Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
416. Хмурый понедельник. 20 августа 1973 года.
Сводка погоды: Атлантический океан. Северо-Восточная Атлантика. Понедельник 20 августа 1973 года. БПК "Свирепый" в открытом океане к югу от островов архипелага Вестманнаэйяр (Исландия). Дневная температура: мин.: 6.0°C тепла; средняя: плюс 10.0°C тепла; макс.: плюс 13.0°C тепла, без осадков, на ветру температура воздуха плюс 4.8°C. Восход солнца – 06:04, заход солнца – 20:59 (GMT+1), район наблюдений метеостанции Бенбесюла айленд остров Бенбекьюла (Великобритания). В районе пребывания БПК "Свирепый" в Атлантическом океане ("Фареро-Исландский рубеж", англ. GIUK gap) ветер слабый (3 балла), скорость ветра 7 м/с (25,2 км/ч). Умеренное волнение (4 балла) в океане, волны удлинённые с белыми барашками пены во многих местах. Средняя высота волн 1-1,5 м, длина - 15 м. Кроме ветрового волнения Атлантический океан горбатится длинными пологими волнами мёртвой зыби.
Реализовать сегодня моё вчерашнее поэтически-романтическое настроение не удалось, потому что замполит воспользовался тем, что отношение к нему после памятной стрельбы по белухам нормализовалось и он тут же устроил полноценные политзанятия с подвахтой и свободными от вахт моряками БПК "Свирепый". Странно, но изголодавшиеся по обычной береговой службе и политинформации матросы, старшины, мичманы и офицеры внимательно слушали лекцию капитана 3 ранга Д.В. Бородавкина об агрессивной политике блока НАТО, о составе его флотов, об успехах советской экономики и политики мира, проводимой КПСС под руководством Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. В этот понедельник ещё был день рождения старшего помощника командира корабля капитан-лейтенанта Николая Валериановича Протопопова.
Понедельник 20 августа 1973 года оказался тяжёлым, рабочим, пасмурным. Волнение на море-океане было небольшим (4 балла), но удлинённые ветровые волны, "рыхлившие" мёртвую океанскую зыбь, иногда входили друг с другом в резонанс и БПК "Свирепый" резко вдруг проваливался, клевал носом или взбрыкивал кормой, или валился на борт, угрожая лечь на бок. При этом Атлантический океан, как правило, возвращал наш корабль на место в вертикальное положение не плавно, а как бы ударом "под дых" или "в скулу". От таких ударов волн в каютах, в кубриках, в столовой и на камбузе всё валилось, подскакивало, падало; ходить по коридорам и помещениям было трудно, а работать - ещё труднее, поэтому все моряки, особенно те, кто страдал от качки, злились, ворчали, хмурились.
Не знаю как Дмитрий Васильевич Бородавкин узнал последние новости с земли, но мне тоже было очень интересно узнать, чем живёт страна, государство и общество, что в СССР новенького, как обстоят дела дома, на международной арене, в районах противостояния флотов ВМФ СССР м ВМС США-НАТО. Любопытство меня "распирало", а Дмитрий Васильевич невозмутимо делал вид, что "всё нормально", но источник своей оперативной информации не раскрывал (я тогда ещё не знал, что он получает от радистов БЧ-4 факсимильную газету новостей).
Ужё днём в 12:00 я записал в своём дневнике-ежедневнике:
20 августа 1973 пн
День рождения старшего помощника командира корабля капитан-лейтенанта Н.В. Протопопова. Сегодня пасмурно и весь день качает. Работаю потихоньку, но ко всему апатия. Дел и забот полон рот, а делать ничего не хочется. Написал маме письмо. Скоро отошлём почту, а там, глядишь, и ответ придёт. Написать бы Валюхе, Наденьке, Анне, Зойке, всем ребятам, но нет, - не хочу. Они ведь не писали!
"Они ведь не писали" - это моя глупая обида на то, что перед уходом на БС (боевую службу), я не получил ни одного письма от друзей, но винить их я не мог и не должен был, потому что никто из них не знал, что БПК "Свирепый" 20 июля 1973 года уходит в боевой поход в Северную Атлантику. Даже мы сами этого толком не знали...
