На широкой, холмистой равнине, окруженной с одной стороны густым ельником, с другой, небольшой, но глубокой речкой Граматухой, раскинулись кирпичные, побеленные известью корпуса пионерского лагеря «Ласточка».
Ухоженный, с узенькими асфальтированными дорожками и большой спортплощадкой лагерь, был построен в начале шестидесятых годов местным колхозом-гигантом «Победа» для своих ребятишек.
Каждое лето, особо отличившимся в труде родителям, сам председатель колхоза, старый коммунист Арсений Палыч Быков, в красном уголке под звуки фанфар, вручал долгожданные путевки.
– На сцену приглашается заслуженный комбайнер Макушкин Александр Михалыч. – распоряжался Быков, сидя в президиуме вместе с главным агрономом, и улыбался, оголив свои белые, ровные зубы. – За ударный труд, вам вручается путевка на первую смену. Поздравляю!
Присутствующие в зале колхозники, восторженно аплодировали, и перешептывались между собой.
Пристроить свое чадо на целых три недели на полное дармовое довольствие, считалось большой удачей. Дети были под надежным присмотром, сытно накормлены, и заняты общественно-полезным делом. Пионерские линейки, различные спартакиады, смотры художественной самодеятельности, и иной похожий досуг, были в большом изобилии.
Как-то в одну из таких смен, прислали в лагерь по комсомольской линии, трех помощников директору, а точнее помощниц, студенток последнего курса пединститута, из города.
Видные, не по годам начитанные, и острые на язык, они значительно отличались от сельских девчат, и старались держаться от них на расстоянии.
– Манька, Дуська, Дашка. – передразнивали будущие учительницы своих коллег из местных простушек. – Пойдем к колодцу по воду, да поговорим? – нарочно окали они, и громко хохотали.
Строгая, пожилая директриса «Ласточки», не в меру упитанная, старая дева Ангелина Игнатьевна Дынина, знала о поведении своих незваных помощниц, и негодовала. Если бы не установка районного начальства о внедрении на периферию городского климата, то эти барышни уехали бы в первый день, не распаковывая чемоданы.
– Здесь со своими бы оболтусами разобраться, а тут еще этих наштукатуренных прислали. – негодовала Игнатьевна, хмуря брови. – Не дай Бог, наши деревенские кобели пронюхают, что тут такие фифы прописались, повадятся еще сюда. Ну Роман Гаврилыч, ну и подкинул же ты мне работенки на старости лет. – молча возмущалась Дынина на первого секретаря райкома. – Мне надо за детьми смотреть, а тут эти. Ох-хо-хо! Из них помощники, как из меня балерина. Только и горазды журналы похабные читать, щечки пудрить с носиком, да ногти пилочкой точить. Это надо, какие бездельники. Помощницы гребаные, прости меня Господи.
В один из поздних вечеров, зайдя в комнату к студенткам, и увидев их играющими в подкидного, директриса строго пригрозила:
– Если я еще хоть один раз увижу у вас карты, будете весь день полы у меня драить! А ну быстро спать! Хорошо, я погляжу, устроились. Весь день с журнальчиком на пляже, а вечером картишки?! Нормально вы мне помогаете. – не моргнув глазом, выпалила она, и громко хлопнула дверью.
Барышни, ничуть не испугались, залились громким смехом, и продолжили играть.
Шло время. Каждый день был похож на другой, как две горошины. Днем лежали на шезлонге у воды, вечером в комнате, страдали от безделья.
– Приеду в город, все выскажу папаше своему. Отправил на природу называется. – возмущалась Ленка, дочь инструктора обкома, самая шустрая из троицы. – Колхоз, и есть колхоз. Да тут кругом навозом пахнет, и крапива. Беее!
– И я бы лучше с Альбертом на юга махнула, если бы не мать. Сначала, говорит, поженитесь, а потом по курортам разъезжайте. – поддержала вторая студентка, лупоглазая, с прической под каре Людмила. – Только сгорела вся, и даже крем не помогает. – и осторожно дотронувшись до кожи, состроила гримасу.
Третья особа, брюнетка по имени Анюта, томно вздыхала, рассматривая в глянцевом журнале картинки с мускулистыми красавцами.
Три закадычных друга, Димка Гордеев, Пашка Королев и Макс Рябинин, не так давно вернувшиеся из армии, узнали от знакомого киномеханика, крутившего в пионерлагере фильмы, что десять дней назад в «Ласточку» из города, приехали студентки из института. Красивые, и слегка распутные. Прибыли на месяц, помогать директору.
– На наших сроду не походют. – с интересом рассказывал киномеханик пацанам. – Гладкие такие. Как вопьются своими бесстыжими глазищами, аж мурашки по спине туда-сюда. Был бы холостой, пошуровал бы там как следоват.
– Как следоват?! – оживился Димка. – Говорить сначала научись, битюг. А ведь это идея мужики. Надо обязательно наведаться до них. – и хитро подмигнул друзьям.
