DER LESENDE
1. WIE SCHNELL DAS GEHT!..
#
«Поодиночке! Опять больше, чем нужно. Вечно та же история. Да меня не обманешь. (Отталкивая ребёнка) Не твоя очередь. Назад, тебе идти завтра. И ты возвращайся и приди через десять лет. Тринадцатый пастух? Нужно двенадцать. Вообще, на них больше нет спроса. Не то что во времена Феокрита и Вергилия. Ещё врачи? И так их не обобраться. На земле все жалуются на их избыток. А где инженеры? Требуется также честный человек – хоть один, в виде исключения. Где между вами честный человек? Ты, что ли?..» (1).
«Что же ты узнал, Жак Бернис, отправившись странствовать по свету? Самолёт? Он продвигается вперёд так медленно и трудно, словно просверливая твёрдый кристалл. И города мало-помалу становятся на одно лицо: плоть каждого ощущаешь только на земле. Ты знаешь теперь, все эти дары даются и отнимаются, и время уносит их, как морская волна. А когда ты возвращался из первых полётов и чувствовал, как в тебе рождается новый человек, и тебе хотелось устроить ему свидание с нежным мальчуганом былых времён, - почему? В первый же свой отпуск ты потащил меня в родной колледж. Здесь, в Сахаре, ожидая твоего мимолётного появления, грустно мне вспомнить, как мы ездили в гости к нашему детству.» (2).
#
Детство моих родителей было и грустным, и голодным, и трагичным. Оно выпало на годы сталинских репрессий, предвоенное натужно-оптимистическое время и военное лихолетье. Может быть, и скорее всего, оттого-то они изо всех сил старались, чтобы моё детство было радостным и беззаботным. В последнюю неделю декабря в нашем доме обязательно водружалась на деревянной крестовине живая ель, разнаряженная, она оставалась у нас до январского Рождества. Пока не начинали сыпаться с еле слышимым шорохом хвойные иголки. Под этот тихий, завораживающий и очень поэтический звук я начала сочинять свои первые детские стихотворения. Они, разумеется, были о зиме – я очень любила зиму. Родители много работали, им некогда было заниматься со мною, и первые мои поэтические опусы с доброй и любящей улыбкой выслушивала моя бабуля. Она обнимала меня и всегда мне говорила: «Ты моя светлая, чистая детка!..»
#
«Ель моя, ель, словно «Спас на крови», твой силуэт затаённый..,» - вертелась на стареньком радиоприёмнике пластинка с голосом Булата Окуджавы, так напоминающим голос репрессированного моего деда... «Спас на крови» (храм Воскресения Христова в Санкт-Петербурге) всегда напоминал мне одну из прекрасных ёлочных игрушек!.. Его миниатюрные, китчевые копии теперь на каждом шагу продаются в сувенирных рядах. Облик «Спаса на крови» навсегда вошёл в мою душу всей своей невоообразимой ''русскостью'' и визуальным роскошеством, которое иной раз считают несколько аляповатым.
«Храм Воскресения Христова строили в стиле московских царей XVII века. Выдающимися образцами этой эпохи являются церковь Василия Блаженного в Москве, целая группа храмов в Ярославле, в Ростове и др. Изучая эти прекрасные памятники русской старины, стараясь воспринять не только умом, но и сердцем те пути и приёмы, те средства, которыми пользовались зодчие того времени», - писал архитектор А. А. Парланд.
#
Мозаики главного иконостаса внутри «Спаса на крови» выполнены по оригиналу Виктора Михайловича Васнецова: « Богоматерь с Младенцем» и « Спаситель». В наше время , думаю, любой ребёнок скажет, что известные всем картины « Алёнушка», «Витязь на распутье», « Богатыри» и « Ковёр-самолёт» написаны русским художником Васнецовым. Мне, кроме всего, с детства полюбилась и картина «Царевич на сером волке», репродукция которой была у нас дома. Каждый Божий день я рассматривала все её детали и поражалась мастерству живописца. « Русское» с ранних лет вошло в меня и с народными песенками из маминых уст – их она знала множество!.. То и дело напевала, замешивая блины или оладьи, или укладывая меня спать. Русским был пейзаж, окружающий меня, резные ставни нашего дома.., «в огороде бузина, а в Киеве – дядька»...
