Следуя ориентирам встретившегося на пути хмурого путника, лапидарно представившегося придворным охотником, Никель и Фрумели наконец-то отыскали громоздкое строение, подходящее под описание величественного чертога. Заснеженное поселение деревянных срубов с короткими печными трубами и пристроек в виде шатров из шкур накрывала суровая ночь Мерзлых Земель, и снег неумолимо хлестал по глазам продрогших эмигрантов, с надеждой стремящихся переночевать эту ночь в тепле. Никель с трудом различал очертания каменного строения с мрачным треугольным фасадом, диковинным образом накренившимся вперед – напыщенным и устрашающим барельефом, – где на фоне перекрещенных бревен у острия крыши виднелась узкая полукруглая лоджия с подпорками, неорганично вписывающаяся в студеную размеренность заснеженного края. Кто-то наслаждался морозными восходами или созерцал северное сияние, сокрытое нынче непроглядным пеплом сжатых облаков? Конечно, мечтательности и романтизму всегда было место там, где их проявление никоим образом не касалось очевидных причин, но архитектурный элемент наблюдения за луной и звездами смотрелся настолько же нелепо, как и вилка, поданная к бульону. Когда в Мерзлых Землях бывало достаточно тепло, чтобы не ощущать колючего холода, проникающего до самых костей? Вулкан отныне был недосягаемым шумным неприятелем, но озноб оказался куда более неприятной заменой, приноровившийся не ослаблять натиск с первого шага по бескрайним перинам сурового севера.
Казалось, что воздух обрел материальную форму. Непроницаемый кристаллик искусно расписанной снежинки, овеваемой лютыми ветрами. Таков был забытый Матерью уголок северо-восточного континента.
Метель неистовствовала, укрепляя свое неоспоримое положение. Свист пурги закладывал уши. Снежные барханы нарастали и таяли на глазах, перемещаясь подальше от завихрений вдоль улицы и налегая настырными косами на стены домов и сдавливая в тисках хлипкие террасы. Ледяные крупинки не чувствовали препятствия в горячем дыхании Никеля, норовя нырнуть под его разомкнутую челюсть, заставляя того беспомощно защищаться языком. Освещение при входе в чертог – единственный подвесной фонарь в стеклянном прямоугольнике, сжатом стальными коваными щупальцами, – давало ясно понять, что на густом мраке сумерек целесообразней сэкономить, нежели ждать прихода блудных гостей. Его бедное излучение предназначалось не для входа и демонстрации доброго расположения, а было отдано ночи, как медный мерцающий талисман, признающий ее господство над жалкой длительностью белого дня. Никелю пришлось едва ли не на ощупь отыскивать нечто круглое или продолговатое, напоминающее дверную ручку или кольцо, так как острота его зрения, вопреки избранному ремеслу, оставляла желать лучшего. Впрочем, он предпочитал действовать, а затем задаваться вопросами о значимости тактильного шага, что перекрывало его природный недостаток. Прикосновение подтвердило догадку при смутном разглядывании двери в пятне света – ее размеры заставят Никеля уберечь голову от глухого удара и пригнуться, переступая порог. Чертог изобиловал странностями своей планировки и не подавал признаков благосклонности к странникам, вытянув вперед плечи. Железнокрылый коротко глянул на подругу, будто ожидая от нее какой-нибудь голословной реакции, но ограничился лишь существующей тревогой за навязчивость главной проблемы ¬– дикий, необузданный холод, врезающийся под чешую. Фрумели держалась чуть поодаль, по правое плечо, увязнув по самую грудь в снегу. Она была измотана последним переходом – протез ее задней лапы был тяжелее, чем она могла себе представить. Однако в своем выборе Фрумели оставалась непоколебимой. Никель неоднократно предлагал ей подняться в небо и как можно скорее укрыться от зноя под теплой крышей, но Фрумели всякий раз отказывалась в угоду верности данной себе клятве.
Или глупости.
Твердые когти Никеля проскребли по древесине, на миг взвизгнув по металлической поперечине и прервав мысли Фрумели, вспомнившей о Тарэте. Почему мысли о нем навязались сейчас, когда она не ощущала ничего, кроме чудовищного холода, от которого немели крылья и хвост?
– Где эта чертова ручка? – выругался Никель.
– Вот, вот здесь, – подсказала Фрумели, поравнявшись со спутником. Она направила его лапу на дверной молоток, прекрасно отличаемый ее острым зрением. – Ст-т-тучи, Никель, ст-т-тучи.
