Непутёвый

Александр Мазаев
    – Здравствуйте, бабушка! Подскажите, пожалуйста, как нам проехать в новое правление колхоза «Колос»? – спросил через открытое окно таксомотора, пожилой водитель.
    Старушка, слегка опешив, поправила очки, и внимательно, с прищуром, посмотрела на незнакомцев.
    – Езжайте милки все прямо до колодца. – затараторила она. – Там повернете направо, и увидите здание из красного кирпича. Это и будет колхозная контора. – и махнув деловито рукой, засеменила по обочине.
    – Спасибо, бабушка. Дай Бог тебе здоровья. – оскалил золотые зубы таксист.
    Машина с пробуксовкой рванула с места, накрыв старушку облаком серой пыли, и скрылась из вида.
    Подъехав к правлению, пассажир рассчитался с шофером, и взяв с заднего сиденья спортивную сумку, вылез из салона.
    – Счастливо доехать! – крикнул он громовым голосом в след. – Мы уж дальше, как-нибудь сами.
    Так, тридцатилетний шофер второго класса, рубаха-парень Степка Буранов, вернулся из города к своему родному дяде, главному колхозному агроному Николаю Гаврилычу Пупкову, на счет работы.
    Двухметрового роста, настоящий русский богатырь Степан, был такой здоровый, что запросто за раз, мог съесть четыре порции пельменей. Бывало, когда он жил в городе, то часто ходил на обед в заводскую столовую, где всегда заказывал свое любимое лакомство. И когда повариха кричала на весь зал: – Кому четвертную? – все едоки тут же оборачивались на проголодавшегося посетителя, и с любопытством на него глазели.
    Возможно, так бы и жил он со своей женой в городе, если бы не заболела в Демьяновске теща, и за ней не потребовался уход.
    Постучавшись пудовым кулаком в обитую дерматином дверь, Степан осторожно заглянул в кабинет.
    – Ты один, дядя Коль? – вполголоса спросил он, обводя хмурым взглядом пустой кабинет. – Я прибыл. Как и велел ты, к обеду.
    За маленьким, полированным столиком, заваленным бумагами, сидел угрюмый человек в потертом костюме, и о чем-то мечтал. На лице его читалась тоска, какая бывает у людей пред пенсионного возраста. Казалось еще чуть-чуть, и он повеситься от этой беспросветной скуки.
    – Проходи, проходи, давай. – вмиг оживился агроном, оголив пожелтевшие зубы, и рукой указал на стул.
    – Уволился вчера я с автобазы. – начал разговор Степан. – Как проснулся, сразу к тебе на такси. Наташка завтра собирается. Как трудовую заберет, на первом же автобусе приедет.
    – Да, племянничек. Подкинула тебе теща халтурки. Как не вовремя-то захворала Кузьмовна, ох и не вовремя. Сколько вы прожили-то в городе?
    – Год. – пробубнил Буранов. – Че теперь поделаешь?! Ее ведь не бросишь. Проживем как-нибудь. Колхоз, думаю, не оставит в беде?! – и Степка, улыбаясь глазами, посмотрел на дядю.
    Агроном сидел неподвижно, и подперев подбородок ладонью, рассматривал племянника.
    – Дельный вроде вырос парень у сестры. – думал про себя Пупков. – Ежели б не его дурной характер, может далеко пошел, с его-то мускулами. Ишь, лоб какой сидит?! Один кулак, че стоит. Не пил бы только паразит. Все беды из-за этого у Степки. Если б работал щас в милиции, уже бы офицером был. Так нет же, в пьянку на службе ударился гад. Это ж надо было так служебную машину расхлестать?!
    И Николай Гаврилыч вспомнил, как Степка, вернувшись из армии, месяц работал в милиции, шофером. Однажды, его вместе с завгаром, начальник отправил в город за новой машиной. Получив красивый, разукрашенный «Уазик», они напились по дороге, и разбили его вдребезги. Неделю скрывали машину в соседнем селе в мастерской, пока не поднялся шум. После этого случая, Степка с треском вылетел из органов.
    – Ты как щас с этим делом-то? Не дружишь? – оживился агроном, и посмотрев ехидно на племянника, ткнул несколько раз пальцем себе в мягкую шею.