– Куда тебе женатику?! Идея у него, наведаться. Ха-ха-ха! – засмеялся киномеханик. – Только год назад, как свадьбу сыграл, а все туда же. Тоже мне кавалер с обручальным колечком.
– Ты кстати помирился со своей-то? – полюбопытствовал Рябинин у Дмитрия.
– Сама пусть первая идет на мировую. Это не я ее с панталыку сбивал. – завозмущался Гордеев. – Ей надо было меня проверить, а не мне ее.
Парни внимательно смотрели на Димку, и каждая клеточка их лиц, требовала продолжения истории.
– Сижу я неделю назад в гараже, на ремонте был. Вдруг вызывает меня по громкой связи диспетчер, дескать, барышня какая-то просит к телефону. Я бегом туда. Чего, думаю, за барышня такая. Поднес к уху трубку, а на том конце провода интересный женский голос, предлагает вечером встретиться в интимной обстановке. У меня аж уши покраснели. Откуда, говорю, меня знаешь-то родимая? Номер-то, спрашиваю, кто дал? А она только хихикает, и шепчет че-то в трубку. Приезжай, говорит, не пожалеешь. Ну, я и поехал на свою головушку. Вина в сельпо купил, апельсинов. Подъехал к сельсовету к десяти, где условились с ней встретиться. Включил тихонько музыку, сижу, значит, жду. Сердчишко в груди, тук-тук-тук. Тут задняя дверца открывается, и в машину залазит жена, собака. Приехал, говорит, кобель? У меня аж дар речи пропал. С подружкой на работе договорилась, холера, меня проверить. А я повелся, как дурак. Полаялись маленько, да разбежались. Я к своей матери, она к своей. Сама зараза замутила, а я щас виноват. Ну как я не приеду, раз баба сама просит?!
Киномеханик молча обвел всех взглядом.
– Я все сказал. Решайте дальше сами, чего с ними делать. Мое дело просигнализировать. А бабы ох и дельные. Грех не наведаться к таким.
– Ступай родимый! – махнул рукой Димка, и подмигнул ему. – Спасибо конечно за информацию. Мы дальше как-нибудь уж сами.
На следующий день, друзья купили в сельмаге несколько бутылок крепленого вина, шампанского, яблок, шоколадных конфет, халвы и кое-что еще из вкусностей. Дождались позднего вечера, и пошли к студенткам.
Пока брели по тропке через лесной бурелом, у всех в голове, крутились различные, бесстыжие мысли.
– С городскими интересно! – возбуждался Рябинин. – Отвязные они какие-то. Пьют, как лошади, и курят. Я помню, мы в армии в увольнительную с товарищем ходили, и познакомились с одной такой. Десятилитровую канистру столового винца купили, сели в сквере на скамейку, и давай ее цедить. Мы, два здоровых лба в умат. А она сидит, и хоть бы хны ей, ни в одном глазу. Ребята, говорит, мне с вами не интересно. Я-то думала, вы щас допьете, и приставать ко мне будете, а вас самих хоть. Тьфу!
– А не хрена было жрать в три глотки! – недовольно буркнул Димка. – Надо было сначала ублажить эту фифу, а уж после лакать. Казановы мать вашу. Все вас телят учить надо.
– Это мы-то жрали? – вытаращил глаза на Гордеева Максим. – Тебе напомнить, как ты домой на дембель ехал?
– Хее! – расцвел в улыбке Димка, и по его телу разлились приятные воспоминания. – Зато есть че вспомнить Рябина! Рассказать еще? Тогда слушайте. Только в плацкарт мы, значит, с сослуживцем сели в Москве на Казанском вокзале, сразу за хорошую дорожку по стакану тяпнули. Ну а где стакан, там и второй, и третий. Едем, пьем, да спим. День с ночью перепутали. Гляжу, че-то долго мы до Урала-то катим. Тут проводница объявляет конечную станцию. Выходим мы на перрон, холодина. Гляжу, дед какой-то с метлой, и в фартуке стоит. Спрашиваю, че за город, отец? Чита, говорит, солдатики. Тут мы на заднюю точку и сели. В карманах дырки от бублика, знакомых никого. Пошли товарняки разгружать, чтоб денег на билеты заработать. Дембельнулись, так дембельнулись. – и все заливисто захохотали.
За веселой болтовней, ребята не заметили, как подошли к забору лагеря.
На улице было темно и безветренно. Черный, еловый лес, стоял плотным частоколом, не шелохнувшись. Где-то вдалеке, со стороны Граматухи, были отчетливо слышны кваканья лягушек, перемешанные со стрекотанием повсюду множества сверчков.
– Через центральный вход опасно. Засекут. – прошептал Королев, и с опаской огляделся по сторонам. – Там сторожихина избушка близко. Еще заметит ненароком, курва. Шум поднимет.