Ее голос надламывался, вырываясь наружу ослабленным, истощенным. Железнокрылый не мог не отметить, насколько холодными были ее пальцы, когда она к нему прикоснулась.
– Ты сильно замерзла?
– С-с-совсем чуть-чуть.
Никель без лишних слов толкнул дверь, отбросив в сторону попытки следовать образцовому поведению. Он не ждал теплого приема после такого вероломства, но мысль о Фрумели, нетвердо связывающей слова в дрожащие ответы, беспокоила его еще больше. В конце концов, кто мог выставить ее на улицу в таком виде?
Внутри чертога было темно. Так темно, что последний огонек в этой ночи – апельсиновые глаза Фрумели – поглотила непроглядная темнота, запрятав в своем ненасытном желудке. И если сейчас перед ними и должен был раскинуться длинный зал, в своем великолепии и эпохальности богатого убранства, то гостей здесь явно не ждали. Был ли час поздним или подобный формат приема считался нормой – ни Никель, ни Фрумели не знали. Железнокрылый сделал шаг вперед и почувствовал, как его лапа утонула в чем-то мягком и теплом.
– Никель, – полушепотом заговорила Фрумели. – Пол устелен шкурами. Такие мягкие! Надеюсь, они не драконьи?
Фрумели прекрасно ориентировалась в темноте и без труда могла описать обстановку зала, больше напоминающий дворцовый коридор перед основным местом приема просителей. Наклонные стены треугольного строения сплошь застлались гобеленами и картинами местных пейзажей, а ряды посеребренных канделябров одиноко выбивались на передний план, расплескав по чашечкам остатки давно сгоревших свечей. Древесный тоннель упирался в одно единственное арочное окно, вглядывающееся в царство снегов. Левее расположилась винтовая лестница со скрученными, как полозья саней, поручнями, ведущая на следующий этаж. Фрумели была глубоко впечатлена, насколько внутри тесно. Первая встреча с чертогом была несколько обманчивой, но драконицу не смутил размер двери. Она надеялась, что местный властелин предпочитал простору домашний уют, но нелепую попытку загромоздить бревенчатые стены вытканными полотнами Фрумели расценила как личную прихоть правителя, стремящегося сохранить тепло и избавиться от возможных щелей.
– Откуда у тебя только берутся эти пугающие мысли? – поинтересовался Никель. – Разве не помнишь, что говорил Тарэт? Это прекрасное место для беглецов, вроде нас. А что насчет шкур… У нас с тобой нет шерсти. Значит, нам ничего не грозит, так?
Фрумели улыбнулась, пусть даже Никель не мог видеть ее улыбку. Первая волна тепла окутала ее, как новорожденного младенца. За нескончаемой дрожью последовала первая зевота. Сонливость опутала ее мысли.
– А-а-агх… Спасибо, что утешил.
Никель остановился. Он пытался всмотреться в удушающий мрак помещения, но ничего не смог различить, как он не пытался щуриться и морщить надбровья. Разве что запах шерсти был таким навязчивым и едким, что казалось, будто она только что высушилась у очага после вымачивания в соленой воде.
– Эй! – крикнул Никель в пустоту. – Здесь кто-нибудь есть?
Он почувствовал, как Фрумели легонько коснулась его плеча.
– Никель… Может быть нам не стоит торопить события? Ну, я имею ввиду…
Неожиданно в поле зрения железнокрылого попал покачивающийся свет масляной лампы, вынырнувшей откуда-то из угла. Он скудно освещал силуэт рослого человека, желтеющее лицо которого наполовину скрывал меховой капюшон в окаймлении длинной, зачесанной назад шерсти. Незнакомец медленно приближался, не издавая лишних звуков, как обычно делают дети, чтобы не разбудить спящего отца, мимо которого необходимо проскользнуть незамеченными. В его движениях заключалась осторожность и знание каждой неровности мягкого пола.
– Властелин Мерзлых Земель? – спросил Никель. – Это вы?
Человек не ответил. Он остановился напротив Никеля на расстоянии вытянутой руки и в знак приветствия снял капюшон. Фрумели изумленно заморгала – встречающий оказался лысым, вопреки холодным Землям, где он проживал. На его гладкий лоб был нанесен странный символ – симметричный глаз, аккуратно выведенный бирюзовой краской. Губы тонкие, поджатые, а бледные щеки ввалились, выделяя неестественно острые грани очерченных скул.
– Должен вас предупредить… – тихо, едва слышимо заговорил таинственный встречающий. – Разум нашего властелина помутился с тех пор, как он потерял свое дитя.