    – Уж год, как в рот не беру. – глядя в упор своими честными глазами, начал оправдываться Степка. – Я свою цистерну выпил.
    – Вот это правильно, Степан. Правильно, что осознал. Давно пора. Тогда пиши заявление на имя Пал Михалыча Бугрова. – по-деловому распорядился дядя, и протянул ему чистый лист бумаги и авторучку. – Пойдешь к нему водителем на Волгу. Понял? – и поднял вверх указательный палец.
    Агроном, как и директор колхоза, учились вместе в институте, и дружили семьями. Как ушел на пенсию его прежний водитель, Бугров попросил Пупкова, подобрать ему толкового шофера, и он, не раздумывая, предложил своего племянника.
    – К самому, что ли? – удивился Степан. – Боязно как-то, директора-то возить. Директора народ суровый.
    – Зато всегда чистенький будешь ходить, и при деле. Я давно ждал, когда его Максимыч на пенсию уйдет, чтоб тебя воткнуть. А ты еще и выкобениваешься. Езжай тогда обратно в город, раз тебе мое предложение не нравиться, или сам ищи работу. – разнервничался агроном, и закурил.
    – На Волгу, так на Волгу. – буркнул племянник, и сел за заявление.
    Утром, Степан пришел на автостанцию, встречать жену.
    – Че это ты сияешь у меня, как медный гривенник? – подозрительно посмотрела на него супруга. – Устроился?
    – Устроился? – передразнил ее Степан. – Вот, видела? Волгарь директорский. Иду шофером к самому. – и покрутил на пальце связкой ключей.
    Супруга цокнула языком, и широко открыв рот с ярко накрашенными губами, заулыбалась.
    – Не имей сто рублей, а имей родного дядю главного агронома. И че я думал раньше, когда кутил-то с мужиками? – гордился собой Степка. – Бывало, придешь домой пьяный, перегаром несет за версту, в карманах шиш ночевал, скандалы за скандалами. Все ведь из-за ей проклятой, водки. Видишь, на Волгу взяли? Самого Бугрова возить. Поняла, чье тело-то доверили? Щас заживем, как люди Наташка. Мотоцикл возьму с коляской, дом подремонтирую, тебе шубу из мутона справим. Хватит! Баста! Не пью год, и еще десять не буду. Приговор окончательный, и обжалованию не подлежит.
    Супруга, ласково заглядывала в голубые глаза мужа, и не могла поверить наступившему наконец-то женскому счастью. Ей показалось, что она влюбилась в Степана с новой, бушующей силой, намного сильней, чем до свадьбы.
    – Все беды у тебя от ей. Что не приключение, то водка, что не залет, то снова она гадина. Ты помнишь, как мы с тобой только познакомились, ты возил меня на Байкал со своими предками знакомить? Привез паразит, а сам с дружками пировать угнал. Неделю тебя с матерью прождали у окошка, кретина. – и зло посмотрела на Степку. – Слава Богу, хоть одумался, на человека стал похож. И че спокойно не живется? Ума не приложу. А машину милицейскую ухлопал. Забыл? Только устроился, и на тебе. Ты сколько лет платил-то за нее? Напомнить? – завелась жена.
    – Да не вгоняй ты меня в краску. Нашла тоже, че вспомнить. Самому стыдно. – пробубнил Степан, заметно краснея.
    Придя утром в гараж, вновь испеченный водитель директора, завел свою ласточку.
    – Волга! – расцвел он в улыбке, и тихонько включил магнитолу. – Шикарно устроился, парень. – подумал он про себя, и развалился в просторном салоне. – Это тебе не на Газике в городе, продукты по ларькам возить. Это Волга. Директорская Волга, мать ее за ногу. Ишь, какая, нарядная.
    Протерев влажной тряпкой, запылившийся кузов машины, Степка неторопливой походкой пошел за ЦУ в коморку к завгару, вечно суетливому, пожилому зануде Родиону Силантичу Ходосову.
    – Заходи, заходи. – махнул его завгар через открытую дверь. – Че стоишь, как не родной? Ну, забрал? Все в порядке? – суетился Силантич.
    – Все в ажуре. Под парами родимая, у конторы стоит. – слегка застеснялся шофер. – Как шеф-то сам, шибко строгий? Как он любит-то? Тихо, али с ветерком?