И все трое, аккуратно перемахнув через невысокую ограду, украдкой, будто воры, двинулись в сторону воспитательского корпуса.
Тихонько постучавшись к студенткам в номер, Димка приоткрыл незапертую дверь, и просунул голову.
На стене в комнате тускло светила бра, с трудом освещая полосатые обои, небольшой полированный столик и три тумбочки. Девчата, одетые в цветастые пижамы, лежали на кроватях, и тихо разговаривали.
– Тсс! – прошептал Гордеев, глядя на них. – А мы к вам в гости, красавицы. – и друзья, друг за другом, зашли внутрь, и с интересом уставились на студенток.
Девушки нисколько не засмущались. Скорее даже наоборот, были несказанно рады лицезреть в своем женском логове незваных гостей, дерзко, по-хозяйски, вторгнувшихся в их одинокую компанию.
– А мы и не возражаем! – прохихикали они, и сели на кровати.
– Ну с вас тогда стаканы! – расцвел в улыбке Макс. – И будем пить на брудершафт.
Барышни, моментально задернули шторы, накрыли на стол, и всем сделалось хорошо, и непринужденно.
Прокутив до рассвета у новых знакомых, напившись вдоволь, и нацеловавшись от души, парни решили закругляться, так как всем надо было рано утром на работу.
– Мы теперь каждую ночь будем к вам приходить, если вы не против конечно. – смотрел влюбленными глазами на студенток Димка.
– Уж больно сладко целоваться с вами! – поддакивал Максим.
Девчата, заинтриговано заглядывали в глаза своих сельских кавалеров, и цвели.
Возможно, эти похождения так бы и остались в тайне, если бы директрисе не приспичило в одну из ночей, подышать свежим воздухом.
– Это еще что за тени там крадутся у забора? Неужто воры? – пристально уставилась Игнатьевна на тени визитеров, и стала за ними наблюдать.
Дождавшись, как ухажеры зайдут в комнату к студенткам, Дынина резко распахнула дверь.
– Этого мне еще не хватало! – с ходу зарычала она. – А ну марш отсюда, кобели. А вы кошки драные, быстро погасили свет, и под одеяло. Утром будем разбираться. – и смахнув рукой все со стола, вытолкала троицу на улицу.
– Ну Ангелина Игнатьевна! – жалобно упрашивал Димка директрису. – Мы посидим немного, и уйдем. Когда еще с такими доведется встретиться?!
– Куда посидим, охальник? У тебя молодая жена дома сидит, а ты сюда приперся. Тоже мне сидельщик. Вон отсюда. Еще раз придете, милицию вызову. Вон, я сказала!
И друзья, молча поплелись к центральному выходу.
Смена подходила к концу, и в эту пятницу девчата уезжали домой.
Через старого знакомого киномеханика, студентки передали для ребят записку, что бы те зашли к ним этой ночью, попрощаться.
– Эта ушлая рыба наверно догадывается, что мы сегодня ночью обязательно придем. Она нас с суши будет ждать, а мы на лодке подплывем, и хрен она получит. – придумал Димка, и все похвально закивали головой.
На улице было три часа ночи. Было душно и темно. Лишь желтый круг растолстевшей луны, освещал серебряную полоску реки, уходящую вдаль, и растущие по ее пологим берегам редкие кусты ивняка и крапивы.
Выплыв из-за крутого изгиба Граматухи, сразу же показались серые корпуса пионерского лагеря.
Сделав несколько гребков веслами, лодка аккуратно причалила бортом к деревянному пирсу.
– Тише! – показывал жестами Гордеев. – Толково я придумал? Щас пришвартуемся, и потихоньку пойдем. А эти умники пусть нас с той стороны караулят, раз им так неймется.
Не успели ребята выйти из лодки, как из-за толстой сосны выбежал высокий, худой словно жердь, силуэт.
– Стоять! Милиция! – хриплым, прокуренным голосом закричал он, и громко топая кирзовыми сапогами по деревянному пирсу, бросился в сторону лодки.
Максим, резко соскочил со скамейки, вытащил из уключины одно весло, и живо оттолкнулся им. Лодка тут же отплыла на середину.
Разогнавшийся по скользким доскам милиционер, потерял равновесие, и кубарем полетел в реку.
– Ходу Макс! Ходу говорю! – заголосил Димка, и ухажеры мгновенно скрылись в темноте.
– Вот ведь подлецы какие. – шипел от злости, промокший до нитки капитан. – Успели сволочи слинять. Ну паразиты, теперь держитесь у меня. – и мотая в разные стороны плешивой головой, уставился на директрису лагеря.
– Немного мы с тобой поторопились. – охала Дынина, кусая от обиды губы.
На следующее утро, ребята, опустив в пол глаза, сидели в кабинете у председателя колхоза Быкова, где участковый инспектор Кукушкин, в сыром, помятом кителе, составлял на всех протоколы за мелкое хулиганство.