=1=
Островский медленно выходил из состояния небытия. Открыв глаза, он несколько минут лениво щурился от яркого света зимнего солнца. Как же приятно лежать на мягких подушках и ни о чём не думать. За окном раскинулся большой шумный город, сигналят машины, спешат по своим делам люди. А ему спешить никуда не надо, потому что он … (в этот момент Марк содрогнулся) находится на лечении в больнице.
Воспоминания догнали его, навалились плотной стеной мрачных и ужасных образов: сошедшие с ума соседи по палате, пожар, гибель медсестёр. А в конце всего этого - его прыжок из окна третьего этажа, короткий полёт в чёрную бездну и… А вот что было дальше, Марк совершенно не помнил.
Оглянулся вокруг. Белые стены и потолок, полы, сияющие стерильной чистотой – он в больнице, вот только в какой? Рядом - тумбочка, на которой стояла бутылка воды. На стене, у изголовья кровати – тревожная кнопка для вызова медсестры. Удостоверившись, что кроме него, в палате никого больше нет, Марк принялся исследовать своё тело. Первым делом он посмотрел на руки – кожа на них сильно покраснела, в некоторых местах она была скрыта под антисептическими повязками. Мужчина осторожно приподнял одну из повязок и увидел пузырь, заполненный жидкостью соломенного взгляда. Без сомнения, это всё являлось последствиями ожогов. Марк вернул повязку на место, движение отдалось острой болью, после чего его затошнило. Островский откинулся на подушку. Продолжать свои исследования больше не хотелось. Стоило ему прикрыть глаза, как он тут же провалился в сон.
Когда Островский проснулся, рядом с его кроватью стоял невысокий мужчина в белом халате. Где-то раньше Марк его уже видел. Точно. Это был тот самый врач, который, сославшись на какой-то график, отказался от госпитализации Островского в четвёртую городскую больницу. Так вот он где…
Мужчина внимательно рассматривал Марка через стёкла своих очков.
- Ну и счастливый же вы, чертяга, - вдруг произнёс врач. Заметив удивление на лице Островского, пояснил:
- Сразу после операции по удалению аппендицита вы умудрились оказаться в центре пожара, спасаясь от него, выпрыгнули из окна третьего этажа, упали в сугроб и какое-то время провели в нём совершенно раздетым, к тому же истекающим кровью. Скажите мне, как при всём при этом вы умудрились остаться в живых? За исключением лёгких ожогов, которые заживают на вас, как на собаке, ну и конечно, послеоперационных рубцов от вырезанного аппендицита, вы не получили никаких травм. Вот я и говорю: счастливый же вы, чертяга.
“Забыл прибавить сюда бегство от безумцев, не чувствующих боли, и с ярко выраженной наклонностью к насилию”, - подумал Марк, но вслух, конечно, ничего подобного не сказал. Ему очень хотелось расспросить о пожаре, о выживших в нём, но он решил сохранять молчание. Всему своё время.
- Как вы себя чувствуете? – между тем поинтересовался у него врач.
- Бывало и лучше, - ответил Островский. – Но и хуже тоже бывало.
Мужчина в очках неприятно засмеялся. Он вообще был неприятен Марку: из-за того самого гнусавого смеха, из-за своей манеры общения, но главным образом, из-за маленьких, вертлявых глаз, непрерывно бегающих под круглыми очками.
- Раз так, тогда вы можете принять посетителей.
- Посетителей? – Марк растянул рот в кривой ухмылке. – Откуда бы им взяться?
- Представьте себе, есть и такие. Причём целых двое. Первая – это девушка. Молодая и симпатичная до неприличия. Говорит, что она ваша невеста.
Островский сразу понял, о ком говорит доктор. Раньше она представлялась его подругой, теперь статус изменился на невесту. Мысли о Светлане всё также вызывали у него улыбку. Ох, неспроста.
- А второй - это следователь, - мужчина в очках внимательно взглянул на Островского, будто ждал от него какой-то реакции. - Он уже давно хочет поговорить с вами, так что, пожалуй, я приглашу его первым.
- Поступайте, как считаете нужным, - ответил Марк с равнодушным видом, стараясь не выдать своей растерянности. В его голове царил настоящий сумбур, мысли путались, одна моментально сменяла другую.
“О чём мне стоит рассказывать следователю, а о чём лучше умолчать?”- думал Островский. “Если я заикнусь о том, что остальные пациенты сошли с ума и съели одну из медсестёр, меня самого посадят в психушку”. Потом: “И уж точно следует промолчать, что это я, спасаясь от безумцев, поджёг больницу”. И наконец: “Ладно, буду действовать по ситуации”.
