1.
С утра Сергей Сергеевич ощущал отрешённость и какую-то особенную отстранённость от остальных людей. Все встречают новый день, начинают заново свои дела, а для него из-за ночного и бессонного дежурства этот день - невольное продолжение старого. Поэтому возникало впечатление одного, но необычно длинного дня, который, не сумев закончиться, перешёл в утро. Прямо какой-то непрекращающийся день.
При сильной усталости у него уже не в первый раз появлялся любопытный психологический феномен: всё окружающее воспринималось им как бы со стороны. Сергей Сергеевич привычно делал всё то, что полагалось, но мысли, обычно поглощённые вот этими самыми текущими делами и действиями, сейчас существовали отдельно, сами по себе. Более того, они как-то особенно легко улетали в какое-нибудь далёкое воспоминание, которое, казалось бы, никак не было связано с настоящей реальностью.
Так и сегодня. Почему-то вдруг вспомнилось, как они шли по Волге: от Ярославля через Азовское море, вокруг Крыма в родной Донузлав. Впрочем, «шли» - громко сказано. Их МПК – малый противолодочный корабль - тянул буксир, судно стояло на понтонах, и его ватерлиния на целый метр возвышалась над водой.
Как только вышли из дока, кэп сразу ушёл в запой и лишь изредка показывался на палубе с «Макаровым» в руке – бледный, осунувшийся и злой. Недовольно оглядывался вокруг, делал пару выстрелов в сторону чаек, плевал за борт и уходил в свою каюту.
Продукты на корабле подозрительно быстро закончились, и старпом объявил, что команда переходит на «подножный корм». Слава Богу, стоял плодородный август и «корма» вокруг хватало. Его добыча происходила следующим образом. Старпом внимательно осматривал в бинокль берег, командовал остановку и вызывал мичмана.
- Вон там огурцы, а там картошка. Трое набирают огурцы, шестеро картошку. Баркас не брать: пусть изображают набег, совершаемый без ведома начальства. Даю час.
Назад - от берега к кораблю - плыли страшно довольные и возбуждённые совершённым безнаказанным воровством. Каждый плыл с рюкзаком на спине, с радостью восклицая:
- Заодно и картоху помоем!
- Да и сами помоемся…
Однажды, во время такого заплыва, Сергей приотстал от остальных, и разыгравшаяся в следующую минуту сцена прошла перед его глазами как на экране кинотеатра. Около переднего торпедного аппарата появился капитан: в кителе, трусах и с пистолетом в руке. Судорожно ухватившись за леер, он несколько секунд непонимающим взглядом смотрел на подплывающих к кормовому трапу матросов, а потом яростно закричал:
- Кто такие? Прочь от борта! Стрелять буду!
К нему подбежал старпом, но свои два выстрела кэп сделать успел. Одна пуля задела плечо Мишке, первому подплывшему к понтону. Рана оказалась не очень серьёзной, смогли обойтись силами своего фельдшера, чтобы не поднимать шума. Мишку потом ублажали и поили водкой до самого Чёрного моря.
Они с Михаилом были врагами, и Сергей иногда любил представлять себе, как их МПК выходит в море и в темноте он незаметно сталкивает Вальку за борт. Вражда объяснялась просто: Мишка был «дед», до дембеля ему оставалось три месяца; а Сергей – «салабон», внезапно вырванный на морскую службу полгода назад со второго курса института, после какого-то принятого депутатами дурацкого закона. Поэтому, когда он услышал выстрелы и увидел, как Мишка, цепляясь рукой за понтон, уходит под воду, то неожиданно для себя испытал не страх, а радость, хотя понимал, что следующей мишенью может стать сам…
В дальнейшем в течение уже, наверное, большей половины своей жизни Сергей Сергеевич неоднократно замечал, что если он к кому-нибудь питал сильную ненависть, то с этим человеком обязательно случалась какая-нибудь неприятность: или он надолго заболевал, или у него случался пожар, или, на худой конец, обворовывали в электричке…
И чего это ради память выискала в его голове сейчас именно тот случай?..