    И завгар, прочел Степану краткий курс вождения, и общения с Бугровым.
    – Не вздумай выпить за рулем. Уволит мигом. И чтоб машина чистая была всегда. – сказал напоследок Силантич. – Шуруй себе с Богом, парень.
    Разволновавшись от предстоящей встречи с директором, у Степана покалывало сердце, потели ноги, и дрожали поджилки.
    – Вроде взрослый мужик, где только не был, а волнуюсь, как мальчишка. – сердился он на себя, ожидая директора возле подъезда. – Устроился на свою голову. Надо было идти на трактор, и не париться. А еще лучше на ферму. Парное молочко, доярки симпатичные. Красотища!
    Вдруг открылась задняя дверь, и в салон завалился Бугров. Солидный, среднего роста мужик, обильно пахнущий парфюмом, напоминал своим видом руководителя большого ранга, повидавшего немало в этой жизни. Про таких обычно говорят «Большая шишка».
    – Ну, здравствуй племянник Николая Пупкова! И вправду ведь детина. – ехидно улыбнулся директор, и вальяжно протянул шоферу свою жилистую руку.
    Степан испуганно обернулся в сторону директора, и слегка растерявшись, покраснел.
    – Здравствуйте, Павел Михайлович. – часто заморгав глазами, забеспокоился племянник. – Степан. Это самое, Буранов Степан.
    – Да ты Степа не робей. Не первый день ведь за рулем. – похлопал по плечу директор.
    – Было дело. Все больше на полном приводе.
    – Ладно. Поедем в контору. – тяжело вздохнул Бугров, и «Волга» медленно тронулась с места.
    Прошел месяц. Степану нравилась его новая работа. Поездок было очень мало. Машина работала, как часы. Зарплата была хорошей, и платилась вовремя. Жена Наталья, души не чаяла в муже. Теща, глядя на счастливую дочь и любящего зятя, даже выздоравливать начала.
    – Привет, Николай Гаврилыч! – улыбался Бугров, встретивший в коридоре правления агронома. – Слушай, хороший у тебя племянник, как я погляжу. Ведь не нарадуюсь. Утром, как штык у подъезда, машина, как всегда, блестит, в салоне чистота, хоть на улице разувайся. – нахваливал Степку директор.
    – Рад стараться, Пал Михалыч! – засветился в улыбке Пупков. – Моя школа. Куда его девать-то лоботряса? Так-то в городе жили, а видишь, тещу прихватило, пришлось домой вернуться.
    – Ну ладно. Будут проблемы, заходи. Все обкумекаем. – деловито подчеркнул свое положение Бугров, и скрылся в кабинете.
    – Проблемы говоришь? С этим непутевым сроду одни проблемы. Последний год только затишье. Нахваливаем его тут паразита, не сглазить бы. Тьфу-тьфу. – подумал про себя агроном, и зачем-то три раза, постучал о дверной, деревянный косяк.
    В субботу, в три часа ночи, дома у директора раздался телефонный звонок, вмиг разбудивший все семейство Бугровых.
    – Слушаю! – раздраженным, сонным голосом рявкнул хозяин. – Кто это? Вы охренели ночью мне звонить. Але! Але, мать вашу!
    – Вы уж извините меня за столь поздний звонок Пал Михалыч. – виновато начал на том конце провода взволнованный мужской голос. – Это завгар Ходосов Родион Силантич. У нас ЧП товарищ директор. Ну, натворил делов скотина. Ну, учудил. Это ж надо, устроил. – охал завгар, глубоко дыша в трубку.
    – Да погоди ты тараторить. – оклемался Бугров. – Давай все по порядку. Какое ЧП? Кто, натворил? Спокойно только Силантич. Без лишней суеты.
    – Извините, пожалуйста. Мне только что с фермы звонили. – задыхался завгар. – Сторож Егоров. Директорская Волга, говорит, в коровник угодила.
    – Как угодила? За каким хреном? – недоумевал Бугров, мгновенно вспотев. – Запил он, что ли сволочуга?
    – Пока не знаю. Телефон там барахлит. Щас выезжаю туда. Буду держать вас в курсе дела.
    Сон у директора, резко пропал. Тут же заныло сердце, и мгновенно разболелась голова. Открыв на кухне форточку, он поставил на газовую конфорку чайник, и закурил. Жена сначала возилась в кровати, после чего сама пришла на кухню к мужу, и села рядом с ним. Сна не было ни у кого.