Никель не нашелся, что на это ответить. Нетактичное заявление выбило его из последовательной колеи, как и всегда оставив в стороне от спутанной ниточки диалога. За него, чуть медля, вступилась Фрумели под властью заразительной зевоты:
– А-а-агх… То есть, это не вы властелин Мерзлых Земель?
– Нет. – Отрывисто, нехотя. – Ошиблись.
– Но мы можем добиться аудиенций?
Человек поднял масляный светоч, чтобы лучше разглядеть просителей. Его лоб – гладкий, как ритуальный череп для употребления жертвенной крови, – покрылся мелкими складками.
– Что вам здесь нужно?
Никель помнил наставления Тарэта, что местные драконы не отличаются доверчивостью, но о схожих качествах людей он не упоминал. Как и не говорил о властелине. Кто этот человек? Слуга? Советник? Ведун на правах шарлатанства? Муж какой-нибудь здешней судомойки? Терпение железнокрылого иссякало. Почему так сложно поддерживать прямолинейное общение? И что еще за предупреждение о помутненном разуме правителя? Попытка пошатнуть его бдительность? Может быть, он с Фрумели и вторгся в чужой дом посреди ночи, но такого обращения к себе он определенно не ожидал. Исходя из неприятной встречи с головорезом в трактире, самый незаурядный приближенный властелина должен был знать, кто он, Никель, есть на самом деле. Каждый второй на его пути через треть проклятого континента хотел учинить конфликт и пригрозить никелевскому существованию.
Пепельные драконы зло!
Пепельные драконы каннибалы, детоубийцы!
Пепельные драконы недостойны ходить по земле!
Кипа слипшихся стереотипов и сплетней, покрывшихся плесенью искривленных губ наушников. Мерзость!
– Я хочу видеть властелина Мерзлых Земель! – в приказном порядке потребовал Никель. – Ты знаешь, кто я?
Лакей бесстрашно усмехнулся, будто бы со смертью у него был заключен контракт, не датирующийся на эту ночь.
– Не имеет значения, – сказал он, и ухмылка на его лице – гладком, как морская галька, – стала ядовитей. – Каждый из нас нуждается в пище и тепле, а значит, мы равны друг перед другом. Единственный почитаемый в этом месте титул – титул удачливого охотника.
– Да, охотника, – оскалился Никель, сделав шаг по направлению к наглецу. – Я как раз нагулял аппетит…
– Нестус?
Фрумели вздрогнула. Этот голос – живой, выразительный женский тембр, плавающий на гласных буквах, донесся откуда-то из конца зала, смягченный шкурами и тканевыми картинами. Он прервал тревоги Фрумели о назревающем кровопролитии и заставил лакея быстро обернуться, будто сделать оборот на костыле. Зов всполошил его.
Но кому он принадлежал?
– Да, госпожа?
Госпожа, подумал Никель. Вот как? Не осталось сомнений, что правительницей была она – таинственная призывательница, скрытая от его глаз в глубинах зала.
– Ты снова затеял кухонные споры с духами предков?
– Госпожа, я…
– Никаких оправданий! – властно отрезал голос. – Довольно с меня пустословия! Сейчас же иди сюда!
Нестус повернулся. Он был бледен, как мертвец.
– Идемте за мной, – заговорил он. Прежний издевательский тон исчез. – Быстрее! Ну же, идемте! Если я не покажу причину своего шума… Если она узнает, что…
Объяснениям не было места. Нестус шаркающей походкой довел Никеля и Фрумели до конца зала, где их встретила винтовая лестница. Под весом Никеля, как и многое другое, созданное из дерева, пороги скрипели пуще несмазанных колес повозки. Стоны несчастной волокнистой породы заставили Фрумели зажмуриться и стиснуть зубы, словно она предчувствовала, как опора уходит из-под лап.
Второй этаж оказался на порядок меньше из-за сужения чертога к вершине, но приятно удивил изобилием мягкого свечного освещения, воссоздающего из обстановки по меньшей мере по четыре призрачных теневых копий, налегающих друг на друга и сталкивающихся в праве возобладать над остальными. Пол был привычно устелен мягкими алебастровыми шкурами. У стены расположился смехотворный по высоте столик с чашками и увесистым глиняным чайником. Повсюду валялись цветастые, как лесные опушки, подушечки с пушистыми хвостиками на концах, напоминающих о бушующей зелени западных уголков континента. В помещении царствовало фальшивое богатство, жалко отраженное на грани витиеватой ножки облезшего золотого подсвечника. Большой, перетянутый железом сундук, неуклюжий красный комод, поцарапанный, словно все кошки мира точили об него когти, шкаф без дверцы… Но среди царства обшитых гобеленами стен выделялся некто, кому, как оказалось, и принадлежал властный голос, сломивший несчастного Нестуса. Никель наблюдал странную картину: перед высоким овальным зеркалом с гордой осанкой сидела драконица с перьевыми крыльями чистого, небесного цвета и короткими, разветвленными надвое рогами. Это создание, предположительно являющейся правительницей Мерзлых Земель, кривлялось своему отражению, то высовывая язык, то скалясь, то кокетливо подмигивая сестре-близнецу по ту сторону стекла. Она потянула себя за уши вниз и состроила плаксивую гримасу. Сестра-близнец ответила ей в той же игривой манере, кося глазки в сторону, на прибывшего слугу за ее спиной.