Сергей Сергеевич, не торопясь, добрёл до административного здания. Место секретарши ещё пустовало: Нина опаздывала. И попробуй сделать ей замечание, если полночи она провела с ним! Впрочем, он и сам сейчас бы не отказался вздремнуть. Сергей Сергеевич и надеялся во вторую половину ночи отоспаться, но как нарочно вызвали в отделение сначала к одному больному, потом к другому…
Он взял со стола секретарши уже принесённую почтальоном почту и зашёл в свой кабинет. Скинул пиджак, сел за стол и принялся просматривать содержимое конвертов.
Достойным его полусонного внимания оказалось только одно письмо - жалоба, прошедшая проштемпелёванный ряд нисходящих инстанций: от канцелярии президента до Областного Управления здравоохранения. Последняя резолюция предлагала Сергею Сергеевичу «рассмотреть изложенные факты и дать ответ в установленном порядке».
Претензии были изложены со знанием дела, грамотно и лишь в конце письма ядовито касались персоны главного врача. Ничего из прочитанного Сергея Сергеевича не удивило. Всё это он, разумеется, знал не хуже, а, пожалуй, и лучше анонимной «группы сотрудников больницы». И на каждую подковырку был готов дать самое исчерпывающее и объективное объяснение. Между прочим, черновик ответа уже давно лежал в особой папке, так как эта жалоба была не первой.
Те язвительные пункты, которые касались лично его, абсолютно соответствовали истине, но в такой же абсолютной степени оставались совершенно недоказуемыми.
Ну, спит он со своей секретаршей. А кто видел? Или кто-то свечку над ними держал? И что ему делать, если жена два года тяжело больна, а в соседнем кабинете сидит смазливая молодая разведёнка? На этот пункт он обычно и не отвечал.
Обвинение в том, что «главный врач заставил поделиться с ним своими премиями всех заведующих отделениями», конечно, посерьёзнее. Но никто, разумеется, это не подтвердит, а с единственной оппозиционно настроенной к нему Волковой он как раз и не связывался. Так что в жалобе промашка: отнюдь не «все» заведующие с ним поделились. Эта деталь, кстати, говорит в пользу Волковой: значит инициатор жалобы, скорее всего, не она.
Кстати, насчёт премий. Облздрав уже завалили подобными письмами! Начальник кадров ему не раз открыто говорил: «Надоело, Сергей Сергеевич! Или утихомирь свой коллектив, или… извини…»
Он даже на отчётном собрании сказал, что из-за частых и необоснованных кляуз в Управлении здравоохранения сложилось негативное отношение к их больнице, и вряд ли они теперь могут рассчитывать на премии. В смысле, никому ничего больше не обломится, и сами будете в этом виноваты.
И действительно не обломилось. Но только ему и главбуху, так как им двоим премии назначались отдельным приказом. А всем заведующим – по два оклада! Ни хера себе музыка! Ну, разве справедливо? Он что, меньше других вкалывает? Вон, даже дежурить приходится. А разве в каждой больнице главный врач берёт ночные дежурства?
Поэтому Сергей Сергеевич со всеми (кроме, разумеется, Волковой) немногословно, но выразительно поговорил, когда ещё никто, кроме него, не знал о назначенной премии. По одному вызывал заведующих к себе в кабинет и рисовал на листе бумаги финансово-живописную композицию (в душе побаивался припрятанного у кого-нибудь за пазухой диктофона), которая выглядела следующим образом. В расположенном в центре круге он писал: «Даю премию в два оклада». И предоставлял удивлённо-обрадованному врачу минуту для излияния своей благодарности. Затем рисовал две длинные стрелки. Одна тянулась в сторону пришедшего заведующего отделением, другая – к своему собственному животу; над ними дописывал: «по 1 окладу». Ни от кого возражений не последовало. Если кто и был недоволен, то молчал в тряпочку. Так что если уж быть точным, то были даже соблюдены элементы демократичности. Никого он не принуждал и, как пишут в жалобе, не «заставлял».
