Духовный трепет отражается в морщинках шагреневой кожи.
Ван Ли-чжун, китайский кожемяка.
***
-Ом, ом, ом, -кружит над Великим Нахоем дух чайки.
И ниже, стелясь на застывшую реку, вторит гортанному призыву натянутая на пожелтевший обруч истонченная кожа древнего зверя:
-Бум, бум, бум!
-Что это, -поднимает голову аксакал.
-Это она, это она, -сливаясь с созвучием старого бубна и человеческой гортани, гомонит толпа.
-Тесно мне, тесно, -морщинистые пальцы аксакала пытаются разжать обруч окруживших его людей.
-Ты должен, ты должен, -притоптывая, усиливают общий резонанс собравшиеся.
Сливаясь, энергетика толпы поднимется невидимой воронкой к выбеленному морозом небу. И лишь лежащий в центре аксакал, словно выброшенная на берег рыба, хватает ртом воздух.
-Не пускайте, не пускайте!
Но захваченный общим движением крик чайки невидимой молнией пронзает темя старика.
-Ом, ом, ом.
И бубен, с истонченной кожей древнего зверя святым нимбом зависает над плешивой головой.
-Бум, бум, бум!
-Хорошо,-то ли соглашаясь с толпой, то ли -удовлетворяясь, шепчет аксакал.
Круг, рассыпаясь на отдельные фрагменты, исчезает.
И лишь лежащий в центре аксакал все ещё бездумно глядит вслед улетевшей чайки.
Заканчивается самая длинная ночь Нахоя.
Следующий день уже несет так нужную всем минутку.