Квартира Осириса представляла собой любопытное зрелище: в коридоре горит слабый фонарь, в углу – коробки, баночки, скляночки, сверточки, пакетики, сумочки. Из-за закрытой двери доносится истошный старческий крик, будто кого-то пытают изощренной средневековой пыткой.
Медсестра Лидочка быстро переодевает тапочки, старается побыстрее прошмыгнуть в кабинет. В квартире стоит устойчивый запах: не то кошачьей мочи, не то пыли и затхлости, в общем - запах бедности, неблагополучия, сумасшествия.
В комнате такая же картина, как и в коридоре: посередине высится груда какого-то хлама - одежда, коробки от чая, игрушки с необорванными этикетками, мозайка, инструменты, книжки. Как будто кто-то специально собрал все ненужные вещи и вытащил на самое видное место. Слабо светит фонарь, он тусклым светом освещает помещение. Из-за шкафа выглядывает черная кошачья морда, дерзко сверкает на Лидочку своими зелеными глазищами. Еще немного, и она (эта морда) скажет: «Разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!»
Темные курчавые волосы Осириса собраны в конский хвост, на пальцах рук - длинные женские ногти. «Зачем ему ногти? - подумала Лидочка.- В прошлые века ноготь на мизинце отращивали аристократы, - нюхать кокс. У этого же все ногти длиннючие. Мне никогда такие не отрастить. Да и не надо. Брррр»
«Так, что там у нас. Селиванов Осирис Иванович. Ммм, ну и имечко... 35 лет. Живет один». У пациента хроническая пневмония, по назначению врача медсестра ежедневно делает инъекции антибиотиков.
Прежние медсестры, посещавшие Осириса, как-то странно вдруг менялись. Однажды Лидочка случайно дотронулась до руки Мариночки - хотела взять историю болезни – так ее рука была ледяной, даже обожгло холодом. А когда в прошлый вторник улыбнулась Верочка - вдруг из-под густо накрашенной красной помадой губы вызывающе выставился неожиданно длинный клык.
Больной был необычайно любопытен:
«Какое лекарство ему вводят? Сколько? Какая погода на улице?»
Какие элементы общения должна использовать медсестра?
«Погода ничего, солнечно, ввожу антибиотик, два кубика. Вам полегчает быстро».
Вводит Цефтриаксон внутривенно, очень медленно, на протяжении четырёх минут. «М-да, ну и квартирка, и циферки на двери квартиры легли так почти готичненько, 66. Хорошо, хоть не 666. Ах, о чем это я?»
На дубовом добротном столе Осириса стоит стеклянный графин, красиво, изящно выделанный под венецианское стекло. В нем плещется вязкая ярко-красная жидкость, похожая на цвет рубина. Осирис берет со стола стакан (пыльный, не очень свежий), наливает в него жидкость из графина - начинает жадно пить. Темно-красная струйка, медленно, стекает с его губ к подбородку. Он внимательно смотрит на Лидочку немигающим взглядом, не отводя глаз. Гипнотизирует, что ли?
- Ой, простите, испачкался, как дитя малое,- он вытирает рукавом кровавую дорожку с губ и подбородка.- Сок. Гранатовый. Будете? - он потянулся к бутыли венецианского стекла.
- Нет, благодарю. Я уже ухожу. Как ваше здоровье?
- Сегодня лучше. А вчера, знаете, так разболелась голова,- Осирис чуть коснулся виска.
- Вас наверно смущает мое имя. Нечасто у вас такие пациенты
-Не вижу ничего странного
- Ну, разумеется, больные с именем древнеегипетского бога загробного мира - сплошь и рядом,- он ухмыльнулся.
Лидочка невольно поежилась. Он внимательно посмотрел на девушку.
- Это все причуды моего папеньки, Он увлекался египетской мифологией. А когда мама была еще в роддоме со мной, выпил лишнего на радостях, отправился в ЗАГС и записал меня в метрике не Сережей, а Осирисом.
- Я пойду, мне пора
- Неужели вы рассчитываете, что вот так ПРОСТО уйдете?
ВВВЗУНННН. Как будто пленку на магнитофоне зажевало. Лидочка помнила этот звук зажеванной пленки на стареньком отцовском магнитофоне из магазина «Мелодия».
Пронзительный острометаллический взгляд темных глаз Осириса словно сверлил медсестру. У Лидочки кровь заледенела от ужаса, в горле - ком. Она как будто стала задыхаться. Ей на мгновенье почудилось, что она в логове паука, и этот паук - Осирис - сейчас уничтожит свою жертву.
- Я не отпущу вас без чая,- больной слабо улыбнулся
- Спасибо. У нас... запрещено,- только и смогла выдавить из себя Лидочка охрипшим голосом.