    – Ничего не понимаю. – качал головой Бугров. – Вроде вчера все нормально было. Степка привез меня с работы в шесть часов. Сказал, что поехал в гараж. Мы еще по-доброму попрощались до понедельника. Не уж то запил? Ни черта не понимаю.
    – Засунули его еще по блату, так нет же, все неймется паразиту. – сильно возмущалась жена спросонья. – Его горбатого, только могила исправит. Тьфу, кого взял. Не делай, говорят добра, не получишь зла. Тьфу, слов нет. – и махнув рукой, уставилась в ночное окно.
    Силантич тем временем, на своем мотоцикле подъехал к ферме, и заглушил мотор.
На улице было темно и тихо. Повсюду, ровной пеленой, стелился прозрачный дым от тлевшей на полях ботвы и соломы. Покосившиеся, с маленькими, горящими оконцами коровники, своими длинными, черными силуэтами, напоминали большие баржи, плывущие в тумане между огромных волн из куч навоза, и зародов сена.
    – Холодает, однако. Вроде август еще, а свежо не по-летнему. – подумал про себя Силантич, и застегнул на верхнюю пуговицу свою холщовую рубаху. – Спал бы, да спал бы еще. Ночь на дворе. Так нет же. Разгребай теперь за ними. Еще и шефа разбудил. – и со злобой плюнул на землю.
    Тут к завгару подбежал запыхавшийся сторож.
    – Здравствуйте, товарищ Ходосов. Пойдемте туда. Щас сами все увидите. Ну дела, ну дела. – закудахтал он без остановки.
    – Рассказывай, давай, не торопясь. – скомандовал завгар, и посмотрел на часы.
    – Ага, ага. Я, значит, сидел в своей сторожке, ну там с боку у телятника, и смолил папироску. Слышу, на доходе двух часов, как где-то шандарахнет. Я бегом туда. Залетаю в коровник, гляжу, стена проломлена, повсюду кирпичи, битые стекла, коровы без ума мычат, а по среди директорская Волга. Я смотрю, а за рулем-то парень прикорнул, ну этот, агронома нашего Гаврилыча племянник, как его, Степка. А на заднем сиденье бабы размалеванные сидят, по виду не нашенские. Я к машине подошел, и взял шофера за плечо. Тут он и оклемался. Глаза на меня свои пьяные вылупил, мычит себе под нос какую-то ахинею. Потом выполз из машины, и как даст деру в сторону шоссе.
    – Ты сам-то не пил случайно дед? – посмотрел настороженно, с прищуром на сторожа Силантич.
    – Да как можно, на работе-то. Я ить сердечник, нельзя милый. Только молоко щас пью.
    Зайдя внутрь коровника, завгар увидел возле разбитой вдребезги «Волги» трех захмелевших девчат. У одной в руках была сигарета, у двух других заметно исцарапано лицо.
    Заглянув в салон автомобиля, Силантич разглядел на ковриках несколько пустых бутылок из-под вина и корки от арбуза.
    – Ну, что, красавицы? Хорошо вас ухажеры прокатили? – обвел завгар ехидным взглядом каждую особу с ног до головы. – И куда девались ваши кавалеры?
    Барышни, ни слова не говоря, поплелись к выходу, недовольно бурча себе под нос разные гадости.
    – Дааа! Вот это покатались. – глубоко дыша, мотал головой завгар, прикидывая сумму на ремонт машины. – Вот тебе и не пьет. Собака. Ладно, хоть не угробил никого. А то еще бы посадили.
    В понедельник, ближе к обеду, Степка объявился у дяди. Опустив свою взмокшую, раскалывающуюся с похмелья голову, он без стука зашел в кабинет, и положил на стол пухлый, бумажный конверт.
    – Я, это. – не глядя на агронома, прохрипел Степан. – Тут деньги на ремонт. Я с книжки снял. За трудовой пришел. Уезжаю на севера. Прости дядя Коль, что не оправдал доверие.
    Николай Гаврилыч, молча достал из ящика стола трудовую книжку, и не смотря в сторону племянника, протянул ее ему.
    – Напиши хоть, как устроишься. – промямлил Пупков, не поднимая глаз.