцать? А потом махнул рукой – я не полиция, не арестую, так что бери.
Миссис Шоу всегда была очень деликатна и осторожна со мной во всём, что касалось материнских тем. Даже переключала канал, когда начиналась реклама подгузников. Тод сказал, что я выдумываю:
- Как когда ты думаешь о том, что не хочешь идти на вечеринку. И везде находишь этому подтверждение. Заболела соседка, сломался каблук, пошли месячные. Ты автоматически считаешь, что вопрос вечеринки настолько важен, что вся Вселенная вдруг решила выстроиться таким образом, чтобы послать тебе уйму знаков. Хотя, на самом деле, ты всего лишь замечаешь какие-то вещи и присваиваешь им новые значения, которые перекликаются с твоим настроем.
В это время другие парни говорили о том, как кто-то заблевал бассейн Джонсонов в прошлые выходные. И что стимуляция простаты барабанной палочкой ещё не делает тебя педиком.
Не трудно догадаться, почему я запала на Тода.
Я почти ничего не знала о матери, кроме имени и места, где она была похоронена. Отец говорил, что родственников у неё не было, но это неважно. Наверное, его безразличие передалось мне по наследству. В моей жизни просто не было места для матери. Вот так банально и прагматично.
Мы не общались с отцом четыре года, и вот я стояла напротив калитки нашего старого дома у озера. Недалеко от того места, где убила своего пса Спуки. Ничего не изменилось. Разве что, отец покрасил крыльцо.
Дверь открыла женщина с морщинистым лицом и выступающей вперёд нижней челюстью. Она выглядела, как просроченный залежавшийся сэндвич – вся помятая и совершенно непривлекательная:
- Чего надо?
Я нисколько не удивилась, словно ожидала увидеть именно её.
- Меня зовут Джемма.
- Джемма?
- Я дочь.
- Заходи, - женщина отступила назад, пропуская меня в дом.
Дом, где я выросла. Родительский дом, куда дети возвращаются на Рождество и другие праздники, поднимаются в свою комнату, разглядывают постеры на стенах. А родители делают вид, что не заходят туда каждый день, вспоминая о чудесных временах. Я понятия не имела, во что превратилась моя комната. Возможно, отец и его залежалая подружка устраивали в ней оргии по выходным, пусть так. Я никогда не считала это место своим домом.
- На кухне, - женщина кивнула головой в сторону. Спасибо, я знаю, куда идти. Я провела здесь достаточно времени, чтобы запомнить, где сраная кухня.
Он сидел за столом, высохший и совершенно лысый. Сидел в трусах и серой майке, что-то поедая из пластмассового контейнера. В воздухе пахло тушёной и обильно приправленной специями едой. Его рот был измазан соусом. Он не поднимал головы, пока я не заявила о своём присутствии:
- Отец.
В этот момент он замер. Наверное, забыл, что в мире есть кто-то, кто может его так назвать.
- Здравствуй, - добавила я.
Стоит отдать ему должное. Он таки нашёл в себе силы оторваться от еды и посмотреть на меня. Признаюсь, я не была уверена до конца, что удостоюсь такой почести. Его глаза сузились, а губы скривились:
- Зачем явилась? – спросил он, глядя на меня так, будто я причиняла ему физический дискомфорт.
- Мне нужно поговорить с тобой.
- О чём? – он вытер рукой рот и отвратительно причмокнул.
Главное в наших отношениях – не показывать слабость. Я могу поужинать и закопать свою мёртвую собаку на заднем дворе. И я уже достаточно взрослая, чтобы задавать вопросы до тех пор, пока ответы на них меня не удовлетворят.
- О матери. Это очень важно.
Его бровь изогнулась:
- И что же такого важного?
- Мне нужно кое-что узнать. И я хочу, чтобы ты рассказал правду.
- Ты! – он вдруг оскалился, выставив вперёд руку и тыча в меня пальцем, - ввалилась в мой дом и требуешь какой-то сраной правды? Да кем ты себя возомнила?
Я сделала глубокий вдох и посмотрела в окно за его спиной. Там всё ещё стоял дуб и та самая лавка, где я играла в нормальное детство. Я вдруг увидела себя на этой лавке. Маленькая девочка, болтающая ногами, недостающими до земли. Маленькая девочка, пытающаяся понять, почему папа её не любит. Со временем я перестала пытаться.
- Или ты расскажешь мне правду, или…
- Или что? – отец расплылся в мерзкой улыбке.
- Или я привяжу тебя к стулу и выбью её, - нет, я не сказала этого вслух. Мы насиловали друг друга множеством способов, но рук до сих пор никто не распускал. Вонючая похлёбка в контейнере, его жёлтые зубы, дряблая кожа, седые волосы на груди, вылезающие из-под майки. Я представила на мгновение, что вылезла из матки этого чудовища, и резко захотелось разбить ему лицо.
- Или я буду приходить к тебе каждый день, пока не получу то, что мне нужно.
Он взял зубочистку со стола и вставил между зубов:
- Блудная дочь вернулась за правдой. И что же ты хочешь знать о своей матери?
Всё просто – задать лишь один вопрос и раз и навсегда покончить с неопределённостью. Я глядела на отца и понимала, что он был готов на него ответить, но по какой-то причине оказалась не готовой я сама. Поэтому и начала спрашивать о чём угодно, только не о самом важном.
- Вы познакомились в Хаймсвилле?
- Да, - буркнул он.
- Чем она занималась? Где работала?
- Работала? Мерзавка сидела у меня на шее. Пальцем о палец не ударила!
- А до вашего знакомства? Тебе известно, чем она занималась до вашего знакомства?
Он посмотрел на меня, прищурившись, будто подозревал в чём-то неприличном:
- Твоя мамаша была чокнутой, но актриса из неё что надо. Обвела меня вокруг пальца. Прикинулась бедной и несчастной, а про свои грешки умолчала. Когда я узнал, что она водила дела с шайкой местных шарлатанов, мне всё стало ясно.
- Какой такой шайкой?
- Колдуны хреновы! – сквозь зубы процедил отец. Его рука сжала край стола, - грязь и отбросы, кто не смог найти достойной работы. Они облапошивают простофиль, вроде меня.
- Хочешь сказать, она была гадалкой?
- Лгуньей и мошенницей!
Наверное, по правилам хорошего тона я должна была кинуться на защиту матери или хотя бы выразить недовольство. Только не было никакого недовольства. Я совершенно ничего о ней не знала, так что не имела права злиться на отца. Она ведь вполне могла быть лгуньей и мошенницей. Представив, что он прав, я не испытала ни боли, ни разочарования.
- Как она умерла?
- Гребанный несчастный случай, - он потёр лысину рукой, - хотя не такой уж и несчастный, - усмехнулся, - всё обернулось как нельзя лучше! Так что грёбанный счастливый случай.
И снова ни боли, ни разочарования. Счастливый или несчастный. Для меня – никакой. Для меня просто случай, по воле которого я так никогда и не узнала, что такое иметь мать.
- Что произошло?
- Упала с лестницы.
Мы смотрела друг на друга выжидающе. Я понимала, что вопросы заканчиваются, как и терпение отца. Оно могло иссякнуть до того, как я всё-таки доберусь до самого главного. Оттягивать неизбежное – кажется, именно этим я и занималась всю свою жизнь. Сделав глубокий вдох, я спросила:
- Какая у неё была фамилия?
- Зачем тебе её фамилия? – разумеется, именно сейчас ему понадобились объяснения.
- Просто ответь.
Он облизал сухие губы:
- Грот. Пайпер Грот.