– Их много, мне со всеми не справиться! ¬– простонала она и повернулась. – Как долго я буду сражаться в одиночку, а? Сколько времени я протяну? Как мне жить?! – Она зашмыгала носом, у уголка бирюзового глаза набухла блестящая слезинка. Взрослый ребенок. ¬– Это просто не выносимо! Я ненавижу их, ненавижу себя, ненавижу… всех вас!.. Вы слышите? Убирайтесь!
– Госпожа… – промямлил лысый лакей.
– Ты еще здесь?!
Нестус и в мгновение ока исчез под витком лестницы, не проронив более не звука.
Никель и Фрумели не знали, что им делать. Короткой аудиенцией, подавленной в зародыше, им дали основательно понять, что тут их действительно никто не ждал, а расположение – это последнее, зачем сюда стоило приходить. Тарэт говорил, что в Мерзлых Землях примут каждого, не оставят голодным и не бросят на растерзание воющему ветру. Но вышло иначе. Тупиковая ситуация вынуждала поверить в бессмысленность путешествия. Кузни Пута? Укрытие? Теплый очаг? Все распалось на тысячи осколков.
Ворчливый вулкан теперь не казался худшим местом, где Никелю доводилось быть.
Никель не заставил себя ждать. Разозленный от разочарования, он направился к выходу, цепляя когтями края шкуры. Он думал, что Фрумели солидарно следовала за ним. И спустя виток лестничной спирали он оглянулся, чтобы убедиться в своей правоте.
Но Фрумели позади не было.
Всполошенный Никель стрелой метнулся наверх. Фрумели опасно оставлять одну, любой из встретившихся на их пути был хитрее и сильнее его спутницы… Но увидев, что он не ожидал увидеть, убедило его только в одном.
Единственную опасность в глубине мрачных чертог представлял только он.
Фрумели сидела за столиком напротив лазурной драконицы и, как ни в чем не бывало, неспешно потягивала что-то горячее из чашки. Все выглядело так, будто она прожила здесь всю свою жизнь, а Никель был чужаком, нарушившим умиротворенность позднего чаепития и неспешность струящейся беседы между двумя закадычными подругами, болтающими о текучих днях.
– Какой мускулистый, – ласково промурлыкала лазурная правительница, вытягивая шею. – Наверно, приходится питаться самым отборным мясом, чтобы вырасти таким крепышом.
– Или уделять все свое свободное время работе в кузне, – деликатно вставила Фрумели, по-дурацки оттопырив палец, как светские люди проделывают это с мизинцем. Она повернулась к спутнику. – Не так ли, дорогой Никель? – И заговорщически подмигнула ему. – Мы проделали огромный путь в поисках надежного пристанища и, полагаю, это место сполна оправдает наши ожидания. Как считаешь?
Никель застыл в нерешительности. Что, черт возьми, здесь происходило?
– Жизнь вас хорошенько встряхнула, – заметила властительница, с сожалением покачав головой. – Стальные протезы, Механические Земли, деспотизм Стагана… – Она пристально заглянула в глаза Фрумели. – Сколько отваги требуется пестрой драконице, чтобы разделить хлеб с вулканом?
– Отдать ему побольше, – ответила Фрумели, отхлебнув из чашки. – Превосходный чай, Эрунта. Могу я поинтересоваться, где раздобыть еще?
– Я расскажу, но вот только… Да что ты уставился на меня, хмурый мальчик? – прикрикнула она на Никеля. – Расслабь крылья, – добавила правительница мягче, закатывая глаза от какого-то надуманного удовольствия, – сядь за стол и внимай нашим речам, раз не можешь поддержать беседу. Похоже, у тебя с этим проблемы, да? Со знакомством с теми, кого ты не ожидаешь увидеть?
Никель моргнул.