#
«Как я люблю её в первые дни / Только что из лесу или с метели! / Ветки неловкости не одолели. / Нитки ленивые, без суетни / Медленно перебирая на теле, / Виснут серебряною канителью. / Пень под глухой пеленой простыни...» Это стихотворение написано в сорок первом. Однако никакого трагизма и горя не обнаруживается в чарующих строчках: «Это волнующая актриса / С самыми близкими в день бенефиса. / Как я люблю её в первые дни / Перед кулисами в кучке родни! // Яблоне – яблоки, ёлочке – шишки. / Только не этой. Эта в покое. / Эта совсем не такого покроя. // Это – отмеченная избранница. / Вечер её вековечно протянется. / Этой немало не страшно пословицы. (…) // Как я люблю её в первые дни, Когда о ёлке толки одни!» (3).
Со стихами Пастернака в душу входят музыка, живопись и философия его мировоззрения.
#
Когда я хожу по заснеженным улицам с детства любимого мною города, в моей душе звучат незабываемые строфы: «Снег идёт, снег идёт. / К белым звёздочками в буране / Тянутся цветы герани / За оконный переплёт...» (4).
Я часто думала и думаю о том, как мало человеку надобно для истинного счастья – всего лишь наблюдать, как с неба на землю падают почти невесомые снежные хлопья... « Мне непонятен человек, / не понимающий стихов, / Не понимающий, что снег / Дороже замши и мехов..,» - прочла я однажды в ранней юности своей у Владимира Соколова.
А у Бориса Пастернака!.. «Снег идёт, густой-густой. / В ногу с ним, стопами теми, / В том же темпе, с ленью той / Или с той же быстротой, / Может быть, проходит время?..» (5).
#
Когда, пройдя мимо Русского музея, всё явственнее приближаешься к «Спасу на крови», оставив за спиною сувенирные палатки, невольно замечаешь, как справа – полукружием – царствует великолепная решётка Михайловского сада!.. Её металлические прихотливые извивы с золочёнымм цветами облеплены снегом, который принимает художественную форму, пытаясь соответствовать витиеватой ограде...
«Ты спросишь, кто велит? / - Всесильный бог деталей, / Всесильный бог любви...» (6).
Именно.., именно он.., – ''всесильный бог деталей''… и любви –понуждал меня в морозную снежную пору выходить на зимние фотоэтюды и пленэр, часами ходить по скользким улицам, шагами слагая строфы, посвященные Петербургу.
#
Приходишь домой – отогреваешься чаем с малиновым вареньем. Вспоминаешь малиновые кусты в палисаднике своего детства... Помню, как мама сыпала сахарный песок поверх душистых ягод в медном тазу, и когда выступал малиновый сок на болой, как снег, поверхности, приступала к приготовлению варенья на открытом огне… Аромат малиновых пенок заполнял собою всю округу!.. Слышались звуки пианино…
«На рояль падал свет уличного фонаря, горевшего через дорогу. Он стоял у садового забора. Над рожком свешивались несколько сучьев. Они бросали на окно, покрытое зернистой мутью мороза, серые тени в бревно толщиной.
Вдруг низ дома огласился шагами и звуками...» (7).
#
Боже мой, Боже мой!.. Как же нам хорошо было там, в нашем детстве!.. Как любили нас наши родители, наши бабушки и дедушки!.. А нам жаждалось ещё большей, пламенной, достигающий звёзд любви... Одержимые вдохновением, мы писали первые свои вирши и музыкальные пьесы, сочиняли песни, которые пелись в сопровождении гитары в задушевном дружеском кругу, где мы впервые всеръёз влюблялись – иные на всю жизнь…
«Так ночью, при свечах, взамен / Былой наивности нехитрой, / Свой сон записывал Шопен / На чёрной выпилке пюпитра. // Или, опередивши мир / На поколения четыре, / По крышам городских квартир / Грозой гремел полёт валькирий. // Или консерваторский зал / При адском грохоте и треске / До слёз Чайковский потрясал / Судьбой Паоло и Франчески.» (8).
