Я очень любила послеобеденное время в церкви. Закончились Литургия, молебен, панихида. В храме остались уборщицы, да несколько верных прихожанок, что во славу Божию, помогали им в уборке. Тихо переговариваясь, они чистили подсвечники, соскабливали с пола капли воска и парафина. Я наводила порядок в церковной лавке. В алтаре, тихо напевая псалмы, делал уборку алтарник Серёжа.
Стоял жаркий июльский день. Солнечные лучи, заглядывая в узкие окна храма, играли светом на сусальном золоте киотов, окладов икон, подсвечников и пылевые частицы, взвешенные в воздухе, медленно кружились в полосках света. В храме прохладно, покойно, и нежный запах ладана и воска ещё больше успокаивал.
Скрипнула тяжёлая входная дверь. Странно ступая, отводя колени в стороны, в силу не в меру накачанных квадрицепсов, в коротких шортах и босоножках, вошёл молодой человек. Осмотревшись, направился к моему киоску. Белая майка угрожала лопнуть на накачанных мышцах тела. Бритый крепкий затылок расширялся к плечам, а перекаченные бицепсы вынуждали руки держать отведёнными в стороны.
- Я бы, это, хотел окрестить сына, - он снял тёмные очки, и я увидела, что парень очень молод. На мой взгляд, чуть больше двадцати лет. Рассказывая о подготовке к крещению, мне казалось, что он абсолютно не слушает, но вскоре поняла, что ошибалась. Он бурно выразил несогласие с огласительными беседами перед крещением, и ещё больше с необходимостью выучить наизусть некоторые молитвы. А затем занялся приобретением необходимых, для крещения ребёнка, вещей.
Выбирал всё самое дорогое, придирчиво рассматривая покупки и засыпал вопросами о целесообразности крещения в целом. В голове у него был полный хаос из обрывочных знаний православия, католицизма, других конфессий и всякой ереси.
- И вот это, - он показал на самый крупный тяжелый дорогой крест, и на самую длинную толстую цепь.
- Для ребёнка крестик, - напомнила я.
- А это и есть для ребёнка, - он гордо поиграл мышцами, - у моего сына должно быть всё самое-самое. Я для него ничего не пожалею.
- Как вы представляете эту тяжесть на шее у ребёнка? – я подняла увесистую цепь длиной пятьдесят пять сантиметров, - для ребёнка желательно простой гайтан.
- Да вы в своём уме! - перебив меня, он испуганно вскрикнул, - неужели я на маленьком ребёнке цепь оставлю. Никаких крестов на шею, ещё задушится ночью.
А зачем вы тогда вообще купили крест и цепь? – парень меня уже развлекал.
- На кроватку повешу.
С большим трудом удалось уговорить его купить маленький серебряный крестик и гайтан. Рассчитываясь, он небрежно бросил крупные купюры на прилавок, снисходительно промолвил через плечо: «Сдачи не надо. Пусть будет благотворительность».
И, продолжая изображать, ну очень уж, крутого парня, вышел из храма, громко звеня связкой ключей, которую азартно крутил на пальце.
Бывало, к моему стыду, некоторые покупатели раздражали меня, но этот немного странный папа почему-то рассмешил.
***
В день таинства крещения, большая толпа родственников маленького Ярослава – сына молодого накачанного и очень щедрого папы, благоговейно разошлись по храму. Кто-то, со знанием дела, ставил свечи, поклонялся кресту и иконам. Кто-то, тихо ступая, рассматривал храм, как музей. А мама мальчика – очень молодая, хрупкая, с полной грудью кормящей женщины, вздрагивала от каждого детского плача в крестильной и испуганно хватала мужа за мускулистые руки.
- Он не простудится? Вода не холодная? - в который раз она, волнуясь, спрашивала у меня.
- Он уже хочет кушать, его надо кормить, - продолжая нервничать, теребила кончик кружевной шали и прижималась к мужу. Его ласковые объятья были нежны и заботливы.
Новокрещенного Ярослава, по обычаю, внесли в алтарь, а затем шустрый фотограф ловко и быстро защёлкал фотоаппаратом.
Перед отъездом мать решила покормить ребёнка и, удобно устроившись у меня в киоске, наконец-то, успокоилась. Папа закрывал витрину своими мощными плечами и, периодически, с тёплой улыбкой, поворачивался к жене.