Будучи опытным администратором, да и не самым плохим психологом, Сергей Сергеевич умел и «брать», и «давать». Поэтому, когда после получения в кассе премии очередной заведующий заходил к нему в кабинет и, смущаясь, клал на край стола конверт с деньгами, то он небрежно смахивал его в предусмотрительно выдвинутый ящик, и говорил не «спасибо», а что-нибудь вроде:
- Так когда же мы начнём койко-день улучшать, Николай Владимирович? Ваше отделение нам основной показатель подрубает! А?.. Может быть, уплотните пару палат дополнительными койками? Подумайте…
Подобными репликами Сергей Сергеевич умело затушёвывал происходящее неприятное действие. И заведующий выходил от него, думая не об отданных деньгах, а о необходимости начинать нежелательное уплотнение своего отделения.
Третий камень в его огород бил ниже пояса. Больница приобрела 50 кроватей, и покупку, естественно, оформили по всем правилам. Существовал лишь один небольшой нюанс, о котором никто, кроме самого Сергея Сергеевича не знал. Кровати можно было приобрести в нескольких фирмах. Он отдал распоряжение купить их в «Медине», где они стоили значительно дороже. И получил от фирмы, разумеется, неплохой «откат» наличными.
Но ведь никто об этом даже не догадывался!
Сергей Сергеевич по привычке поделился удачно провёрнутым делом только с женой. Живут вместе двадцать лет, а он никак не может избавиться от ощущения её превосходства. С самого начала Валентина, оставаясь в тени, давала всегда ему толковые советы, и своей карьерой Сергей Сергеевич в немалой степени был обязан ей. Умная баба, ничего не скажешь, и жили они до последнего очень даже неплохо. Но вот за два года её болезни, когда неожиданно возникший диабет принял прогрессирующий характер, отношения разладились. Конечно, ей уже и про Нинку нашептали, но не может жена на своего мужа, от которого, между прочим, во многом зависит и её собственное благополучие, анонимки писать!? Нелогично!
Чего она этим может добиться? Чтобы его сняли с работы?
Ну, снимут и переведут в простые врачи. Приносить домой денег будет в пять раз меньше. Кому хуже?
Впрочем, в последнем случае, они наверняка расстанутся с Ниной. А он хоть сейчас готов был уйти с ней, куда глаза глядят. Пусть каких-нибудь пять лет жизни с молодухой, но будут его. А там хоть трава не расти. Мужики всё равно подолгу не живут.
Может быть, Валентина таким хитроумным путём хочет разлучить его с Ниной? Боится, что та «уведёт» его. Кстати, разговоры на эту тему у них с Ниной велись, но пока чисто предварительные… Легко сказать: оставить тяжело больную жену. Это значит рассориться и с дочерью… И бросить квартиру… И куда он пойдёт?
Вот и получается, что основным препятствием его благополучию теперь выступала собственная супруга. Сколько лет она ещё проболеет? Сколько времени ему ещё читать подобные анонимки?..
2.
Валентина «захомутала» Сергея, когда они оба учились на шестом курсе медицинского института. Естественно, они были хорошо знакомы друг с другом, но не пробегала между ними та самая искра, которая возникает только у двух предназначенных друг для друга людей. Сергей после возвращения из флота, так и не смог полностью сосредоточиться на учёбе. Выработанная за время службы привычка «лишь бы не работать», мешала ему; институт он кончал с горем пополам, но оставался весёлым и неунывающим плейбоем местного разлива. Никаких предпочтений в обширной сфере медицинских специальностей он так и не приобрёл. Сергей снисходительно взирал на старания сокурсников «зацепиться» на какой-нибудь кафедре, и не без пижонства заявлял очередному, поделившемуся с ним своими переживаниями по этому поводу товарищу:
- А мне – хрен по деревне! Где будет свободное место, туда и поеду.
