Всегда интересовало, представляют ли люди, умеющие ориентироваться на местности, муки человека, способного заблудиться в трех соснах. Существуют же уникумы, для которых каждый выход из дома — это испытание, даже если они следуют по годами наработанному маршруту.
Мне, к примеру, с детства не давали покоя лавры Сусанина. Если б существовали чемпионаты по спортивному дезориентированию, я взяла бы все медали. Меня точно избрали бы спортсменкой тысячелетия. Ведь я умею завести в непролазные дебри даже тех, кто опрометчиво поинтересовался, где находится ближайший светофор. Получившие от меня ценную информацию люди уходят в никуда и не возвращаются.
А в поездках на олинклюзивы мне нужен поводырь, потому что я могу найти дорогу только до моря. Добраться обратно до отеля мне не светит. Я стану бродить по побережью, заплутаю в дюнах и погибну от голода. Поэтому муж и дети самоотверженно водят бестолковую мамашу за ручку.
В далекие доперестроечные годы мы жили в центре Баку, и школа находилась в минутной досягаемости. Это не помешало мне дать крюк через городские окраины, когда я впервые отправилась на занятия без няни.
Адаптация к самостоятельным перемещениям растянулась на непрогнозируемые сроки. Случалось, что я, унесенная школьными ботинками, часами плутала в забытых Богом географиях. Но даже мои природные способности оказались побеждены рутиной. По крайней мере, по дороге из школы домой я перестала теряться.
Мозг навечно зафиксировал оптимальный путь без загогулин, но дух авантюризма уже проник в мой растущий организм. Я продолжала прокладывать альтернативные маршруты — то через дворы, то переулками, постепенно знакомясь с родным городом и удивляясь его самобытной красоте. Мой детский мирок неуклонно расширялся, втягивая в себя вновь открытые скверы, улочки и здания. Удивительные здания. В мире много аналогичных, но не в таком невообразимом сочетании. Ведь Баку — точка соприкосновения разных миров, где сталкиваются и взаимодействуют вечные соперники: Европа и Азия. В результате эклектики культур сверху нарос европейский глянец, а внутри осталась азиатская пестрота. Тогда мне казалось, что прекраснее сочетания быть не может.
Расставание с Баку было сродни прощанию с любимым человеком.
«Do you believe in life after love
I can feel something inside me say
I really don't think you're strong enough…»
— убедительно пела в далеком 98-м прекрасная Шер.
Я не верила в жизнь после любви. Жизнь осталась в родном городе, отпустив на тоскливые скитания только бренную телесную оболочку.
Любовь к Баку истончалась десятилетиями. Нежность к фантому, с годами заменившему реально существующий город, жива и по сей день. Мифический солнцеград пересечен тенистыми переулками, продуваем суровыми нордами и застроен ветхими строениями, в реальности давно уже снесенными.
Я приехала в постперестроечную, суетливую и очень деловую Москву в самый разгар бандитских 90-х. Разумеется, приняла меня столица без особого пиетета. Скорее наоборот.
Про поганый характер города, который перемелет и косточек не выплюнет, столько всего написано и снято, что не стоит утомлять читателя его описанием. Могу только сказать, что мой нрав не менее строптив. Поэтому поначалу мы с мегаполисом примеривались друг к другу, как два борца при первой встрече на ринге. Кружили и выискивали слабые места, проверяя быстроту реакции ложными выпадами, потом проводили захваты и подсечки. Мне неоднократно приходилось подниматься на ноги, но и городу доставались чувствительные пинки.
По результатам бессчетного количества раундов противоборство переросло в дружбу, а после — и в любовь. Даже не сомневаюсь, что если грубый и участливый, дышащий и задыхающийся, работающий и празднующий, серый и радужный организм под названием Москва вдруг сможет говорить, то он признается мне во взаимности. Мы завоевали друг друга в честном бою.
Но здесь речь не об этом.
А о том, что с возрастом мой топографический кретинизм неумолимо крепчал. И мне, можно сказать, заново пришлось учиться ходить.
Какое счастье, что электрички незыблемо курсируют по проложенным рельсам! По надежной артерии, соединяющей пригород с центром, я добиралась до одного из сердец своего обожаемого чудища — до Курского вокзала. Самое интересное начиналось дальше.
Я всегда работала в пределах Садового кольца, избежав сомнительного удовольствия любоваться на штампованные микрорайоны, где нумерация домов претендует на лучшие образчики квеста, зато улицы расчерчены градостроителями без намека на воображение.
А мне в ежедневных поисках офиса довелось плутать по причудливой вязи центральных улиц и улочек с завораживающими названиями: Якиманка, Пречистенка, Арбат, Волхонка...
Офис в моей системе координат почему-то непрерывно перемещался, но в пути я разглядывала золотые купола обветшавших церквей и дотрагивалась до пористых стен старинных домов. От них исходили знакомые вибрации.
Кто знает, может быть, у старых строений есть способности к телепатической связи с собратьями?
«Знаешь, я сегодня общался с пирамидой Хеопса. Представь, какие у меня знакомства! А что у тебя новенького?»
«В меня вселился разбогатевший плебей и раззолотил весь фасад. Стою, как нувориш в малиновом пиджаке».
«А ко мне опять подходила рассеянная брюнетка и просила передать привет своему дому в Баку. Эй, коллега, отзовись! Ты жив или тебя разобрали на известняк-ракушечник? Что мне ей сказать?»
И Москва в знак солидарности всех древних городов передавала мне ответный привет от давно покинутого дома.
Холодный и беспощадный мегаполис изыскивал для меня тепло. И пустоту в душе, где все еще витал пепел потерь, неуклонно заполняла новая любовь.
Мне удалось втянуть город в свою старую игру. Он постепенно раскрывал мне тайны, показывая обходные пути через старинный скверик, или участливо сокращая путь через проходной подъезд. Потихоньку стал прозрачным и узнаваемым лабиринт неповторимых московских улочек. Уже родных.
Я слышу, как сердце города бьется в унисон с моим, когда он рассказывает мне свои сказочные сюжеты. И все больше погружаюсь в умиротворение и покой, вытеснившие старую саднящую боль. И из глубин подсознания всплывают знакомые детские ощущения. Я уже переживала это состояние, когда меня, едва вступившую в сознательный возраст, очаровывал другой город.
И я вновь хожу переулками...