- Скажите, какие ещё обереги, кроме креста, нужно купить? - рассматривая товар в лавке, интересовалась молодая мама.
Наверное, я плохо объясняла о вере и силе материнской молитвы, о надёжной духовной защите нательного креста именно верующего человека. «Крест является лишь символом веры, - говорила я, - а вся помощь и наше спасение идёт от Бога и нашей веры в него».
Говорила о том, что крест не является сакральным предметом, оберегающим от неприятностей неверующего человека. Хотя, рассказывают в народе, что церковная атрибутика помогала даже неверующим.
Молодая мама внимательно слушала, но покачивая головой в разные стороны, высказывала своё несогласие:
- Знаете сколько у Антона было девушек! И все хотели выйти за него замуж, а он выбрал меня. Я не уверена, что сейчас они радуются рождению нашего Ярослава. Мы должны всячески защитить его от завистливых взглядов, от сглаза и порчи. А ещё у нашей соседки постоянно живут какие-то дикие черные кошки и сама она такая странная. Кто знает, что от неё можно ожидать...
Я предложила маленькие ладанки на булавках, пояс «Живые помощи», иконы, книги и молитвословы. Молча покупали всё. И заваливали меня вопросами, на которые я не сразу находила ответ. С каждым своим ответом всё настойчивее предлагала обсудить их сомнения и непонимания со священником.
Мне было с ними нелегко и мысли об этой молодой семье долго не отпускали.
Они очень любили ребёнка и, похоже, испытывали страх перед счастьем, уверенные в недобрых помыслах окружающих людей. Их мысли были засорены всевозможными суевериями и страшилками, и они не чувствовали себя защищёнными. Концентрация на различных опасностях для сына пугала. Удивительным было то, что чувствовали они одинаково и это не давало им насладиться благодатью любви, материнства и отцовства.
***
Как-то, прогуливаясь в конце лета по парку, я присела отдохнуть на лавочку, и тотчас рядом со мной остановилось знакомое молодое семейство. Папа, поигрывающий перекаченными мышцами, и хрупкая изящная мама. В красивой и очень дорогой коляске, пуская пузыри, издавал смешные звуки малыш.
Мы поздоровались как старые знакомые, но я не спешила заглядываться на ребёнка, зная, как это не нравится многим родителям.
- Посмотрите на нашего Ярика. Как он вырос, - мама, сюсюкая, повернула ко мне коляску.
Прежде, чем я увидела очаровательного малыша, меня ввело в ступор количество защитной атрибутики различных верований, развешанных на внутренних стенах коляски.
Прямо над головой ребёнка на борт коляски было приклеено семь иконок: в центре – Спаситель, слева - иконы Божией Матери: «Млекопитательница», «Феодоровская», «Тихвинская» и «Семистрельная». Справа от иконки Спасителя – Святитель Николай и Ярослав Мудрый.
По бокам подушки лежали небольшие куколки без лица, сделанные из ткани и перевязанные нитками.
Слева и справа на бортах коляски приклеены маленькие ладанки и пояс «Живые помощи» синего цвета, как оформление по верхнему краю. В центре, на колпаке коляски приколота огромного размера цветная булавка, на которой висели крестики, колокольчики, подковки и какие-то камушки.
Расчудесный розовощёкий малыш радостно размахивал ручками и ножками, запястья и щиколотки которого были перевязаны шерстяными красными и красно-синими нитками с узелками. В коляске сильно пахло лавровым листом, и колокольчики на булавке нежно позванивали, отпугивая, наверное, этим злых духов.
Похоже, что ни огласительные беседы, ни мои объяснения, ни предложенные книги не смогли изжить суеверный страх, что сопровождал по жизни этих несведущих молодых людей.
Неожиданно обрадовал в этой пёстрой какофонии маленький крестик, что на цветном гайтане был надет на шею Ярослава.
Счастливые родители расплылись в довольных улыбках от моего восхищения их чадом и долго махали мне вслед ладошками с красными нитями на запястьях. Видно было, что сейчас они чувствовали себя защищёнными и не испытывали страх за своего сына.
Суеверие (букв. — суетное, тщетное, то есть ложное верование) — предрассудок, представляющий собой веру или практику, основанную на восприятии сил, не обоснованных в религии и не объяснимых законами природы. (Википедия)