Глава седьмая

Павел Соболевский
Я вылетел из портала, как пробка из бутылки шампанского. И закувыркался в невесомости, не различая – где верх, а где низ. Понял, что задыхаюсь без воздуха, и захлопнул шлем адаптер-скафандра. Вокруг был чёрный океан космоса с крупицами ярких звёзд и планета размером в полнебосвода. Раскалённо-красная поверхность её бурлила, внешне стилизованная под библейский ад.

Минуту или даже две я неуклюже барахтал лапами в пустоте, вспоминая, что такое координация движений. И молча спрашивал себя: почему такая вот хрень вечно случается именно со мной?

В следующую секунду мысли разом вылетели из моей головы, напуганные впрыском адреналина в кровь. От сильного удара в спину я выругался словами из русского мата, которых раньше даже не знал. Мир завертелся перед глазами, словно я угодил на американские горки. Что-то громко зашелестело над самым ухом, вернее сказать – над ушами.

От встряски и неожиданности я выронил излучатель – своё единственное оружие. Но не очень расстроился по этому поводу – расстраиваться было попросту некогда. Мой левый бок так туго сдавило, что я икнул от боли и машинально задвигал сразу всеми конечностями, пытаясь освободиться. Вращал голой и силился понять: кто всё это со мной творит?

Две пары огромных прозрачных крыльев шебуршали в ушах и мельтешили перед глазами. Я разглядел удлинённое и округлое, обтекаемой формы туловище состроенное из сегментов. Серо-зелёное и блестящее, оно было покрыто ворсом и непонятными физиологическими отростками.

"Гигантское летающее насекомое!" – догадался я. Могучее и стремительное, оно схватило меня налету с присущей ему природной ловкостью и уносило куда-то, руководствуясь неведомыми мотивами.

Насекомое превосходило меня в размерах, наверное, раза в два! Я определил это скорее на ощупь, чем зрительно, вцепившись в сегментарное туловище всеми нижними лапами и парой хвостов. Шестиметровое насекомое – вот это да!

Брыкаться и корчить из себя недотрогу я, в сложившихся обстоятельствах, не рискнул. Решил, что стоит затихнуть на время и переждать. Пусть события развиваются сами собой, затевать потасовку в воздухе было не в моих интересах. Разбиться от падения с высоты, к тому же с большим ускорением, мне нисколько не улыбалось. Я готовился психологически к возможной в ближайшем будущем безжалостной схватке, прилип к своему похитителю, словно назойливый репейник к штанам на заднице, и затих до поры до времени. Пусть доставит меня в относительно безопасное место и тогда посмотрим, кто тут охотник, а кто добыча.

Гигантское насекомое, в свою очередь, тоже не понимало, что я такое и почему со мной так много возни. Оно исследовало меня на ощупь – тремя парами быстрых чутких конечностей. Широкие челюсти, а это безусловно были они, сдавили мою бочину ещё сильнее.

Догадка возникла сама собой: тварь пытается меня умертвить, чтобы следом употребить в пищу. Я стиснул зубы от боли – на боку будет здоровенный синяк, но внутренние органы вряд ли повреждены, иначе я взвыл бы как вжопураненый. Летучая тварь обломала зубки – моя бронированная защита в виде панциря и адаптер-скафандра оказалась крепче, чем у привычных ей жертв.

Тем временем мы заложили крутой вираж, и меня перевернули в воздухе. Я увидел очень близко перед собой огромные фасеточные глаза на приплюснутой голове. Сотни крошечных глазных сегментов вращались как стёклышки в калейдоскопе, изучая меня очень пристально. "Да это же стрекоза!"

Из уроков зоологии я припомнил, что стрекозы питаются в основном пауками. А чем питаются стрекозы-гиганты, такие как эта? Конечно же гигантскими пауками! Как раз на гигантского паука и похож цефалид со всеми его хвостами и лапами. Стрекоза без сомнения обозналась, но убедить её отпустить меня восвояси, по причине того, что она приняла меня за кого-то другого, не было никакой возможности.