2. IN SCHLAFLOSER NACHT GESCHRIEBEN
#
Вспоминая своё отроческое увлечение поэзией Пастернака, я невольно думаю об ином крупнейшем поэте XX века, чья жизнь была небогата внешними событиями. В жизни он жаждал лишь одного: сосредоточенности творчества. Признаться, я и сама часто страдала от невозможности уединения, которое помогало мне заниматься творчеством. Я не была мизантропом, скорее склонна была к некому аутизму, не в клинической его форме. Я категорически избегала шумной толпы и людской агрессии, которую могла заподозрить даже в назойливо-пристальном взгляде или бестактным диалоге. Увы, людей с утончённой и сопереживающей душой со мною рядом тогда не было. Моя муза любила затворничество и тишину. Я нашла себе понимающих друзей и наставников среди авторов книг на домашней библиотечной полке...
«Я вглядывался в строки, как в морщины / Задумчивости, и часы подряд / Стояло время или шло назад / Как вдруг я вижу, краскою карминной / В них набрано: закат, закат, закат...» (9).
#
''Как ярко и пронзительно-тревожно!.. – подумалось мне. – И как напоминает стихи Пастернака...'' Это было стихотворение Рильке – в переводе Пастернака, чей узнаваемый стиль заметен и в переводах Шекспира, а также многих других зарубежных произведений.
Райнер Мария Рильке, сын пражского чиновника, по настоянию родителей был помещен в военное училище, откуда его отчислили по неуспеваемости и слабому здоррвью. Позднее он изучал историю искусств, литературу и право в Праге. Много путешествовал. В 1898 и 1900 годах он побывал в России.
«И если я от книги подыму / Глаза и за окно уставлюсь взглядом, / Как будет близко всё, как станет рядом, / Сродни и впору сердцу моему! // Но надо глубже вжиться в полутьму / И глаз приноровить к ночным громадам, / И я увижу, что земле мала / Околица, она переросла / Себя и стала больше небосвода, / А крайняя звезда в конце села, / Как свет в последнем домике прихода.» (9).
#
Следует напомнить, что русское силлаботоническое стихотворение развивалось, ориентируясь на немецкие образцы. Австрийских поэтов переводили В. А. Жуковский, А. Дельвиг, Ф. Тютчев, Каролина Павлова, А. К. Толстой, А. Григорьев. Очень большое количество немцев, нашедших в России свою вторую родину, проникших во все слои русского общества, основывали в Петербурге, Москве, а также в других русских городах немецкие учебные заведения и издательства, открывали книжные магазины.
В 30-е годы XX века существовало два полных русских собрания сочинений Гейне, но не было переводов немецких романтиков, поэзии немецкого средневековья, немецкого и австрийского барокко.
#
За столетия своего существования Австрия, как государство, пережила небывалые метаморфозы. С 1902 года Рильке жил в Париже. Годы Первой мировой войны он провел в Мюнхене и Берлине, а последние семь лет прожил в Швейцарии в подаренном ему друзьями маленьком замке Мюзо.
«Деревья складками коры / Мне говорят об ураганах, / И я их сообщений странных / Не в силах слышать средь нежданных / Невзгод, в скитаньях постоянных, / Один, без друга и сестры. // Сквозь рощу рвётся непогода, / Сквозь изгороди и дома. / И вновь без возраста природа, / И дни, и вещи обихода, / И даль пространств, как стих псалма.» (10).
#
Общая катастрофа Первой мировой войны затронула личную и творческую жизнь и Германа Гессе. Писатель едет в Германию, посещает госпитали в разных городах, видит множество тяжело раненых, умирающих солдат. Для Гессе это было начало кризиса.