Между тем врач ушёл, а вместо него в палате появился высокий седовласый мужчина в чёрном костюме и накинутом на плечи халате.
- Виктор Сергеевич, - представился он. - Как ваше самочувствие?
Марк понял, что вопросов о своём здоровье в ближайшее время ему избежать не удастся.
- Вы знаете, я ещё сам не понял. В целом не очень, поэтому на долгий разговор не рассчитывайте.
- Хорошо, тогда не будем с этим затягивать. Не могли бы вы сказать, как вас зовут?
- Марк Алексеевич Островский.
Следователь достал блокнот и записал данные Марка. Потом продолжил:
- Минувшей ночью вас, лежащим без сознания под окнами второй городской больницы, нашли пожарные. В больнице случился сильный пожар, здание выгорело полностью. Было ясно, что спасаясь от огня, вы выпрыгнули в окно. Двигаемся дальше. Из одежды на вас были только трусы. На вашем теле, а именно в нижней части живота, обнаружилась серьёзная рана. Врач, который вас осматривал, сказал что, по всей видимости, совсем недавно вам удалили аппендицит, но позже, из-за чрезмерной двигательной активности, швы разошлись. Таким образом, стало ясно, что вы являетесь одним из пациентов больницы. Я всё верно говорю?
- Настолько верно, что мне даже удивительно, зачем вам нужен я. Вы и так всё знаете.
Следователь позволил себе улыбнуться.
- Эх, Марк Алексеевич, вашими устами да богу бы в ухо. К сожалению, я знаю далеко не всё. И многое мне не понятно. Например, почему одно из найденных тел было сильно обезображено.
“Одно из тел, одно из тел, одно из тел,”- набатом отозвалось в голове Островского. Хотелось закричать: “Это не просто безымянное тело. Это — Серафима Ивановна, милая и самоотверженная женщина”. Хотелось закричать, но он не закричал. Вместо этого, стараясь тщательно взвешивать свои слова, Марк ответил:
- Разве это удивительно? Люди заживо сгорели в пожаре.
- Та-то оно так, да не так, - вздохнул Виктор Сергеевич. - Когда я говорил, что тело обезображено, я имел в виду совсем другое. Помимо того, что оно обгорело, оно, как бы это сказать помягче, было сильно обглодано. Будто им полакомилась стая шакалов. Вы случайно не видели в больнице шакалов, Марк Алексеевич?
Островский сделал вид, что не замечает иронии следователя.
- Нет, - ответил он.
- Тогда бы хотелось услышать вашу версию того, что произошло минувшей ночью.
Марк взял паузу, посмотрел в окно. Серое, усеянное лохмотьями туч небо накрыло собой город. Мужчина решил, что пока небо не проясниться, ему не избавиться от своих тягостных воспоминаний. Придётся ждать лета.
- Когда я проснулся, в палату уже прокрался огонь. Трое мужчин, которые лежали вместе со мной, тоже проснулись, стали громко кричать, звать на помощь. Через некоторое время мы решили выйти в коридор и попробовать пробраться к лестнице. Но когда мы покинули палату, то увидели, что в сторону лестницы нам не пройти, там вовсю бушевало пламя.
- Извините, конечно, - перебил Марка следователь, - но мне не понятно, как четверо послеоперационных больных могли самостоятельно выбраться в коридор?
- Я не знаю, - пожал плечами Островский. - Может, когда тебе очень хочется жить, твой организм открывает в себе новые ресурсы?
Виктор Сергеевич саркастически ухмыльнулся.
- Хорошо, продолжайте.
- Что было дальше, я помню плохо. Мы стали пробираться в противоположную от лестницы сторону. Всё заволокло дымом, я отбился от других больных. Потом каким-то образом я попал в процедурную. Огня там ещё не было, но совсем скоро он проник и туда. А дальше у меня просто не было выбора — или сгореть заживо, или выпрыгнуть в окно. Я выбрал последнее.
Марк замолчал, следователь тоже не спешил ничего говорить, видимо, что-то обдумывая. На минуту в палате воцарилась тишина.