Поэтому Валентине не составило большого труда уговорить его согласиться с её деловым предложением. Сергей даже не подумал о том, почему она, незамужняя 26-летняя дылда обратилась именно к нему, оставшемуся к окончанию института неженатым. Её речь, как и всегда во всю последующую совместную жизнь, была логична, последовательна и напоминала рассуждения игрока, анализирующего шахматную партию.
- Послушай, Серёжа. Это небольшая больница, где лечатся психически больные, страдающие туберкулёзом. Требуются одновременно два врача-специалиста: фтизиатр и психиатр. Желающие сразу получают по две ставки на нос и отправляются на специализацию. Представляешь! Место, разумеется, сельское, но и стаж будет идти «сельский». Для начала, чтобы заработать и встать на ноги, лучше места не придумаешь. И от города не очень далеко. Ты кем бы хотел работать, фтизиатром или психиатром?
- Главным врачом! – ещё не воспринимая всё услышанное серьёзно, ответил Сергей.
- Очень хорошо. Тогда ты будешь специализироваться по психиатрии, потому что больница психиатрическая и главный врач должен быть психиатром. А я буду специализироваться по фтизиатрии. Ну, пошли?
- Куда?
- В Облздрав. Ты думаешь, других таких охотников не найдётся? Представляешь, у нас будет практически СВОЯ больница, СВОЙ автотранспорт, СВОЁ хозяйство! Представь, как там можно развернуться? Это не простым ординатором плясать под дудку заведующего отделением. Там ты будешь сам себе начальник. Представляешь?
И Сергей представил.
На месте главного врача он неожиданно в первую очередь для самого себя почувствовал себя очень уверенно. И «развернулся», проявляя во всех начинаниях необыкновенную удачливость и обнаружив невесть откуда взявшиеся способности администратора. Вся лечебная работа практически легла на плечи Валентины, с которой они вскоре как-то само собой и поженились. А Сергей сначала организовал ремонт старых барачного типа корпусов, потом построил новый кирпичный, и за несколько лет захудалая и запущенная больничка превратилась во вполне приличное лечебное учреждение.
Вот тогда-то у них и родилась эта закрепившаяся на всю жизнь привычка: посидеть, не включая телевизор, после работы вдвоём, обменяться впечатлениями и посоветоваться. Сразу сложилось так, что чаще и больше говорил Сергей, а Валентина его внимательно слушала, комментировала события и советовала, как лучше поступить.
Через два года родилась дочка, и они решили, что ей лучше расти здесь, на деревенском воздухе и парном молоке. Но когда семилетняя Настёна, рассматривая открытку с панорамой Москвы, произнесла: «Это Кремль, это башни, это ферма, а в ней коровки живут…», Валентина решила:
- Пора переезжать в город, Серёжа. Иди в Облздрав, тебя там теперь хорошо знают.
Они переехали в Рязань, где дочка, окончив городскую среднюю школу, поступила (не без протекции знакомых, конечно) в институт. И тут Валентина во время одной из вечерних «посиделок» сказала:
- Квартира всё равно маленькая. Её надо дочке оставлять, а самим куда-нибудь на «вольные хлеба» отправляться. В такое время в городе не проживёшь.
Как раз наступали трудные для всех бюджетников 90-е годы. И пока все ждали, что вот-вот всё само собой и образуется, Сергей добился назначения главным врачом в районную больницу, которая была гораздо больше той первой, такой памятной и о которой он до сих пор вспоминал с грустью и удовольствием. И сразу получил полагающуюся главному врачу служебную квартиру.
3.