За следующую минуту я вспомнил о стрекозах то немногое, что отложилось в голове закоренелого неуча и что могло пригодиться в сложившихся обстоятельствах. "Стрекоза – настоящий хищник. Две пары крыльев, каждая из которых движется самостоятельно, дают ей возможность свободно маневрировать в воздухе. Она хватает свою жертву мощными челюстями, помогая передними лапками, и быстро съедает прямо на лету. Если пойманное насекомое слишком крупное, стрекоза садится на траву, чтобы съесть его не спеша".

Полёт прекратился внезапно: стрекоза мгновенно нажала на воображаемые тормоза и мы приземлились куда-то. Очевидно, она сделала вывод, что я насекомое слишком крупное и достойно того, чтобы присесть ради него на траву и слопать в комфортных условиях. Стрекоза к чему-то явно готовилась, вероятно – закусать меня до смерти. Она нащупывала уязвимое место в моей броне всеми парами своих чутких музыкальных лапок.

Мягкие трепетные касания прошлись по моему брюху, спине и шее. Ещё в одном месте лапки хищницы задержались несколько дольше обычного, касаясь очень чувственно, если не сказать интимно. Но о подробностях случившейся у цефалида эрекции я расскажу как-нибудь в другой раз.
 
Наконец, стрекозе надоела прелюдия, и она приступила к активной фазе нашего с ней сближения. Её широкие челюсти распахнулись навстречу жертве – очень близко от моей морды. Возможно, хищницу интересовал интим и тянулась она за поцелуем любви по причине внезапно вспыхнувшей срасти. Но я почему-то в это не верил. Природная осторожность подсказывала: она метит откусить мне голову, всё прочее – плод моих юношеских фантазий. А потому, в качестве защитной меры, я оплёл её шею хвостами и отдалил смертоносную пасть от самой ценной части моего тела. Попутно я размышлял над тем, как проще всего прикончить надоедливую стрекозу.

Сломать позвоночник – самый надёжный способ умерщвления кого бы то ни было. Я знал это наверняка, несмотря на юный возраст и не всегда положительные оценки в ученическом табели. Но стрекозы "беспозвоночные", значит нужно сломать ей внешний скелет. Шея у стрекозы была тонкой (вернее не шея, а переднегрудь), и я мог попробовать сломать её. Но загвоздка состояла в том, как не подставиться самому под стрекозиные челюсти-мясорубки. Шлем адаптер-скафандра они вряд ли раздавят быстро, но помнут как следует наверняка.

Мы боролись со стрекозой и пихались лапами, наверное, минут пять. Брали друг друга в захват, как дзюдоисты на татами. Голова стрекозы, сочленённая с подвижной переднегрудью, легко поворачивалась на сто восемьдесят градусов, а зазубренные челюсти метили оттяпать мне хоть какую-нибудь конечность. Но мои хвосты очень крепко удерживали её в захвате, а верхние и нижние лапы цеплялись за длинные цепкие лапки этой хищной твари, пару которых мне даже удалось сломать. Но сломать переднегрудь – не хватало сил. Стрекоза совала мне в морду усики и вертелась, как рыба на сковородке, чувствуя, как сама становится жертвой.

Внезапно она переменила тактику и начала лягать меня брюшком в корпус. Очевидно, это был её коронный боксёрский приём. Я защищался лапами и ставил блоки, но отражать удары получалось плохо. Наростами на конце брюшка стрекоза пробивала мою защиту, нанося размашистые удары под дых.