- А знаете, Марк Алексеевич, то, как вы преподнесли ситуацию - это именно то, что я хотел от вас услышать. Конечно, в деле остаётся много неясностей и странностей, но к нему сейчас приковано очень большое внимание. Общество кипит: в стране очередной пожар, много жертв. Власти наседают с требованиями о быстром и полном расследовании, журналисты атакуют, пытаясь узнать подробности. Поэтому о некоторых деталях лучше умолчать. Один труп обглодан, у другого отгрызена голова: если сейчас об этом станет известно, мир попросту сойдёт с ума. А это никому не надо. Ваша версия — пожар, видимо из-за старой неисправной проводки, вы, спасаясь от огня, выпрыгиваете в окно. Ничего лишнего.
Виктор Сергеевич склонился над Островским.
- Будете говорить, как я вам сказал, к вам же самому возникнет меньше вопросов. Мы договорились?
Прежде чем ответить, Марк внимательно вгляделся в лицо следователя. Что-то его смущало, что-то здесь было не так.
- Договорились, - тихо ответил он.
- Ну вот и ладненько. Поправляйтесь.
Виктор Сергеевич собрался уходить.
- Подождите, - окликнул его Островский. - А вам самому не интересно, что произошло в больнице?
- А я всё знаю, - следователь многозначительно улыбнулся и вышел из палаты.
=2=
Не успел Островский толком обдумать, что же значит фраза, брошенная напоследок Виктором Сергеевичем, как в палату ворвалась Светлана.
- Марк, - закричала она, увидев лежащего в кровати мужчину. Широко расставив руки, кинулась к нему обниматься. Островский застонал: осознав, что причиняет ему боль, Светлана отпрянула.
- Извини, извини, - зашептала она. Но вскоре снова наклонилась над мужчиной и покрыла его лоб нежными поцелуями. Марк даже замурлыкал от удовольствия, после чего внимательно вгляделся в лицо девушки. Размазанная тушь, опухшие глаза: за последнее время Светлана плакала, и не мало. Одета она была так же, как и вчера: видимо, девушка даже не успела заскочить домой. Её последующие слова это подтвердили.
- Ты только представь: отдыхаю я в клубе, в одной руке – коктейль, в другой – смартфон, а тут в соцсетях пошли посты про пожар. Глазам не верю: горит вторая горбольница. Я прямо туда и помчалась, хорошо, что недалеко.
Марк с удивлением слушал Светлану: по всему выходило, что она была свидетельницей пожара, вернее, его финальной части. Девушка рассказала, что когда она прибежала к зданию больницы, пожарные уже почти потушили огонь. Рядом стояло несколько реанимобилей. Светлана бросилась к ним, рассчитывая встретить знакомых: так и получилось. Спрятавшись от промозглого ветра, за одной из машин столпилось несколько врачей и фельдшеров скорой помощи. Девушку узнали. Ей рассказали, что за исключением одного мужчины, выпрыгнувшего в окно, спасти больше никого не удалось.
- А как звали этого мужчину? - с замиранием сердца спросила она.
- Да кто же его знает? Документов у него при себе не было. Его повезли в четвёртую городскую, - ответили Светлане.
Внутри девушки бушевали два противоречивых друг другу чувства: надежда и отчаяние. То одно брало вверх, то другое. А слёзы текли и текли, и сколько их было пролито за минувшую ночь, уже и не счесть.
Светлана поймала такси.
- К четвёртой городской, только быстро, - велела она водителю. Тот хотел что-то возразить, но увидев заплаканное лицо девушки, выжал педаль газа до упора. Они домчались до больницы за несколько минут, но Светлане казалось, что их путь занял целую вечность.
В приёмном отделении ей опять-таки помогли знакомые: рассказали, куда увезли доставленного с пожара мужчину, помогли пройти к нужной палате. Остаток ночи и весь день Светлана провела в ожидании: мерила шагами больничные коридоры, литрами пила кофейный напиток из специального автомата, установленного в холле. Приставала с расспросами к врачам, пока наконец-то один из них не сообщил ей хоть какую-то информацию: помимо сильных ожогов, у поступившего ночью мужчины обнаружили послеоперационную рану, полученную в результате удаления аппендицита. Рану обработали, наложили новые швы. Услышав про аппендицит, девушка больше не сомневалась, что это Островский.
“Ещё вчера утром она даже не знала о моём существовании, а сейчас неразрывно связывает наши судьбы”, - подумал Марк, глядя на Светлану. “А что я?” - спросил он у себя. И ничего не смог ответить. “ Неужели я до такой степени чёрств?” – возник очередной вопрос. Тут же отринул сомнения: “Невозможно, чтобы за столь короткий срок возникли сильные чувства. Светлана мне нравиться, но не более. А что будет дальше, я не загадываю”.
- Как ты вообще? - всхлипывая, спросила девушка.