День рождения старпома прошёл "никак", то есть тихо, почти незаметно, с простым поздравлением от имени экипажа корабля по КГС (корабельной громкоговорящей связи). Не знаю, готовили ли кто-то из офицеров, мичманов и вестовых какое-либо угощение-поздравление Николаю Валериановичу, но и он сам, и мы - личный состав экипажа БПК "Свирепый", делали вид, что нем некогда тут праздновать чей-то день рождения. Увы, но Николай Валерианович Протопопов, каким-то образом сменивший нашего первого старпома капитан-лейтенанта Александра Андреевича Сальникова, якобы, заболевшего перед выходом на БС туберкулёзом, так и не получил от моряков БПК "Свирепый" заслуженного авторитета, внимания, почёта или любви. Возникшая с самого начала отчуждённость и некоторая враждебность, порождённая излишней "старпомовской строгостью" не воспринималась годками корабля, как должное.
Напрасно я внушал друзьям-годкам, что исстари старший помощник командира корабля на русском парусном флоте был единственный, кто официально был наделён полномочиями "вздрючить" нерадивого матроса дрючком или линьком, что старпому положено быть строгим по службе. Годки дружно отвечали мне, что "Сальников тоже был строгим, но строгим справедливо, по делу и за дело, а "этот" (матросы даже отказывались называть старпома по фамилии) только орёт, ругается, пристаёт и тут же даёт наряды вне очереди, даже не спрашивая и не пытаясь разобраться, кто прав, а кто виноват". Я не мог с этим не согласиться, потому что это была правда.
Капитан-лейтенант Николай Валерианович Протопопов сам чувствовал, что у него не складываются отношения с личным составом экипажа БПК "Свирепый", в том числе с некоторыми офицерами и мичманами, но он уже ничего поделать не мог, потому что надо было служить, работать, выполнять приказы командира корабля. свои старпомовские обязанности, готовить корабль к бою и походу, а для этого нужна была, по его мнению, дисциплина исполнения приказов и распоряжений. Увы, Николай Валерианович Протопопов не был офицером БПК "Свирепый" в период его достройки в заводе "Янтарь", на швартовных, заводских и ходовых испытаниях, не сдавал с нами курсовые задачи "К-1", "К-2", ПВО, ПЛО и ПДСС, поэтому он не знал, что наша дисциплина и организация корабельной службы основывалась не на "палочной" или "строевой" дисциплине "по уставу", а на понимании, на осознании и восприятии всем личным составом экипажа наших общих задач, нашей общей и персональной ответственности за корабль и за его готовность к боевому походу. Николай Валерианович Протопопов пользовался всем тем, что было выстрадано, сделано и достигнуто прежним старпомом капитан-лейтенантом А.А. Сальниковым, поэтому для экипажа БПК "Свирепый" он был несколько "чужим"...
Понедельник 20 августа 1973 года был хмурым не только по настроению, или по погоде, но ещё и хмурым по выполняемым работам и заданиям по содержанию корабля в порядке, потому что старший помощник командира корабля, то ли сам, то ли по приказу командира корабля капитана 3 ранга Е.П. Назарова, решил занять экипаж чем-то вроде "большой приборки", то есть наведением порядка на боевых постах, в кубриках, в коридорах, в санузлах, в столовой, в посудомойке и на камбузе. Он ходил по кораблю, совал свой нос во все места и шхеры, "выковыривал" оттуда подвахтенных или свободных от вахт моряков и всем находил дополнительную работу и поручения. Вот почему вскоре все начали просто прятаться от старпома и он вместе со своими помощниками из числа старшин и матросов всё бродил или торопливо бегал по кораблю.
