Потенциальные монстры 24 глава, Пайпер

Камилла Борисова
                Пайпер

Прошло больше трёх месяцев возвращения Пайпер в Хаймсвилль. Всё это время она жила в мотеле, решительно настроенная ни при каких условиях не пускать корней в этом проклятом городишке, с которым её ничего не связывало, кроме призрака Алека. Она ни с кем не общалась, если не считать владельца мотеля Уинстона, который не так давно пришёл к выводу, что его истинное призвание – сочинять стихи. Он даже записался на курсы и обзавёлся вязаным жилетом. Начал зализывать седеющие волосы гелем и вычищать грязь из-под ногтей ключами от номеров:
- Причал, - кивал он, как только Пайпер подходила к стойке, продолжая ковыряться в ногтях.
- Заурчал, - отвечала та, и всякий раз морщила нос, став вынужденной свидетельницей его маникюрных процедур.
- Не дурно! – улыбался Уинстон, задумчиво глядя в окно – Парнишка вышел на причал, его живот вдруг заурчал…
Пайпер никогда не дослушивала его поэтические импровизации до конца. Уинстон настаивал, что её задача, то есть, задача музы, дать ему пинка под зад, заставив творческие винтики в его голове крутиться:
- Сегодня никого?
- Нет, никого, - он качал головой, возвращаясь к ногтям, - если интересно, парень из восьмого съехал утром.
Не интересно. Пайпер следила лишь за теми, кто въезжал.
Кроме Уинстона, единственным, с кем она виделась, был Купер. Все три месяца она приезжала к нему домой несколько раз в неделю и погружалась в транс, во время которого общалась со своей душой-близнецом. У неё накопилось немало вопросов, но она не знала, кому их задать. Древнему духу? Он управлял ею, но держался в тени. Или Куперу, который ясно дал понять, что ему ничего не известно:
- Я – поисковик. Нахожу то, что нужно найти. Я связал тебя с духом, но подглядывать за ним не стану.
После каждого ритуала Купер сохранял осторожность и молчаливость. Он не прогонял Пайпер, даже напротив, готовил для неё отвар из трав и не отпускал до тех пор, пока она его не выпьет:
- Что это? – спросила она, сделав самый первый глоток и готовясь скривиться. Однако, отвар оказался вовсе не противным, а, скорее, безвкусным. Тёплая вода с лёгким травянистым ароматом.
- Рецепт моей бабки. Восстанавливает силы.
- Почему ты помогаешь мне? – внезапно вырвалось у Пайпер. Она вовсе не собиралась спрашивать, несмотря на любопытство. Однажды он сказал, что почувствовал в ней силу, но это совершенно ничего не объясняло.
- Люди приходят ко мне каждый день со своими заботами, но по правде они живут блаженно, с закрытыми глазами блуждают в темноте и не желают двигаться к свету. Я даю им то, что они просят. Я не смеюсь им в лицо. Не гоню их. Но в этом ли моя сила?
Пайпер и сама не заметила, что задержала дыхание, когда Купер говорил, пока он не скомандовал:
- Дыши, - и она глубоко вдохнула. Руки дрогнули, чашка затряслась, и немного отвара вылилось ей на джинсы. Он не был горячим, и Пайпер лишь провела по мокрому пятну ладонью, тут же о нём позабыв.
- Вера моего народа гласит о том, что каждому даётся сила. Она пробуждается и ведёт нас по жизни, творя судьбу.  Мне было суждено встретить тебя и помочь тебе. Это написано на моей судьбе.
- Откуда ты знаешь?
Купер ничего не ответил и тем вечером больше не вымолвил ни слова, да и Пайпер чувствовала, когда стоит остановиться. После каждого ритуала она выпивала его отвар, пока он внимательно за ней наблюдал, чаще всего в тишине. Однажды, что-то должно было измениться. Дух наиграется, и тогда всё закончится. Пайпер предчувствовала приближение этого момента, а когда он настал, неожиданно испугалась. Придя в себя, она всё ещё слышала собственный голос:
- Последнее слово за тобой. Просто сделай выбор. Напиши мне жизнь.
Слова звучали, как строчка из песни, заевшая в плеере. И стоило Куперу спросить, когда она придёт в следующий раз, Пайпер поняла, что именно изменилось:
-  Всё закончилось, - ответила она, посмотрев на него, - я чувствую, что всё закончилось.
Он нахмурился и кивнул.
- Что мне теперь делать?
- Ждать.
- Ждать чего?