Вдруг Осирис метнулся, схватил руку Лидочки, вложил в нее что-то. Какая-то древняя монета из латуни с каббалистическими знаками, обожгла ее руку.
Лидочка подхватила свой докторский чемоданчик, розовый пуховик и пулей вылетела из загадочной квартиры.
Мяяяяяяяяяяуууууу!- услышала она позади себя зловещее завыванье кота.
Ног не чуя под собою Лидочка неслась что есть мочи до больницы.
Она влетела в ординаторскую, навстречу ей... вышла совершенно голая Вера. Лидочка ахнула. То есть, Вера была не то, чтобы совсем голая - на ней был надет медицинский халат, но... он был совершенно прозрачный, как пленка на парнике с помидорами у бабы Клавы.
Очнулась Лидочка от резкого запаха нашатыря. Над ней склонились Иван Алексеевич, главврач больницы, и Верочка. В совершенно обычном медицинском халате. Оба были не на шутку встревожены и обеспокоены.
- Ну, ты мать нас напугала!- ухмыльнулась Вера.
И все будто бы было как обычно. Будто бы. «Не высыпаюсь, видимо»,- решила Лидочка.
Автобус качнуло, Лидочка едва удержалась на ногах. «Ой, мужчина, простите». Стоял морозный декабрь. «Давно такого морозца не было, а снегу-то намело». Девушка дыхнула на озябшие ручонки. «Ну и устала же я сегодня!».
Автобус был переполнен, пришлось ехать стоя. Ничего, ей не привыкать.
Лидочке припомнился этот сегодняшний разговор с Елизаром об Онегине. Ох, какая важная тема - почему он опоздал!.. Почему не ответил любовью Татьяне сразу!.. Ах, если бы, ах, если бы. Вот так и в жизни. А счастье было так возможно, так близко. Онегин отказал влюбленной в него девушке, потому что она была «не его круга».
Елизар готовился к экзамену по литературе, и каждый раз докладывал Лидочке о своих успехах. Их связывали не только инъекции новокаина. Парню явно не хватало общения, а Лидочка была с ним почти одного возраста.
...Не умела держать себя гордо и независимо, как все светские дамы. Была смущена, невинна, трогательно краснела. Как же это все похоже и на нашу современную жизнь! Мы все любим смелых, уверенных, гордых.
Лидочка снова подула на замерзшие ладошки.
Красивые - всегда смелы. Вернее, не совсем так. Совсем не так: только Смелые - они всегда Красивые. Тот, кто смел и уверен в себе, нам кажется НЕВОЗМОЖНО привлекательным.
Елизар - подросток с короткостриженными волосами, внимательным и глубоким взглядом светлых глаз. Но инвалид, передвигается в инвалидном кресле. Ко всему прочему страдает желудочным кровотечением, держится на инъекциях новокаина. Если бы не его физический недостаток - он был бы сильным и красивым человеком. У него было бы прекрасное будущее и, определенно, он бы очень нравился женщинам. В его пятнадцать лет уже чувствовалась эта пресловутая «мужественность». Его тело наливалось той самой мужской силой, которая приводит самок в волнительный трепет и смятение. В нем крепнет и растет желание обладания женской любовью и женским телом. Но... Будет ли это? Учитывая, что парень не может ходить. Такая могучая сила замурована в несовершенное тело. Тело-тюрьму.
Автобус мерно катит по заснеженному шоссе. Пассажиры сидят с безучастными непроницаемыми лицами. А ведь верно, каждый из них испытывал какие-то чувства. Знал страдания, боль, ужас потери, испытывал любовь, наконец? Этому городу почти 300 лет. Он старше любого из этих пассажиров. Перед его невидимыми глазами прошла (промелькнула?) не одна человеческая судьба.
Тяжелое свинцовое небо, нависшее над городом, серое даже днем, падает за горизонт; черные клубы дыма из заводских труб, дымятся словно из гигантской курительной трубки; желтый цвет зданий прошлого и позапрошлого века – все это мелькает как кадры в кино. Человек, проживший всю жизнь в этом городе, близок к сумасшествию.
О! Написал в чатике бывший поклонник (???), или как это называется. Познакомились в очереди в каком-то банке. Да-да, и такое бывает. Сидели-скушно-разговорились. Потом он, сверкая золотым зубом, предложить выпить чашку кофе. «Мои намеренья прекрасны, пойдемте, тут недалеко». Клаус сразу поразил ее умением вежливо и культурно разговаривать, умел выбирать в супермаркете вкусную колбасу, пил дорогой коньяк, знал наизусть много стихов, хвастался знакомствами с «культурной элитой».