Разбиваемый вдребезги, я физически ощущал как силы покидают меня. В животе разливалась тягучая боль, а в груди перехватило дыхание. Казалось, внутренности мои выворачиваются наизнанку. Я давил всё отчаяннее, ломая переднегрудь, но только тратил впустую силы. В глазах у меня потемнело, словно чья-то злая рука выкрутила лампочку в голове. Мне стало вдруг страшно-страшно и очень сильно захотелось жить. Я чувствовал как слабею и погружаюсь в последний глубокий сон. Сейчас я потеряю сознание, и стрекоза откусит мне голову...

Но вдруг всё разом закончилось. Стрекоза перестала меня лягать и затихла. Обмякла в моих объятиях и не двигалась, как после ночи страстной любви. Лишь музыкальные лапки вздрагивали иногда, как бывает у покойников при конвульсиях.

Неужели я прикончил хищную гадину? Мне не верилось самому. Видимо, я всё-таки это сделал!

– Ты цел, Андрюха? – спросил обеспокоенный Васечкин, стаскивая с меня тяжёлый стрекозиный труп.

– Не уверен точно, но кажется "да", – я уставился на него, с трудом приходя в себя.

Голова моя кружилась, как земной шар в околоземном пространстве, от шока и адреналинового похмелья. Самостоятельно подняться в вертикальное положение я был не в состоянии.

Здоровяк Мемоорк легко поднял меня и поставил на ноги, осматривая с заботой лечащего врача. Меня шатало, как запойного пьяницу, я слишком медленно приходил в себя.

– Ура-ааа! Друг спас жизнь друга! – воскликнул Карлсон, назойливо жужжа пропеллером у меня в ушах.

– А этот откуда взялся? – хрюкнул я и помотал головой, разгоняя рябь перед глазами.

– Я вызвал его на допрос! – Васечкин посмотрел на Карлсона с явно выраженным прокурорским пристрастием. – Если не выложит информацию, жизненно необходимую нам на текущий момент – ликвидируем, как врага народа!

– Как ты её прикончил? – я уставился большими глазами на труп огромнейшей стрекозы и с сомнением толкнул ногой, всё ещё до конца не веря, что летучая тварь испустила дух.

– У меня же есть лучемёт! – похвастался Васечкин, растягивая на манер улыбки уродливую цефалидскую пасть.

– Но так ты мог пристрелить меня! – возмутился я, придя в себя окончательно.

– Потому я и не стал стрелять, – загоготал этот подлый враль. – Окологлоточное нервное кольцо, я нащупал его и раздавил лапами. – Он показал свои лапы, замаранные в слизи выделенной из стрекозы во время раздавливания.

– Спасибо тебе, братуха! – прокряхтел я, размякнув от дружеских чувств. – Иначе бы мне кирдык!

– Гляжу на вас с высоты, а вы обнимаетесь, как голубки. И даже приготовились к спариванию, – с ехидством гоготнул Васечкин. – Ну, думаю, не буду мешать. Пусть достигнут экстаза, а я пока засниму на видео акт экзотической любви между двумя разношёрстными инопланетными особями. Зоопорно нынче нарасхват. Подниму бабосов на эксклюзивном видосике и открою в Новой Вселенной собственную киностудию, – чесал языком словоохотливый Васечкин, как весёлая балаболка. – Но тут стрекоза начала лупцевать тебя не по-детски, с раскачкой и на всю катушку. А это попахивало садизмом, с перспективой убийства ведущего актёра на съёмочной площадке. Пришлось вмешаться, чтобы спасти восходящую кинозвезду, хоть это и ущемляло мои коммерческие интересы.

– Она хотела откусить мне голову, – пожаловался я и попробовал оправдаться: – Мне пришлось её приобнять в целях самозащиты.

Но Васечкин меня уже не слушал. Он внезапно заткнулся на полуслове и с удивлением закрутил башкой, отвлечённый от болтовни. Видимо, только сейчас обратил внимание на причудливый мир раскинувшийся вокруг нас, разглядывая его диковинные достопримечательности во все глаза. А посмотреть тут, действительно, было на что!

