Вот уже который год мы с женой живем на небольшом каменистом острове в Западном полушарии. Всего в том полушарии — три небольших острова, не считая мелких островов и скал, причем наш из них – самый большой и расположен он на экваторе.
Когда то в нашем полушариии на месте этих островов был гигантский континент, частью простиравшийся также и на Восточное полушарие, а острова — это небольшая часть того, что от него осталось после гигантской катастрофы.
Это был чистый и уютный, как магазин после евроремонта остров и жить на нем, если конечно же не предаваться излишним воспоминаниям, было можно. Пусть и небогато. Здесь, на северном его побережье в маленьком городе в небольшом домике имея небольшой доход, позволявший нам как-то сводить концы с концами и пестрый флаг над воротами, как то было предписано законодательством, мы и жили.
Все острова, если взглянуть на карту полушария, на западе круто обрывались обрывом в океан, а восточною частью все ниспадали равниной к нему, отчего приходило на ум запоздалое их сравнение с «Титаником». Но это сравнение вам может прийти на ум при богатом воображении. В ином случае, уверяю вас, оно к вам не придет.
По вечерам, когда дел нет, а по телевизору идут сплошняком либо предвыборные дебаты, либо реклама, я предпочитаю мечтательно рассматривать эту карту, добавляя по ходу дел своим воображением в нее все новые и новые детали. Вот на нем большими кружками обозначены города; красные линии между ними — это транспортные магистрали; вот значки, отображающие наличие в его недрах нефти, газа и угля, а также еще урана и циркония; а вот на нем характерная синяя линия с утолщением – это судоходный и одновременно оросительный канат.
А пунктиром на нем обозначены административные границы.
Так что несмотря на то, что остров наш вроде бы и небольшой (прежде всего в сравнении с исчезнувшим континентом), но все это, тем не менее, на нем есть.
А того, чего на нем нет, то я дорисую на нем своим пылким и мечтательным воображением.
А имя нашему острову (а точнее нашему государству-острову — флаг над воротами, он же ведь что-то да означает) — Фареры, хотя Фарерские острова – это относится к тем, кто дотошен в географии, ни с какого боку к нашему острову никакого отношения не имеют; остров наш ни видом, ни названием (Фарерские острова как известно переводятся на русский язык как острова «овечьи») эти острова не напоминает. (В таком его поименовании лежит скорее всего какой-то казус). И климат на нем совсем не тропический, хотя он и лежит на экваторе, а более похожий на климат обычной средней полосы, только пожалуй без суровой зимы.
На карте-схеме наш остров смотрится голой скалой, мало кажется даже пригодной для жизни, ни дать ни взять, почти увеличенная копия острова Св. Елены, но в натуральном виде это вполне пригодный для жизни остров.
Был август. Размеренный, добрый и какой-то по особому домашний и уютный. На приусадебном участке под ласковым солнцем жарко цвели цветы; наливаясь соком, дозревали плоды и овощи; все благоухало и нежилось и тыква, посаженная при входе в дом, вилась роскошной тропической растительностью по веревкам, перебросив плети уже на крышу сарая, придавая летней идиллии по-особому задушевный и пикантный вид.
И глядя на это великолепие, хотелось теперь только одного – чтобы этот август был вечен. Хотелось раскинув широко крыльями руки вот так долго-долго еще парить в его меланхолическом оцепенении.
Хотя разум как будто бы и знал, что он, как и все-то на этом свете, не вечен и ничего с этим поделать нельзя.
А сахарный голос в репродукторе радовал нас на фоне этого благоухания новостями катастроф, катаклизмов и прочих там разных терактов. А так же тем, что наш остров, это выяснили наши ученые из национальной сейсмической лаборатории, ежегодно погружается в океан аж на целых пять сантиметров.
— Эко загрозила! — улыбчиво щурясь, благодушно полемизировали мы с дикторшей, щедро раздаривавшей нам эти новости. — Не знаем там как на чей век, а на наш век земли на нашем острове нам хватит. Да хватит! Тем более наш дом, сами посмотрите, он вон на каком бугру стоит. И даже если в этом сообщении и есть доля истины (ведь все, что нам теперь сообщают, все это теперь — это ведь и ребенку теперь понятно — в той или иной степени — реклама), то наши ученые и политики тут со временем все равно что-либо, да придумают. Да и не может быть такого, чтобы они ничего не придумали.
И в один вот из таких августовских дней уже во второй половине месяца к нам в гости из Восточного полушария с острова Бао приехала подруга детских лет моей жены Галка Дупленко, с которой та не виделась ровно тридцать два года, а я наверное и того больше.
И в разговоре первым у нас стал конечно же вопрос: как вы там, наши бывшие сограждане, обитаете теперь на этом острове?
Из ровного рассказа той складывалась в голове вполне идиллическая картинка, которую и сомнению-то никакому подвергать не хотелось: не бог уж там весть у них и жизнь вроде какая; но с другой стороны вроде бы вполне сносная и ровная; живут также как и мы они там в маленьком городе; есть у них с мужем маленькая пенсия; есть маленькая квартирка, маленькая дачка и маленькая своя обезьянка в зоопарке.
— А какой у вас флаг? — возникал второй вопрос.
— А у нас флаг, — плотно поджимая губы, отвечала подруга детских лет, — не такой как у вас, а сине-золотой, в клеточку. А в центре его — бегемот в короне.
— А почему бегемот? Да еще в короне? — с недоумением смотрели мы на нее.
— Да откуда мне это знать. Это если кто и знает, так разве что наши ученые люди.
— Но ведь у вас, в вашей флоре и фауне, — умно допытывался я, — бегемотов никогда не было и нет.
— А у вас что, есть рогатые собаки? — ответно и теперь уже даже как бы с ехидцей та ответно задавала мне вопрос, ответ на который я в общем-то тоже не знал.
А потом наш разговор как это и водится перекинулся на воспоминания: стали мы родной свой поселок вспоминать, который теперь уже давно лежит на дне океана; людей, которые там жили, а еще тех, кто так или иначе, но остался за эти годы в поле нашего зрения.
Но как выяснилось к нашему прискорбию, лет-то, сами посудите, минуло сколько? – многого мы уже не помнили, постоянно путая то фамилии, то даты; да и людей многих, чей облик хоть в малой толике память наша еще сохранила, либо не было уже в живых, либо они давно исчезли из поля нашего зрения.
И с этим ничего уже поделать было нельзя.
А утром мы ходили провожать ее на причал.
Было чуточку грустно; и одновременно, сами мы того хотели или нет, примешивалось к нашим чувствам какое-то еще чувство равнодушия — что поделаешь, жизнь ушла, протекла как речка в берегах, наполняя обоюдно нашу жизнь и новыми впечатлениями и новыми заботами. Как там ни суди и не ряди.
Но вот последние слова сказаны, сказаны последние напутствия, и маленький пароходик, ну ни дать — ни взять точная копия пароходика из мультфильма «Каникулы Бонифация» (Вы помните этот трогательный и милый фильм?) прокричав хрипло в гудок, раскачиваясь на волне, отошел от причала, а затем, уменьшившись до точки, исчез за линией горизонта. А мы, грустно улыбнувшись, пошли обратно к себе домой.