Они давно уже не встречались. С противненькой сахарной улыбочкой он вещал сейчас о своей новой встрече с Гришковцом, показывал фотки этого исторического момента. Все о себе да о себе. Ничего нового. И он ей сердце волновал? Одна пошлость.
Люди удивительно эгоцентричны и зациклены на себе.
- Женщина, вы сходите? - услышала она позади грубый женский окрик.
- Да, да, я уже, - спохватилась Лидочка. Она и не заметила, что уже почти конечная. «Однако, я давно проехала! - испугалась Лидочка. - Но как же это!» Двери автобуса растворились, и автобус выплюнул порцию пассажиров. И Лидочку впридачу.
Впереди расстилалось поле нескошенной травы. Душица, клевер, ромашка - аромат пахучих трав вдруг ударил в голову. Васильки, эти душистые мальчишеские цветы, подняли и повернули свои головы в сторону Лидочки и неуверенно зашевелились. Позади поля высился лес. «Надо пройти лог, а там - уже и домик бабы Клавы рукой подать», - думала Лидочка. Озябшие руки и ноги перестало ломить от холода. Однако был уже глубокий вечер, до избушки бабушки еще далеко, да и через лог идти одинокой девушке, в общем, жутковато. Кругом - никого. Только ветер шумит. Девушка побежала по тропинке, приближаясь к логу. Навстречу ей шла девушка (откуда она взялась?). Блондинка сровнялась с Лидочкой. Каре, неброская одежда, вязаная голубая кофта, стройная.
– Девушка, мне домой надо, в город. А денег нет. Дайте на такси,- сказала незнакомка.
- Нет у меня денег,- Лидочка почувствовала внезапное беспокойство.
- Неужели вы думаете, что вот так ПРОСТО уйдете? - блондинка взяла Лидочку под локоток стальной хваткой.
Где–то она уже это слышала...
Незнакомка еще сильнее сжала Лидочкину руку, тяжелый взгляд голубых глаз, от которого холодела кровь, тонкая узкая полоска губ, непроницаемое неулыбчивое лицо - теперь Лидочка увидела его вблизи...
- Пустите меня! - закричала Лидочка, пытаясь безуспешно вырваться, испытывая охвативший ее ужас. Однако незнакомка намертво вцепилась в нее. Она шла рядом с ней, шаг в шаг, не собираясь очевидно выпускать свою жертву. Попалась!
- Тебе все равно не уйти... – прошипела она, - неужели не поняла? Отдай деньги сейчас.
Лидочка с отчаяньем вспомнила, что у ней как назло в кошельке лежит новенькая пятитысячная купюра... Сегодня был аванс.
На обочине стояло такси, на белом авто черными буквами было выведено: «Такси Ангел», и крылья нарисованы по бокам надписи. Возле дверцы, ухмыляясь, сложив руки крестом на груди, весь в черном, стоял Осирис. Он смотрел на нее тягучим липким взглядом, не отводя глаз. «Да они заодно!» - мелькнуло в воспаленном мозгу у Лидочки.
«Это - Конец!» - это была ее последняя мысль.
-----------------
Она очнулась на диване. Почему-то в одежде. Золотистые лучи солнца пробивались сквозь зеленые шторы комнаты.
«Благ Зиждителя закон: здесь несчастье – лживый сон; счастье – пробужденье», - вспомнилось ей. Она улыбнулась блаженной улыбкой, потянулась.
Лидочка припомнила, как вчера пришла с ночного дежурства, прилегла на диван. «Сколько же я спала? И вообще, сейчас утро, день или вечер?» Она пошевелила рукой - в ней что-то было. Лидочка развернула клочок бумаги. «Ба, да это письмо, от кого же?» - удивилась девушка.
«Дорогая Лидочка. Лида!
Я долго не мог решиться, но все-таки хочу вам признаться. В том, как сильно я полюбил вас. Все медсестры, которые прежде приходили ко мне, так холодно со мной обращались, словно я какое-то отвратительное животное, или насекомое. Так черствы были в общении со мной, что казались даже грубы. А мне всего-то хотелось услышать обыкновенную, теплую человеческую речь.
А пришли вы - такая юная, добрая, нежная. Вы одна говорили со мной, как с человеком, не брезговали мной. Я словно заново родился. Благодаря вам.
Лида!
Прошу вас, будьте со мной. Мне нечего вам предложить, я небогат да и...не совсем здоров. Но я готов предложить вам свое верное любящее сердце. На всю жизнь.
Осирис».
За окном медленно падал, искрился, все тот же снег. Ох, и намело же его за ночь! Через неделю - Новый год.