Космическое тело, на которое нас занесло по воле летающей хищницы, напоминало планетарный спутник благодаря компактным размерам. Но никак не планету в классическом понимании этого определения. Миниатюрные облака висели в паре десятков метров над головой, а до местного горизонта легко можно было доплюнуть, учитывая, что цефалиды прекрасные плевуны. Солнца совсем не было, оно отсутствовало в этой системе космических тел как таковое. Функцию источника света и естественного обогревателя выполняла большая раскалённая планета. Она состояла из чего-то бурлящего и ослепительного, словно лава, и, казалось, вот-вот свалится на наши головы, настолько низко нависла. Окружающие пейзажи в подсветке огромного красного фонаря казались чертогами ада.

На "ночной" половине неба горели яркие звёзды, и этот факт радовал сам по себе. Из него следовал вывод, что мы пока ещё не на том свете, а в мире более-менее привычном для нас. Хотя наличие небесных искр, напоминавших звёзды, само по себе ничего конкретного не доказывало. Вполне возможно, это просто адская декорация, обман зрения или элемент галлюцинаторного бреда.

Местная фауна удивляла ещё больше. Вокруг летали стрекозы-гиганты, охотясь на гигантскую мошкару. Скакали, как антилопы, жуки-носороги в погоне за навозными мухами. По водной глади небольшого озера рассекали огромные водомерки, изображая фигуристов на льду.

Растения здесь росли не густо – какая-то жухлая трава, наподобие медной проволоки, и карликовый кустарник. Там, где камни не были покрыты мхом, они мерцали в неверном свете далёких звёзд и казались драгоценными.

Притяжение у раскалённой планеты почти отсутствовало, судя по тому, как близко к её поверхности висели спутники. Их, этих спутников, было множество – неправильной конфигурации и самых разнообразных размеров, мерцающих в тусклом свете, как россыпи самоцветов из сказок Шахерезады про пещеру Сим-Сим. Вокруг тех, что были крупнее прочих, замечалась дымка собственной атмосферы.

Два-три спутника проплывали в эту минуту по своим орбитам невдалеке от нас. Их можно было рассматривать без помощи оптики, чем мы не преминули воспользоваться. Судя по рельефу и окраске поверхности, эти небесные тела мало чем отличались по своей природе от того, на который забросило нас. Крупные насекомые безбоязненно перелетали с одного из них на другой, когда те максимально сближались.

Для Карлсона здесь было сплошное раздолье. Было где порезвиться и налетаться вдоволь. Но он, на удивление, не проявлял особого рвения по этому поводу, не спешил подниматься под облака и отрываться от коллектива, поглядывая с опаской на прожорливых представителей местной фауны. Жаль, что материальная составляющая была в нём слишком мала и он не мог нас на себе покатать в качестве ракеты-носителя. В лучшем случае он оторвался бы от "земли", с грузом в виде нас с Васечкиным, и протащил по воздуху незначительное расстояние, выбиваясь из сил.

– Постой! – вдруг воскликнул я и с удивлением повернулся к Васечкину. – А как ты разыскал меня в этом круговороте небесных сфер? Как мог узнать, куда именно унесла меня стрекоза и на чём добрался сюда? Насколько я знаю, наши адаптер-скафандры встроенными двигателями не оборудованы.

– Вот и я про то же! – гаркнул Васечкин с недовольной миной. – Простейшая модель не снабжена технологическими примочками. Мы сглупили, не подготовившись к экспедиции основательно.

Дальше Васечкин рассказал, каким образом меня разыскал. Он зарделся от гордости, вспоминая, как с помощью не дюжей смекалки придумал способ перемещения в пространстве этого необычного мира.