Он писал о себе: «По счастью, ещё до начала школьных годов мне удалось выучиться самому важному и незаменимому для жизни: мои пять чувств были бодрственны, остры и тонки, я мог на них положиться и ждать себе от них много радрсти...» (11).
«Сегодня я ошибся, это факт. / Наверное, был не в своём уме я, / «Волшебной флейты» избежать не смея. // И вот пришёл в театр на спектакль. / Слушал взволнованно эти любимые звуки, / слёзы, горячим потоком струясь, стекали по шее, / С красотою бессмертной я встретился после разлуки, / Что когда-то родной мне была, а ныне ппредстала чужой...» (12).
#
Зиму 1925 года Гессе привёл в одиночестве, он развёлся с Марией Бернулли. Роман «Степной волк» написан им был ещё в браке. Через несколько лет женившись на давней подруге по переписке Нинон Долбин, Герман Гессе в 1932 году начинает работу над «Игрой в бисер». Это главное и последнее крупное произведение Гессе, которое вышло в свет в 1943 году. Суть кризиса Гессе – в конфликте между духом и плотью, между жизнью и смертью, между временем и вечностью (по словам переводчицы Е. Соколовой).
Мир лежит в глубоком снегу.
Ворон на ветке бьёт крылами.
Я, Степной волк, всё бегу и бегу,
Но не вижу нигде ни зайца, ни лани!.. (13).
#
У Арсения Тарковского есть раннее стихотворение, написанное им в 1926 году, оно называется
« Свеча»:
Мерцая жёлтым язычком,
Свеча всё больше остывает.
Вот так и мы с тобой живём –
Душа горит и тело тает.
#
В 1925 и в 1925 годах он работал в Москве распространителем книг и учился на Высших государственных литературных курсах.
В декабре 1943 года Тарковский тяжело ранен, в 1944 находится в госпитале в Москве, и в этом же году пишет стихотворение « Охота» : «Охота кончается, / Меня затравили. / Борзая висит у меня на бедре. / Закинул я голову так, что рога упёрлись в лопатки. / Трублю. / Подрезают мне сухожилия. / В ухо тычут ружейным стволом. // Падает на бок, цепляясь рогами за мокрые прутья. / Вижу я тусклое око с какой-то налипшей травинкой. / Чёрное, окостеневшее яблоко без отражений. / Ноги свяжут и шест проденут, вскинут на плечи...»
Мировосприятие поэтов одной эпохи сближает их на расстоянии. Они знали друг друга: Пастернак, Тарковский, Цветаева, Рильке... Общались, состояли в переписке.
#
Стихотворение Арсения Тарковского «Я надену кольцо из железа...» написано им в 1957 году, через четыре года после смерти Сталина. В это время встретились и полюбили друг друга мои родители, а я появилась на свет гораздо позднее. Однако мне так близок и понятен суровый мужской лиризм Тарковского, поскольку и мой отец- в двадцатилетнем возрасте - был когда-то фронтовиком, дошёл до Берлина. Он был скромным и молчаливым человеком, но я догадывалась о его душевных ранах, нанесенным ему войной и годами сталинщины, по поводу которой стоит процитировать выдержку из стихотворения московского поэта Игоря Иртеньева «Ёлка в Кремле» :
«Объявлен Новый год в Кремле / Декретом ВЧК. / Играет Ленин на пиле / Бессмертного « Сурка». // Смешались нынче времена / За праздничным столом, / Идёт столетняя война, / Татары под Орлом. // Какая ель, какая ель / В Кремле под Новый год! / Такой не видывал досель / Видавший всё народ. // На ней усиленный наряд / Из пулемётных лент, / Висит матрос, висит солдат, / Висит интеллигент...» (14).
#
У Нонны Слепаковой есть стихотворение «Фотографии 30- годов», написанное в первые годы ''оттепели''.