Кстати, возникшая с самого начала пребывания капитан-лейтенанта Н.В. Протопопова отчуждённость неизбежно заставила его искать в экипаже людей, на кого бы он мог положиться, кому мог доверять, кто мог бы ему оказать помощь и поддержку. По своему статусу и должностному положению старпом не может быть с кем-то в дружеских отношениях, он по должности должен быть принципиальным, строгим, отделённым от всех, поэтому его "дружба" и "особые доверительные отношения" естественно были скрытными, тайными, что ещё более отчуждало его от всех остальных членов экипажа БПК "Свирепый". Все смотрели на стиль и манеру командира корабля капитана 3 ранга Е.П. Назарова в общении со старпомом и невольно подражали ему, поэтому в экипаже БПК "Свирепый" Николая Валериановича Протопопова воспринимали как "неизбежное зло", то есть молча терпели, молча выполняли его приказы, но избегали встреч и общения с ним.
Если с командиром БПК "Свирепый" капитаном 3 ранга Е.П. Назаровым у меня с самого начала, со времён трудных испытаний осени 1972 года, сложились доверительные негласно-дружеские отношения, с замполитом капитаном 3 ранга Д.В. Бородавкиным откровенно доверительные отношения, с большинством офицеров и мичманов экипажа корабля - ровные, деловые, взаимно уважительные и даже относительно дружеские отношения, то с Николаем Валериановичем Протопоповым мы вели себя друг с другом как с соперники в борьбе за авторитет в экипаже БПК "Свирепый". Старпом очень хотел быть неформальным лидером экипажа корабля, но у него это никак не получалось, а я был негласным лидером и представителем матросов и старшин, особенно, годков, и у меня это получалось лучше всего...
Особенно Николая Валериановича Протопопова раздражал мой взгляд в процессе разговора или общения с ним: он не терпел, когда человек (подчинённый) не опускал перед ним свой взгляд, а я, уловив это его свойство характера, иногда пользовался этим и по принципиальным вопросам взглядывал на него то укоризненно, то понимающе, то с насмешкой, то независимо, а то и осуждающе. Николай Валерианович, как все мнительные люди, очень чувствителен был к взглядам, позам, мимике, ухмылкам и усмешкам. Общаясь с ним, нужно было стоять строго по стойке "смирно" один на один либо потупив взгляд долу, либо "пожирая" его глазами, стоя в строю. Независимую и вольную позу, взгляд и поведение старший помощник командира корабля капитан-лейтенант Н.В. Протопопов "гасил", "давил" и "затаптывал" сразу, "на корню"...
Только на общекорабельных собраниях, построениях экипажа и смотрах, а также на комсомольских и партийных собрания Николай Валерианович Протопопов вынужденно вёл себя сдержанно и культурно, даже с некоторым вниманием к собеседнику или выступающему, но при этом всем было понятно, что это только временно, а когда закончится собрание или смотр, всё вернётся на "круги своя" и старпом ещё вспомнит "вольницу" и "демократический централизм". Командир БПК "Свирепый" капитан 3 ранга Е.П. Назаров не раз и не два, в том числе даже в присутствии рулевых и меня делал замечания Николаю Валериановичу Протопопову, ограничивая его служебное рвение, официозную чванливость и чрезмерную строгость по "букве устава". Абсолютно точно соответствовать букве "устава" - вот был "конёк-горбунок" нашего старпома во время первой БС (боевой службы) БПК "Свирепый".
На флоте много жаргонных словечек и выражений, описывающих процесс ругани или наказания начальниками подчинённых. Среди таких слов и выражений есть многозначное понятие "вздрючить". Вздрючить - это значит: побить, поколотить, отколотить кого-либо за что-либо; наказать, жестоко наказать кого-либо за что-либо; отругать, сделать выговор; обыграть кого-либо, в том числе с большим преимуществом; всколыхнуть, вздыбить кого-либо или что-либо; завести, привести в неистовство кого-либо, а также в вульгарном смысле - "отыметь" или "отсношать" кого-либо. При этом используется старое как мир слово-понятие "дрючок", то есть толстая палка, кол, жердь, ручка лопаты или швабры ("машки"). Есть у слова "дрючок" и иной смысл и образ... На старом парусном флоте традиционно для того, чтобы "вздрючить" кого-либо использовался "линёк" - уменьшительно-ласкательное к слову-понятию "линь" (лат. Tinca tinca) - небольшому куску троса или короткой просмолённой верёвке (концу) с узлом на конце. Линёк на флоте использовался для телесных наказаний матросов.