Выброшенный из портала и пришедший в себя после удара по голове алюминиевым закрылком (он, к счастью, пока не догадывался, кто именно его огрел), Ромка увидел, как гигантская стрекоза уносит лучшего друга в сторону небольшой планетки неподалёку. Неуклюже побарахтавшись в невесомости некоторое время и пораскинув своими находчивыми мозгами, он сообразил как быть. Ромка плюнул своей цефалидской слюной в сторону "небольшой планетки", плевок вытянулся в слюнную нить длинною в несколько километров, нить достала до поверхности и накрепко прилепилась к камню. Слюна у цефалидов своеобразная, очень липкая и эластичная, она быстро затвердевает и становится невероятно прочной. Мы смазываем ею куколок при откладывании, для укрепления скорлупы, и иногда применяем в прикладных целях, когда эти цели соответствуют возможностям слюнной нити. В данном случае Васечкин использовал её в качестве каната, по которому быстренько подтянулся. После чего покончил со стрекозой, пытавшейся нокаутировать меня до смерти.

– Подпрыгни, и тоже научишься, – посоветовал он с улыбкой.

И я, как дурак, послушался. Оттолкнулся от поверхности и подпрыгнул. Отлетел метров на десять и завис в воздухе. Неуклюже барахтал лапами в невесомости, как неумелый пловец вольным стилем, и чертыхался с добавлением специфических слов из матерного диалекта русского языка.

Притяжение в этом причудливом мире почти отсутствовало, и обратно я опускался бы минут двадцать, но мне подсобила придумка Васечкина. Я выпустил слюнную нить, и та прицепилась к камню. Я подождал с минуту, пока она высохнет и затвердеет, подтянулся по ней и встретился благодаря этому с твёрдой поверхностью. Прижавшись к вожделенному камню, как к мамкиной сиське, я категорически отказывался его отпускать. А когда, слегка осмелев, всё-таки сделал это, то для надёжности прицепился к поверхности ещё парой нитей. Мне не хотелось снова дрыгать лапами в невесомости, познавая тяготы больного церебральным параличом. Это, скажу я вам, занятие не из приятных!

Васечкин тем временем стоял на страже нашей с ним безопасности с лучемётом на изготовку. Он не особенно доверял местной фауне, не забывая о нападении стрекозы-гиганта на лучшего друга. Смотрел настороженно на гигантскую мошкару, жуков-носорогов и прочих аборигенов, подозревая присутствие среди них потенциальных хищников. И водил стволом из стороны в сторону, угрожая открыть огонь, если кто-нибудь из них вознамерится к нам приблизиться. Карлсон висел в воздухе неподалёку в не менее воинственной позе и тревожно гудел пропеллером.

Закончив тренировку со слюной, я подошёл к Васечкину, ожидая от него предложений по поводу наших дальнейших действий. Но ни он, ни Карлсон озвучивать таковые не торопились.

Светило огромной кипящей планеты между тем стремилось к закату. Сгустились сумерки, и без того инфернальный пейзаж приобретал оттенки надвигающегося апокалипсиса. Если, конечно, апокалипсис в аду возможен хотя бы теоретически. Однако, если задуматься с философским тщанием над сутью этого мнимого противоречия, то оно, противоречие, может показаться не столь однозначным, как на первый взгляд.

– Постой! – повернулся я к Васечкину, вдруг опомнившись. – А где Зиаргад и Китаурон?

Я вспомнил о них с непростительным запозданием.

– Ёлы-палы! – пробурчал с досадой Васечкин, – мы не синхронизировали с их маршрутизатором свой. – Он хлопнул себя лапой по лбу и расстроенно потряс квадратной цефалидской башкой. – Моё упущение, совсем вылетело из головы со всей этой свистопляской. 

– И ничего нельзя сделать? – поинтересовался я.

– Теперь они далеко отсюда, – Васечкин отрицательно помотал головой, – в каком-то другом, подобном этому мире, где воздух также, как здесь, представляет собой основополагающую природную стихию. Мы хрен их теперь разыщем, об этом можно забыть. Неизвестно, каких размеров эта матрица ноль-информационных миров. Она может быть почти бесконечной.