- Опять плачешь? - удивился Островский. - Зачем? Со мной же всё хорошо.
- Ты себя в зеркало видел?
По щекам Светланы текли слёзы, но при этом она умудрялась выглядеть абсолютно счастливой: на губах играла жизнерадостная улыбка, глаза лукаво смеялись. Вдруг лицо девушка приобрело серьёзный вид.
- Марк, что случилось в больнице?
Островский лишь пожал плечами. Ему не хотелось врать Светлане, поэтому он ответил, что почти ничего не помнит.
- Давай не будем говорить об этом, - попросил он девушку. Но та, казалось, его не услышала вовсе.
- Я просто уверена, что всё произошло из-за этой гадости.
- Ты о чём? - не понял Марк.
- О том обезболивающем, которое вам всем вкололи перед сном. Не знаю, каким образом, но это лекарство в странных упаковках как-то взаимосвязано с ночным пожаром в больнице.
Островский удивился, насколько домыслы Светланы близки к истине.
“Эта хохотушка не так проста, как кажется на первый взгляд”, - подумал он. А вслух сказал следующее:
- Скорее всего, что ты ошибаешься. Следователь, который был здесь до тебя, ,был уверен, что пожар возник из-за неисправности в проводке. Но всё равно я должен сказать тебе спасибо.
- За что? – девушка захлопала своими большими глазами, видимо, таким образом, выражая удивление.
- За то, что ты не поленилась и сходила в аптеку, чтобы купить для меня нормального обезболивающего. Вчера я не успел тебя поблагодарить, поэтому говорю это сейчас. И если ты права, и с этим лекарством действительно что-то не так, то тогда можно сказать, что ты спасла мне жизнь.
И вроде бы слова Марка должны были быть для девушки приятными, но вышло наоборот: она побледнела, её губы затряслись. Островский решил, что Светлана совсем не умеет скрывать своих чувств: мимика лица, движенье рук – всё это выдавало её мысли, желания, страхи. Вот и сейчас было видно, что её что-то сильно тревожит. Тут же его догадка подтвердилась.
- Марк, я должна тебе сказать… - девушка замялась, боясь продолжать. Повисла пауза. Островский почувствовал, как внутри его груди возник ледяной ком: мужчина уже будто бы знал, что прозвучит дальше.
- Что? - всё-таки спросил он. - Не молчи.
- Когда я добралась до аптеки, то обнаружила её закрытой. Поэтому обезболивающего я тебе не покупала. Извини.
Светлана выдохнула, словно избавилась от тяжкого груза. И уже через несколько секунд снова заулыбалась. Но стоило ей взглянуть на лицо Марка, как она сразу поняла, что её признание было лишним. Слова девушки произвели на Островского неизгладимое впечатление: он вцепился руками в кровать, точно опасаясь, что сейчас с неё упадёт.
- А что же ты тогда мне вколола? - с трудом произнёс мужчина. Казалось, что ему не хватает воздуха.
Светлана пожала плечами.
- Вернувшись в больницу, я сначала зашла в сестринскую. Надежда лежала на диване: то ли спала, то ли просто погрузилась в свои мысли. По крайней мере, внимания на меня она не обратила. На столе валялись эти странные ампулы. Я взяла их в руки и ещё раз внимательно рассмотрела — ни маркировки, ни срока годности. На самих коробках было обозначено лишь одно название: «Промедол». А ещё внизу выполненная мелким шрифтом надпись: «ВС СССР». И тут я подумала, что лучше вколоть тебе хоть какое-то обезболивающее. К тому же Серафима Ивановна была полностью уверена в этом лекарстве. Решила довериться ей. Я заправила шприц и отправилась в палату. Про остальное ты знаешь сам.
Марк закрыл глаза. Девушка ещё что-то говорила, но её слова теперь звучали иначе: будто бы его окружил густой туман и до него доносятся только отдельные звуки. - ..ар.. ..ты.. ..я.. ..ишь..
Он отгородился от внешнего мира, полностью сосредоточившись на себе. И ужаснулся. Его организм перестраивался. Марк удивился, как не заметил этого раньше. Его сердцебиение замедлилось, уменьшился кровоток. Он не знал, каким образом, но чувствовал: понизилась температура тела, приостановились процессы метаболизма. Но самые большие изменения происходили в его мозгу: сигналы, которые он через нервные окончания посылал ко всем органам и мышцам, изменили свою структуру. Теперь в них присутствовало больше … хаоса, ярости, первобытной злобы. Он уже ощущал нечто подобное: когда зубами рвал живую плоть Яковлева. Так вот что тогда с ним произошло.