Конечно, на советском военно-морском флоте телесные наказания запрещены уставом, всякие там разборки, ссоры, конфликты с применением рукопашных видов взаимоотношений тоже были запрещены, но жизнь есть жизнь, а морские и флотские традиции очень живучи, потому что без подгоняющего окрика, тычка и шлепка нерадивые матросы только становятся ещё нерадивее. Вот почему, например, наш штурман командир БЧ-1 старший лейтенант Г.Ф. Печкуров, когда нёс вахту дежурного по кораблю, надевал тонкие чёрные лайковые печатки и брал в руки длинную штурманскую линейку, которой брезгливо вздрючивал аккуратно уложенные (по уставу) вещи матросских аттестатов в рундуках и поддевал одеяла и подушки матросских постелей. Вероятно, тоже самое было в том военно-морском училище, в котором учился Печкуров и он сам, будучи курсантом, испытал на себе всю "прелесть" такого высокомерного офицерского поведения, но на БПК "Свирепый" это стало вопросом обсуждения на комсомольском собрании БЧ-1 и строго внушения командира БПК "Свирепый".
Старший помощник командира корабля капитан-лейтенант Николай Валерианович Протопопов не пользовался дрючком, штурманской линейкой или линьком, но он, как правило, держал свои напряжённые руки сцепленными за спиной, когда ярился и внушало что-то нерадивому матросу... Молодой и неопытный матрос видел это напряжение, но не видел, чтоб было за спиной старпома, поэтому воображение рисовало ему нечто из старых флотских традиций, а крепкие и гневные выражения старпома не оставляли никаких сомнений, что в любой момент матрос будет вздрючен старпомом "по самое никуда" или "по самое не балуй". Были на корабле и такие матросы и старшины, которые были "влюблены" в старпома капитан-лейтенанта Н.В. Протопопова, брали с него пример, говорили как он, вели себя как он, чванились как он, подражали ему и даже "ходили за ним хвостом", но таких Николай Валерианович тоже дрючил, как "сидорову козу" и им это нравилось...
Поздравительный адрес старшему помощнику командира корабля капитан-лейтенанту Н.В. Протопопову оформлял не я, сославшись на занятость и действительно используя всё рабочее время службы для печати множества фотографий. Кстати, часть фотографий, снятых за последние дни первой БС (боевой службы), замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин из своего комплекта подарил в качестве подарка старпому, приказав мне восполнить свою утрату дополнительным комплектом фотографий.
Я печатал фотографии потихоньку, не спеша, придумывая способы не расплескать растворы из ванночек из-за качки. Кстати, качка помогала мне качественно обрабатывать фотоснимки, в том числе промывать их в обрезе с чистой пресной водой, которую мне наливали в огромный алюминиевый литой чайник с плотной крышкой. Все фотографии я либо сушил на старых газетах, либо подвешивал прищепками на бечёвке, как постиранное бельё, либо сушил и глянцевал на зеркальных пластинах электроглянцевателя. Эти блестящие фотографии я делал для командира корабля, замполита, стендов (стенгазеты) и фотолетописи корабля. Стандартная фабричная фотобумага (в пакетах) у меня давно кончилась и я вынужден был отрезать от больших полу засвеченных по краям листов плотной фотобумаги разведотдела нужные по размеру листы-карточки. Всё это очень затрудняло мою работу, требовало внимания, сосредоточенности, терпения, настойчивости и профессионализма. Кроме этого, плотная старая фотобумага коробилась и я вынужден был её перед фотопечатью на фотоувеличителе размачивать и размягчать в пресной воде. Упорный каждодневный труд вознаграждался отличными фотографиями и "браком", который, как правило, я оставлял себе для своего ДМБовского альбома комбината "ЛАТВИЯС ПАПИРС " г. Рига, РТУ 551-31 Арт. 87/256-лат, 1 сорт, Цена 4 руб., которых у меня было аж три штуки.