К вечеру после второго, всё никак не кончающегося, рабочего дня с обычными нервотрёпками и делами Сергей Сергеевич устал ещё больше. Да, ночные дежурства уже не для него. Впрочем, если бы он всю ночь спал…
Придя домой, на скорую руку поужинал и, как всегда, зашёл в спальню, из которой в последние месяцы практически не выходила жена, «посидеть». В последнее время, конечно, содержание их совместных бесед изменилось, но привычка ещё осталась. Говорили уже больше о её состоянии, о возможных новых методах лечения. Связь Сергея Сергеевича с секретаршей Ниной внешне никак не отразилась на его отношении к жене: он всегда был и оставался заботливым и добрым мужем. Но ощущение близости и полной искренности из таких бесед постепенно исчезло. Более того, в последние месяцы Валентина стала раздражительной, язвительной, даже злой. Она могла встретить его словами: «Что-то от тебя сегодня какими-то паршивыми духами пахнет. Не жадничай, дари любовницам такие же, как у меня». Ну, какая после этого может быть интимность и откровенность? Да и Сергей Сергеевич уже побаивался ненароком проговориться о чём-нибудь, что могло оказаться связанным с Ниной…
Жена колола себе инсулин трижды в день. Вечерами это часто делал Сергей Сергеевич, производя инъекции в те места, куда самой Валентине было не очень удобно дотянуться.
Так всё происходило и сегодня. Вместо обычного разговора обменялись колкостями, испортили друг другу настроение, и Сергей Сергеевич не выдержал:
- Может, хватит? Мало мне на работе ругани. И так устал, как собака… Выпей реланиум и угомонись. Ну, сколько можно об одном и том же?…
Валентина внезапно быстро согласилась.
- Да, мне и самой это надоело… Сделай мне пару кубов реланиума, а то я с феназепама уже не засыпаю.
Сергей Сергеевич ввёл ей реланиум. Затем в особый шприц-«инсулинку» надо было набрать восемь единиц инсулина и сделать инъекцию куда-нибудь в верхнюю часть ягодицы. Он начал набирать из флакона лекарство. Жидкость дошла до восьмого деления, но он не остановился. Пальцы почему-то продолжали упорно оттягивать поршень. Смочил ватку спиртом и наклонился над располневшей во время болезни женой. Если ввести всю дозу, то у неё разовьётся гипогликемическая кома, которая, не окажи срочной помощи, приведёт к смерти. Тем более что после снотворных она просто заснёт. Заснёт и не проснётся…
Игла легко вошла в тело, и он нажал на поршень. Ввёл восемь единиц и остановился. Какую-то секунду помедлил, потом резко вынул иглу и выпрямился.
И услышал:
- Погоди, не бросай шприц. Покажи мне его.
Сергей Сергеевич молча протянул Валентине шприц с оставшейся дозой. Жена взглянула на него и ехидно проговорила:
- Значит, не сегодня, дорогой? А я всё жду, когда же ты решишься…
Ему, конечно, надо было сразу ответить: «Да, какая разница сколько я там набрал?! Ввёл же ровно восемь. И вообще я сегодня страшно устал, а ты меня ещё в покушении на убийство начинаешь обвинять! Мало мне одной жалобы на сегодняшней день! От неё ещё отмазываться и отмазываться. А тут ты…»
Но он промолчал. Слишком устал, чтобы правдоподобно оправдаться. И потом в её словах, как и в той анонимной жалобе, всё было верно, хотя ничто и никем не доказуемо.
Кроме него самого.
Сергей Сергеевич последние месяцы спал на тахте в кабинете. За свою жизнь им приходилось несколько раз менять города и квартиры, и Валентина всегда старалась сделать так, чтобы у мужа был свой «рабочий кабинет», в крайнем случае, свой рабочий угол с письменным столом.
Несмотря на сильную усталость, после всего происшедшего за столь долгий день он не смог сразу заснуть. Не без некоторого насилия над совестью, Сергею Сергеевичу пришлось признать, что если придерживаться точной хронологической последовательности, то он сначала связался с Ниной, а потом у жены резко обострился диабет. Может быть, его подсознательная недоброжелательность по отношению к жене материализовалась в её болезнь? Сергей Сергеевич был уверен в том, что, если он начал думать о её смерти, то тем самым невольно приближает кончину. Сколько раз у него невольно получалось так, что с его недоброжелателями случались непредвиденные несчастья! Жена, конечно, не враг… Во всяком случае, до последнего времени не было его врагом… А теперь ещё она воочию убедилась в его плохо скрываемом негативизме.