Что значит "почти бесконечной" мой жалкий мозг представить не мог. А Васечкин как следует не разжевал, потому что в следующую секунду отвлекся. Он вскинул лучемёт и, глядя мне за спину, в кого-то прицелился.

Я обернулся, чтобы посмотреть, в кого именно.

На нас летела оса, такая же гигантская, как недавняя стрекоза. Она стремительно приближалась и агрессивно жужжала.

Васечкин подпустил её ближе и хладнокровно пристрелил с комфортной дистанции. Тонкий ослепительный луч расчертил полумрак на две половины, и из осы во все стороны брызнули жидкие внутренности. Летающая хищница сбилась с курса, как пьяный водитель на ночном шоссе, и врезалась в камни на полной скорости.

Ещё две осы, летевшие за компанию параллельным курсом с потерпевшей аварию, сразу перестали воспринимать нас в качестве потенциальной пищи. Они затормозили в воздухе и с недовольным гудением разлетелись в разные стороны.

– Уф-ффф! – выдохнул Васечкин с облегчением. А Карлсон стёр со лба виртуальный пот.

К дёргающей лапками осе немедленно подбежал муравей. Совсем не такой гигантский, зато гораздо более трудолюбивый. Он героически взвалил на хребет неподъёмную тушу и потащил куда-то, вероятнее всего – в муравейник. Который, судя по всему, располагался где-то поблизости.

– Только этого нам не хватало! – проскрежетал зубами Васечкин, тревожно оглядываясь по сторонам. – Муравьи самые безжалостные из хищников! Нападут, трусами не отмахаешься. Помню, как однажды они покусали меня за яйца, я был тогда в третьем классе. Я с дуру уселся на кочку в лесу, заигравшись в "Angry Birds" на телефоне и не поглядев, что на ней. Мелкие, рыжие, злющие твари! До сих пор вспоминаю и вздрагиваю! Я полчаса подпрыгивал как припадочный, а дома намазывался зелёнкой.

Тут словоохотливый Васечкин захлопнул варежку, потому что засмотрелся на фейерверк внезапно разразившийся в небесах. Тот занял собой полнебосвода и был воистину грандиозен. Поверхность бурлящей планеты выплеснула из себя наружу значительную часть своих раскалённых недр, и чернота космоса осветилась по этой причине пурпурным заревом. Выбросы повторились несколько раз, похожие на залпы праздничного салюта и сопровождаемые громким шипением, характерным для остывания чего-то очень горячего.

Мы с Карлсоном, разумеется, засмотрелись тоже. Светопреставление действительно впечатляло. Я догадался, что один из спутников упал на планету в результате воздействия её притяжения. Бултыхнулся в кипящий океан планетарной лавы, и лава, по этой причине, выплеснулась наружу, словно горячий чай из переполненной до краёв кружки, если кинуть туда большой кусок сахара. Раскалённые брызги расплескались в разные стороны и зависли над планетой, не торопясь поддаться её слабому притяжению и спускаться вниз. Они медленно остывали, меняя цвета в радужной последовательности, а под конец потухали совсем, растворяясь в черноте космоса.

Пока мы пялились на это дело, над головой образовался облачный фронт. Следом сверкнула молния и прогремел гром. Из миниатюрной грозовой тучи, на низком как потолок небе, закапал дождь.

Он, этот дождь, показался нам очень странным. Капли падали невероятно медленно, словно в замедленном повторе при просмотре кино. Идеально круглые и прозрачные, они не торопились разбиваться о землю, буквально повиснув в воздухе. Их можно было ловить ртом и разглядывать во время падения, увидев в капле собственное отражение.

– Что вы думаете обо всём этом? – обратился Васечкин к нам с Карлсоном, приняв высокопарную позу и строя из себя не то древнегреческого философа, не то председателя колхоза на партийном собрании. – Прошу высказываться, мне нужно ознакомиться с мнениями для принятия дальнейших решений.