- Отпусти меня, - в хриплом голосе Светланы смешались страх и непонимание происходящего. Стена, отгораживающая Марка от окружающей действительности, куда-то пропала, и он обнаружил себя ухватившимся за горло девушки. Он тут же разжал руки, с удивлением посмотрел на них, словно желая убедиться, что это его руки, его пальцы.
- Какого чёрта ты делаешь, Островский?
Светлана отскочила от мужчины на безопасное расстояние. Потирая шею, она пристально смотрела на Марка, и было непонятно, чего же в её взгляде всё-таки больше: ужаса или разочарования. Ужаса от того, что её только что чуть не задушили или разочарования в мужчине, которого она даже успела немного полюбить.
- Я всегда была уверена, что все писатели немного чокнутые, но чтоб настолько!
Марк совершенно не знал, что ему сказать в своё оправдание. Поэтому монолог Светланы продолжился:
- Да пошёл ты, - девушка показала ему средний палец. Направилась к двери, но уже перед самым выходом остановилась и добавила: - Жаль, что ты не сгорел в больнице, козёл! Твоё место в аду!
Хлопнула входная дверь, оставив Островского наедине со своими мыслями.
=3=
“ Что со мною происходит? Со слов Светланы выходит, что я тоже получил инъекцию столь странного лекарства. У остальных пациентов уже сгоревшей больницы оно вызвало сумасшествие, превратив их в охваченных яростью монстров, преследующих лишь одну цель — разрушать, убивать, уничтожать... Всё это мне что-то напоминает. Может, видел кино с похожим сюжетом? Или встречал нечто подобное в фантастических романах, которые мне всегда так нравилось читать? Вспомнил - точно, читал! Только не в фантастическом романе, а в весьма солидном научном журнале. В небольшой по объёму статье говорилось о медицинских исследованиях, проводимых ещё в Советском Союзе. Якобы крупные военачальники озадачили учёных целью разработать средство, которое могло бы поднять на ноги любого раненого в бою солдата. Укол транквилизатора должен был мобилизовать все внутренние ресурсы организма, а также отключить нервные рецепторы, в результате чего человек просто переставал бы чувствовать боль. В конечном итоге солдат превращался в робота — он не испытывал страха, не обращал внимания на любые ранения. Чтобы остановить такого бойца, необходимо было натурально покромсать его на части. Или отрезать ему голову. Или заживо сжечь.
В своих исследованиях учёные продвинулись довольно далеко. Они и впрямь сумели разработать сыворотку, укол которой отключал абсолютно все нервные рецепторы. Вот только действовало лекарство не сразу, а лишь через час после инъекции. К тому же, обнаружились некие побочные эффекты: слабое восприятие действительности, и следовательно, неуправляемость и неадекватное поведение. Вдобавок, испытуемые отличались прямо-таки дикой яростью и неуёмной агрессией. Правда, последний эффект военные отнесли скорее к достоинствам, чем к недостатком. И самое главное - после того, как действие лекарства заканчивалось, человек, как правило, умирал. На это внимания решили не обращать — ведь по сути поставленной задачи, сыворотка будет вводиться солдату, который уже и так получил смертельные ранения.
Автор статьи утверждал, что довести свои исследования до конца учёным не удалось: финансирование почему-то прекратили, а сам проект законсервировали. Экспериментальные образцы вакцины и все наработанные материалы по данным разработкам вроде бы были сданы на закрытые армейские склады, а при развале СССР и вовсе затерялись.
Могло ли получиться так, что одна из партий такого препарата вдруг каким-то образом оказалась в подвале злополучной больницы № 2? Легко. В бардаке российской действительности девяностых годов было возможным всё что угодно. И тут сыграл закон случайных чисел: пролежав на пыльных полках никому не нужным около двадцати лет, продукт разработок советских учёных под видом обычного анальгетика попался на глаза одной из медсестёр. И именно в тот момент, когда она искала обезболивающее средство. К тому же произошло это за день до полного закрытия больницы. Случайность? Насмешка судьбы? Злой рок? Или просто череда чьих-то глупостей? Скорее всего, последнее. Лауреат Нобелевской премии по литературе Альбер Камю в своё время написал: “ Человеческое сердце обладает досадной склонностью именовать судьбой только то, что его сокрушает”. Сломили ли меня последние события? Если и не сломили, то очень сильно потрепали. А что-то более определённое я смогу сказать лишь через некоторое время”.