Купер не ответил, а Пайпер не знала, что ей теперь делать. Стоит ли уезжать из Хаймсвилля? Если нет, то сколько нужно оставаться здесь? Сколько и для чего? После ритуала она больше не ощущала присутствие Нумалу. Не хватало ещё и того, чтобы Купер, исполнив свой долг, отвернулся от неё, оставив в полном недоумении и растерянности. Нет, она не могла этого допустить. Он был единственным, кто мог бы подтвердить, что всё произошедшее – не плод её больных фантазий. Пообещав себе, что подождёт совсем немного, ничего не предпринимая, она вернулась в мотель и, будучи не в настроении вдохновлять Уинстона на очередные поэтические шедевры, отправилась прямиком к себе в номер.
Утром солнце светило непривычно ярко. Оказалось, Пайпер забыла задёрнуть шторы, и его свет, пролившийся в комнату, нагло её разбудил. Приняв быстрый душ, она, впервые за долгое время, испытала настоящее чувство голода. То самое, когда представляешь, как перед твоим носом пляшут глазированные пончики, слабо прожаренные стейки и куриные крылышки. В Дэнис Дайнерс подавали лучшие пончики во всём Хаймсвилле, по крайней мере, так утверждала официантка Нэнси. Когда она улыбалась, её лицо испещрялось морщинами, делая её похожей на высушенный фрукт. Сегодня Пайпер хотелось ей поверить, как никогда.
Пончики и впрямь оказались вкусными, мягкими, воздушными и почти не пахли маслом. Пайпер едва удержалась, чтобы не облизать жирные пальцы, к которым прилипла сахарная пудра. Но вместо этого вытерла их о салфетку, взяла ещё одну и поднесла к губам. Вытерла тщательно, промокнула уголки, удовлетворённо икнула. Подумала, что не плохо бы сходить  на прогулку и, может, купить мороженое, ванильное. Нэнси принесла счёт, и они обменялись парой фраз:
- Приходи завтра. По четвергам у нас блинное утро, - подмигнула та. Пайпер улыбнулась и встала из-за стола:
- Где у вас здесь туалет?
- Вон там, в конце и налево. Когда будешь смывать, нажимай сильнее. У нас бачок барахлит.
Бачок, действительно, барахлил, что ничуть не испортило Пайпер настроение. Вернулась она ещё более одухотворённой и решительно настроенной на приятную прогулку. Оставалось лишь преодолеть последние  несколько метров, и Нэнси, пончики и неисправный бачок превратятся в воспоминания. Закусочная опустела, и Пайпер усмехнулась себе под нос: сколько времени она провела в туалете? Лишь один столик возле выхода был занят.  За ним, спиной к ней, сидел мужчина с опущенной головой, вероятно, изучавший меню. Рядом стояла Нэнси, постукивая кончиком ручки по открытому блокноту. Увидев приближающуюся к ним Пайпер, она вновь ей подмигнула.
- Знаешь, я, пожалуй, возьму бургер и жареную картошку. Только поскорее. Мне ещё три машины надо посмотреть до вечера, и Ларри снова пригнал свою развалюху, - заговорил мужчина, подняв голову и посмотрев на Нэнси.
- Опять столб? – ехидно спросила она.
- Нет, дерево.
- Когда у бедолаги отберут права, Стив будет должен мне полтинник.
Оба рассмеялись, и мужчина вдруг развернулся. Как раз в тот момент, когда Пайпер почти подошла к ним вплотную. Он посмотрел на неё и смущённо улыбнулся. На секунду она отразила его улыбку, но тут же замерла. Это лицо – широкий выступающий подбородок, тонкие губы, прямой длинный нос – запоминающееся, грубоватое, слишком мужское. Она знала, за что полюбит его, за добрые голубые глаза. Глаза, которые однажды будут смотреть, как она умирает. Внезапно в голове прозвучал довольный голос Алека:
- Дежавю? Вот так ирония! Или ты всех своих любовников встречаешь в кафе?
 Сорвавшись с места, Пайпер бросилась бежать, плечом задев удивлённую Нэнси. Весь остаток дня она провела в своей комнате с задёрнутыми шторами. Шум телевизора заглушал мысли. Духи, наверняка, могут их прочитать. Они прячутся на виду. Не боятся, что их обнаружат. Они говорят на другом языке и не поймут, если ты будешь слать их на хер, размахивая руками. Они могут быть кем угодно. Прислужники и прислужницы. Или же бесполые. Скрипящие половицы или мигающие лампочки. Завывающий ветер или хруст пустой пластиковой бутылки. Схватив с тумбочки ключи от машины, Пайпер бросилась прочь.
 Уже через двадцать минут она неистово тарабанила в дверь Купера. Наконец, та отворилась, и на пороге застыла его тёмная фигура:
- Ты говорил, что поможешь мне! – воскликнула Пайпер.