« Иногда я копаюсь в альбомах / Той давнишней забытой поры. / Вот отец мой – он парень не промах - / По бильярду гоняет шары, // Вот идёт моя мать величаво / По тропинке – с большим животом... / (Странновато своё же начало / Из далёкого видеть потом.) // (…) Знать не зная второй половины / Довоенных тридцатых годов, / Навсегда веселятся мужчины, / Не склонить им весёлых голов! // Ну а то, что кругом происходит, / Им неведомо, и – всё равно... / Только зябкою тенью нисходит / На людей и на вещи оно.» (15).
Нонна Слепакова, с творчеством которой знаком не только бардовской круг, - поэт истинный, и поэт петербургский, с чистой и пронзительной лиричностью, являющей незаурядную духовную силу.
#
Мне дороги поэты предшествующего поколения, почти одного года рождения с моими дедушками и бабушками. «Сказать по правде, мы – уста пространства. И времени», - говорит Арсений Тарковский, тридцатилетнюю кончину которого мы отметим в 2019-м. Памятью о поэте в декабре уходящего года прозвучат эти строки:
«Я надену кольцо из железа, / Затяну поясок и пойду на восток. / Бей, таёжник, меня из обреза, / Жахни в сердце, браток, положи под кусток. // Схорони меня, друг, под осиной / И лицо мне прикрой придорожной парчой, / Чтобы пахло мне душной овчиной, / Восковою свечой и медвежьей мочой. // Сам себя потерял я в России, / Вживе, как по суду, / Мимо дома бреду. / В муравьиное царствоо Кощея / Принесу, как приду, жестяную дуду. // То ли в песне достоинство наше, / То ли в братстве с землёй, то ли в смерти самой. / Кривды-матушки голос монаший / Зазвучит за спиной и пройдёт стороной.» (16).
#
Райнер Мария Рильке пытался проникнуть в суть вещей и запечатлеть их в слове. Духовная наполненность его поэзии близка как читателю европейской культуры, так и русским почитателям поэзии. Сдержанные эмоции и флёр романтичных отголосков заметны в зимних строках:
«Сухие ёлки дышат хрипло, / как воротник, пушится снег, / на сучьях блёсток поналипло / и смотрят вслед дороге скриплой / оконца из-под сонных век. / В печи искристым треснет громом / полено так, что дрогнет дом. / Часы идут шажком знакомым, / а день, как вечность, белым комом / растёт и пухнет за окном.» (17).
ПРИМЕЧАНИЯ:
(1) - Морис Метерлинк: «Синяя птица»; перев. с франц. Н. Минского и Л. Вилькиной.
(2) - Антуан де Сент-Экзюпери: «Южный почтовый»; перев. с франц. Д. Кузьмина.
(3) - строки из стихотворения Б. Пастернака «Вальс со слезой»; 1941.
(4);(5) - строки из стихотворения Б. Пастернака «Снег идёт»; 1957.
(6) - строки из стихотворения Б. Пастернака « Давай ронять слова...»; 1956.
(7) - цитата из прозы Б. Пастернака «Записки Патрика»; 1937.
(8) - строки из стихотворения Б. Пастернака « Музыка»; 1956.
(9) - строки из стихотворения Р. М. Рильке «За книгой»; перевод с немецкого Б. Пастернака.
(10) - строки стихотворения Р. М. Рильке « Созерцание»; перевод с немецкого Б. Пастернака.
(11) - Г. Гессе: «Краткое жизнеописание»; перевод с немецкого С. Аверинцева.
(12) - строки из стихотворения Г. Гессе « ''Волшебная флейта'' в воскресенье»; перевод
с немецкого Е. Соколовой.
(13) - строки из стихотворения «Степной волк» из одноименного романа Г. Гесса; перевод
с немецкого С. К. Апта.
(14) - строки из стихотворения И. Иртеньева « Ёлка в Кремле»; 1989.
(15) - строки из стихотворения Н. Слепаковой «Фотографии 30-х годов»; 1961.
(16) - стихотворение А. Тарковского «Я надену кольцо из железа...» ; 1957.
(17) - стихотворение Р. М. Рильке «Сухие ёлки дышат хрипло...»; перев. с нем. С. Петрова.
Лето 1995: зима 2018.