Эти фотоальбомы имели габаритные размеры 30 см на 41 см. В двух таких альбомах была фотолетопись БПК "Свирепый" оформленная в виде хронологического фоторепортажа самых приметных, знаковых и интересных событий корабельной жизни и истории, начиная с марта 1972 года, когда в 67-м ОДСРНК ДКБФ в Калининграде был сформирован первый изначальный экипаж БПК "Свирепый". Кстати, о том что я делаю фотолетопись корабля знали командир БРК "Свирепый", замполит, старпом и командиры боевых частей и служб, а также мои ближайшие друзья-годки-помощники, но для большинства личного состава экипажа это была тайна, которую я должен был открыть по возвращению с первой БС (боевой службы).
Сегодня 20 августа прошёл ровно 1 месяц (31 день) со дня выхода БПК "Свирепый" из ВМБ Балтийск на первую БС (боевую службу). Тридцать первый день в море-океане в условиях постоянной ежедневной круглосуточной вахты, разделённой на несколько часов самой вахты, затем подвахты и трёх-четырёх часов беспробудного сна, воспринимался всеми нами тяжеловато, устало, раздражённо. Всем уже хотелось домой, на береге, к нормальной человеческой жизни и даже опреснённая вода уже не казалась чем-то экзотическим, а была просто противной, выворачивающей наизнанку не только желудок, кишечник, но и душу. А тут ещё день рождения старпома...
Понедельник 20 августа 1973 года оказался хлопотным, занятым делами и заботами, а делать ничего не хотелось. Поэтому в перерыве между просушкой фотоснимков я написал письмо моей маме, написал нарочито весело, описывая наши приключения, особенно, то как я прыгал за борт корабля, встал на привальный брус и выловил голыми руками натовский радиогидроакустический буй. Конечно, я не писал об опасности, какой подвергался, писал только смешно, с юмором, чтобы не беспокоить родителей, а в довесок вложил в конверт несколько моих фотографий. Пусть посмеются и порадуются...
Замполит и мой непосредственный начальник капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин на политзанятиях объявил, что скоро наше судно снабжения уходит в базу и с ним уйдут наши письма, поэтому практически все моряки БПК "Свирепый" писали письма родным и близким. Эх! Написать бы Валюхе, Наденьке, Анне, Зойке, всем ребятам, но почему-то не было хотения, было только раздражение от усталости, зудящей немытости и привкуса неочищенной жёстко-солёной опреснённой воды.
Ничего, Сашок, не скули! Держись! Вспомни дом и мать, про Неё... и спать. Пальцы все в кулак! И пройдёт... Ведь так?
Фотоиллюстрация: 20.08.1973 года. Северная Атлантика. "Фареро-Исландский рубеж" (англ. GIUK gap). БПК "Свирепый". В этот день я сподобился и меня сфотографировал кто-то из сигнальщиков-наблюдателей БЧ-4 с крыши ГКП (главного командного пункта), где был установлен большой сигнальный прожектор. Корабль качало, поэтому снимок получился в неопытных руках матроса нечётким, не сфокусированным. Яркий блик солнечного света от поверхности моря-океана засветил кадр. В моменты, когда солнечные лучи пробивались сквозь кущи облаков, море становилось ослепительно сверкающим, изумрудным, красивым и прекрасным и по правой верхней части кадра это можно увидеть и представить. Локтем я опираюсь на пюпитр - откидной столик-подставка штурмана, сигнальщика или визуального разведчика, на котором обычно располагается блокнот для записей. За моей спиной пелорус репитера гирокомпаса "Курс-5" с карданным шарнирным подвесом и установленным на нём оптическим пеленгатором ПГК-2. По периметру фальшборта крыла ходового мостика левого борта видны барашки крепления листов толстого прозрачного оргстекла, которым защищались от ветра выходящие на крыло мостика командир корабля, вахтенный офицер или другие офицеры. Передо мной в бушлате и берете вахтенный сигнальщик-наблюдатель БЧ-4. Это место - мой "законный" открытый боевой пост визуального разведчика по левому борту. Почему без берета при температуре воздуха на ветру плюс 4.8°C? Потому что яркое солнце Северной Атлантики "жарит" так, как иногда "дрючит" старший помощник командира корабля... (шутка).