- Заходи, - буркнул великан, запуская её внутрь.
Войдя, она сперва огляделась: на какое-то мгновение ей сделалось неловко при мысли, что она вполне могла помешать какому-нибудь важному ритуалу, однако гостиная выглядела привычно тёмной и пустой:
- Я видела его. Пару часов назад.
Купер ничего не ответил, а вместо того прямиком отправился на кухню. Пайпер наблюдала за тем, как он открывает шкафы и достаёт одну за другой стеклянные банки, наполненные чем-то, похожим на траву:
- Я видела того, кто меня убьёт, - повторила Пайпер, внезапно почувствовав себя невероятно усталой.
- Твоя судьба больше не в твоих руках, - ответил Купер, смешивая содержимой банок в миске, - ты отдала её душе-близнецу.
- Но как мне узнать, что она решит?
- Никак. Ты должна принять любые последствия. 
В горле пересохло. Пайпер попыталась сглотнуть, но слюны почти не было:
- Любые последствия? Ты называешь смерть любым последствием?
- Иногда чтобы сохранить жизнь, нужно умереть.
- Умереть… - прошептала она, сжимая в кулаки вспотевшие ладони - значит, я всё равно умру? И твоя магия, ритуалы, древние духи…. ничего не помогло?
- Ошибаешься, - перебил Купер, -  теперь на твоей стороне самая мощная сила. И ты не должна больше бояться.
- Не должна бояться, - тихо повторила Пайпер, не веря собственным ушам. Не должна бояться.
- Ты снова хочешь убежать, но это не поможет. Ты сделала всё, что могла. Лучше присядь и подожди немного, выпьешь моего отвара…
На этих словах Пайпер попятилась назад и, упершись спиной в дверь, резко развернулась и бросилась прочь.  За скрипом дощатого порога прятался голос: «знаешь, я, пожалуй, возьму бургер и жареную картошку.» Там, наверху, сливки бессмертного общества используют таких, как она, вместо петухов или бешеных псов.
- Научим её говорить с духами и будем смотреть, как она сходит с ума.
Куда интереснее петушиной бойни.
Когда ей стукнет семьдесят, она будет сидеть возле потрескивающего камина и рассказывать устроившимся рядом на полу внукам чудесную историю их встречи с дедушкой:
- Мы впервые увидели друг друга в закусочной. Он тогда заказал бургер и жареную картошку, а я убежала, как ненормальная, - свет от огня будет танцевать на её лице, когда она мечтательно закатит глаза, - в итоге мы полюбили друг друга и жили долго и счастливо. Пока ваш дедушка меня не убил.
Каким бы не планировалось её будущее, Пайпер не собиралась смиренно дожидаться его наступления. Нет, она сделала не всё, что могла. Она совершила ошибку, вернувшись обратно в этот чёртов городишко и доверившись великому и могучему шаману, напустившему пыль ей в глаза. Разговоры о древней магии и великих духах, заклинания на непонятном языке, травяные отвары – неизменная атрибутика любого представления, обещавшего волшебство. Купер заставил её поверить в то, во что ей хотелось – в возможность спасения. Даже история с душами-близнецами получилось весьма оригинальной и убедительной. Неясным было лишь то, чего он пытался добиться взамен?
Вернувшись в мотель, Пайпер окончательно решила, что с первыми же лучами солнца покинет Хаймсвилль, а пока приняла душ и забралась в кровать, включив телевизор. Показывали фильм с Одри Хэпберн, и где-то на середине она почувствовала, что её глаза начали закрываться. Вскоре она не заметила, как уснула. Особые сны, как Пайпер их называла, отличались от обычных. Они представляли собою реальность, в которой она была не участником, а всегда лишь зрителем. Зрителем с VIP-пропуском на предварительный показ. Показывали фильм с паучихой. Снова. Паучиха лежала на полу, запутавшись в своей паутине. У паучихи было имя. Её звали Пайпер. Пайпер лежала на полу, едва дыша. Она знала, что скоро умрёт. Она ощущала на себе холодный, безжалостный взгляд того, чьи глаза однажды в закусочной прикинулись добрыми. Пайпер наблюдала за собственной смертью со стороны и не могла сделать ничего, чтобы это остановить. Мужчина присел на корточки рядом с ней, протянул руку, как вдруг раздался новый звук, которого Пайпер не слышала прежде. Человеческий звук. Детский. Плач. Мужчина поднял голову и посмотрел наверх. Где-то там в своей крошечной кроватке, посреди ночи, будто предчувствуя беду, плакала их дочь.