– Валить надо отсюда, вот что мы думаем! – ответил я максимально ёмко и предельно доходчиво.

Карлсон многозначительно промолчал, давая понять всем видом, что целиком и полностью поддерживает мою точку зрения по самому злободневному на эту минуту вопросу.

Васечкин удовлетворённо кивнул, закончив на этом импровизированное партсобрание, и подвёл промежуточные итоги:

– Портал, из которого нас выкинуло, мы потеряли. И найти его без мощной оптики или специальных приборов нам вряд ли удастся. – В качестве демонстрации своих слов Васечкин окинул взмахом руки окружающий нас небосвод с несметным количеством лун. – Планетоидов кругом пруд пруди и все они вращаются без остановки, – прокомментировал он свои последние наблюдения. – Иди, вспоминай, с какой стороны мы сюда явились. А даже если и вспомним – что толку? Цефалиды не птицы, по воздуху летать не умеют, а средств передвижения у нас нет.

Мы с Карлсоном проявили терпение, выслушав до конца тираду Васечкина на тему "неумёх-цефалидов" и отсутствия транспорта. И даже ни разу не попросили его заткнуться. Разглядывали себя красивых в кривых зеркалах из капель замедленного дождя и молчаливо поддакивали, посредством кивания головами.

Наконец, нашему философу и председателю партсобрания в одном флаконе надоели разглагольствования с самим собой и он прицепился к Карлсону. Задал тому полдюжины заумственных вопросов и потребовал дать на них развёрнутые ответы.

Толстяк с пропеллером отвечал старательно и терпеливо, не особенно обращая внимание на надоедливого Васечкина. Он говорил отвлечённо, словно вызубренный урок, и летал под неподвижным дождём, не спеша вращая моторчиком и собирая капли на одежду. Его интерес целиком и полностью сконцентрировался на гигантских дождевых мухах с красивыми переливающимися крыльями, какие бывают у эльфиек из фэнтезийных сказок. Наружность мух была близка к гуманоидной, и мне подумалось, что толстячок запал на экзотических красотулек. В разговор я не вслушивался и потому не стану позориться, пытаясь пересказать крупицы, что уразумел мой жалкий мозг из той мозголомной ахинеи, которую они несли на пару.

– А если просто попросить помощи... – брякнул я, подловив момент, когда они оба заткнутся. – Наверняка найдутся желающие вытащить нас отсюда за хорошее вознаграждение.

Карлсон и Васечкин осоловело переглянулись. Рассуждая о высоких материях и глобальных сложностях актуального на этот час бытия, они не подумали о самом элементарном.

– Возможность экстренной эвакуации! – Васечкин треснул себя по лбу тяжёлой цефалидской лапой, как следует встряхнув мозги. Таким образом он наказал их за непростительно медленное шевеление внутри черепной коробки. – Об этом я не подумал!

– Я могу связать вас с кем-нибудь по гиперпространственной связи, – внёс предложение Карлсон, позабыв на миг о красавицах-мухах. – В каталоге полно дельцов предоставляющих такого рода услуги. К примеру, Роркан с Бразеведры.

– Так связывай, что тормозишь! – рыкнул я.

Карлсон кротко кивнул и отвернулся от экзотических мух, повернувшись к нам. А следом выудил из широких штанин допотопный сотовый – огромный, как рация, и с выдвижной антенной. По таким в девяностые связывались братки, забивая друг другу стрелки.

– Позвоню двадцати абонентам разом, – объяснил он. – На балансе у нас пусто, поэтому придётся воспользоваться услугой: "мультизвонок за счёт отозвавшегося абонента". Будем надеяться, что кто-нибудь поднимет трубку. – Карлсон понажимал на кнопочки, и послышались гудки вызова.

– Будем надеяться... – сердито передразнил Васечкин.

– Алло, Роркан слушает! Алло, говорите! – послышался голос из аппарата в режиме громкой связи.