Ну, и жизнь у них начнётся! Тут действительно – кому-то лучше уйти в иной мир…
На одной из книжных полок за разноцветными томами у Сергея Сергеевича всегда стояла бутылка «Сапрошина», напоминавшая по форме изящный артиллерийский снаряд. Для кабинета она подходила не столько содержанием, сколько удобным оформлением: нос «снаряда» представлял собой небольшую стопку. Иногда, вот как сегодня, не хочется идти в другую комнату, выбирать в серванте среди других бутылок коньяк и звякать рюмкой по стеклянной полке. А здесь всё под рукой. Сергей Сергеевич снял крышку, наполнил водкой до краёв импровизированный стаканчик, выпил и досчитал до двенадцати, после чего в желудке появилась приятная теплота. Вот теперь он сможет уснуть.
Сергей Сергеевич чувствовал одновременно и свою вину, и испытывал сильное раздражение по отношению к Валентине. Ну, зачем она участвовала в этой анонимной жалобе? Ведь, наверняка не обошлось без консультации с ней. Зачем посмотрела на шприц? Лучше бы она вообще ничего не знала и ни о чём бы не догадывалась…
Сергей Сергеевич укрылся одеялом, закрыл глаза, вытянулся, и в памяти почему-то снова блеснула волжская вода, силуэт МПК на фоне голубого неба и нелепо-страшная фигура капитана, который целился в Мишку из своего «Макарова»…
4.
Валентина умерла через два месяца. Сергей Сергеевич счастливо избежал моментально вскипевшей волны сплетнеобразных домыслов, так как в этот день находился в командировке: его направили с проверкой одной больницы в соседнюю область. Многие друзья и знакомые сходились на том, что Валентина намеренно покончила жизнь самоубийством, введя себе слишком большую дозу инсулина, но никто ничего не доказал. Впрочем, и не доказывал.
А ещё через год у Сергея Сергеевича случился первый инфаркт. И помимо приехавшей из Рязани дочки за ним самоотверженно ухаживала Нина, с которой они только недавно оформили брак. После их свадьбы Сергея Сергеевича накрыла такая волна жалоб, которая всё-таки выбила его из кресла главного врача, лишив служебной «Волги» с красными крестами на дверцах. Но нельзя сказать, чтобы Сергею Сергеевичу относительно не повезло даже в этой неприятной ситуации: его «в связи с болезнью» и без всякого скандала, перевели заведующим в одно из отделений больницы. И жизнь продолжалась.
И только третий инфаркт, который произошёл в полном соответствии с его давним прогнозом – «Пять лет, но мои» - оказался смертельным. В один из жарких летних дней Сергей Сергеевич ехал на городском автобусе, когда почувствовал резкие боли в сердце. Он не сдержал громкого стона и свалился с кресла в проход. А вышло так, что в это время автобус как раз проезжал мимо больницы, в которой он работал. Растерявшийся от поднятого в салоне шума водитель затормозил и счёл за лучшее въехать во двор больницы, где и остановился на площадке перед административным зданием.
Но пока выскочила на крики пассажиров из больничного корпуса медицинская сестра, пока подбежал дежурный врач, Сергей Сергеевич умер. Он так и остался лежать на крыльце, где ему начали оказывать первую помощь.
Приехавший врач «неотложки» быстро и трезво оценил ситуацию:
- А зачем меня к трупу вызывали?
После того, как его убедили, что речь идёт о коллеге, об их бывшем главном враче, он милостиво согласился довести на своём «Рафике» тело Сергея Сергеевича до морга.
Автобус выехал на улицу, посадил печально притихших пассажиров, многие из которых знали Сергея Сергеевича, и быстро покатил по своему маршруту дальше. Водитель старался нагнать потерянное время, чтобы не выбиться из графика своего движения.
* * *
Август – сентябрь 2003.