– Я…
– Ничего не говори! – повелительно заявила Эрунта, нахмурившись. – Ты осмелился разглядеть в Нестусе помеху, но твой разум тебя обманул. Этот человек приходится мне первым советником. Я доверяю ему. Отсюда возникает законный вопрос: а с чего мне оказывать тебе, Никель, радушный прием, если ты бросаешься подозрениями в адрес незнакомых тебе людей?
Она все слышала?! И пол, и стены, впитывающие в себя звуки, как пергамент воду, не помешали ей вычленить шепот Фрумели? Насколько тонким нужно обладать слухом, чтобы не спутать скребущуюся мышь с легким дуновением голоса его спутницы?
– Нет-нет-нет! – прищелкнула языком властительница Мерзлых Земель и нравоучительно помахала пальцем. – Ты не должен на меня сердиться. Тебе никто не рассказывал, насколько горячим бывает пламя у перьевых драконов? Нет-нет, мой маленький крепыш, не фыркай, я не угрожаю. Предупреждение нельзя считать угрозой, пока оно не приведено к исполнению.
Фрумели до последнего надеялась, что Никель подстроится под нелинейную встречу, что он склонится в пользу некоторой доли притворства… А что оставалось? На улице жуткий холод, они устали, а им был нужен ночлег. Что зазорного в том, если Никель чуть-чуть подыграет? Что мешало им представить в лице Эрунты приятную собеседницу?
Что мешало им подстроиться под заснеженный мир?
– Признаться честно, – сказала Фрумели, разбавляя напряженность молчания, – я не привыкла к такой погоде. Как вы тут выживаете?
– Экономим тепло и дорожим дружескими отношениями с людьми, – ответила Эрунта, поднимая глиняный чайник. – Тебе добавить, милая? Хорошо. – Плеснув дымящегося напитка Фрумели, она подвинула к краю стола чашку для Никеля и наполнила ее до краев. – Давай, крепыш, не стесняйся.
И Никель не отказался. Он подсел к столу и потянулся к угощению. Из посудины поблескивала рубиновая жидкость, сдобренная приятным ягодным запахом, не знакомым железнокрылому.
– Это шиповник, – пояснила Эрунта. – Но есть еще кое-что, расслабляющее тело. Утром вы будете полны сил и готовы к новым открытиям.
До того момента, как правительница не сообщила о «кое-чем» в составе чая, Фрумели чувствовала себя вполне прекрасно, обогревшаяся и влившаяся, как она считала, в царящую атмосферу безумства. Но после порции двусмысленной информации о напитке она почувствовала жжение на кончиках пальцев. Жар распространялся вверх по лапам и охватывал грудь, спину, затем обжигал шею…
– Никель? – сказала Фрумели. – Что с тобой?
Эти слова принадлежали не ей, ее губы сами выудили наружу странное чувство волнения! Оно не было сопоставимо с тем, что случалось испытывать раньше, оно исходило откуда-то из глубины, из новообразовавшегося сгустка, потеснившего ровное биение сердца. Плотное и сферическое, оно пошатнуло сознание Фрумели, столкнуло его с мертвой точки, прежде установленной тревогами и холодом неизведанного края. Оно заставило смотреть сквозь Никеля, его мечты и мысли, сквозь сознание и заточенный мир в его теле, который он так не хотел отпускать. Оно росло и крепло, подменяя собой чувства, связанные воедино, и нацеленные на желание переступить черту между реальностью и вымыслом.
– Что со мной? – удивился Никель. – Я в порядке. А ты… Почему ты так улыбаешься?
– Я… – Фрумели истомно сделала вдох. – Я, наверно, в порядке.
Никель уставился на Эрунту. Его чашка была пустой и невзрачно желтела на столе. Что он наделал?!
– Только не говори мне, что…
– Всегда хотела увидеть, – перебила его Эрунта, – как пятипалые драконы обращаются с чайным сервизом. Ты держал чашечку за ушко вот так. – Она продемонстрировала его человеческую хватку – с занесенным пальцем за округлость емкости, который в людском представлении был большим. – Потрясающе! В скором времени мы с тобой найдем общий язык, я обещаю. А пока, милый мой крепыш… Она поднялась. – Я вас оставлю. Эта ночь будет для вас немного длиннее, чем она есть на самом деле. – И направилась к лестнице.
– Ты! – зарычал Никель и подорвался с места. – Что ты… – Не преодолев несколько шагов, он беспомощно повалился на пол. – Как ты!..
Лапы его не слушались. Он не мог подняться! Зрение расплылось, дыхание участилось. Перевалившись кое-как на живот, Никель отчаянно предпринял попытку ползти. Безуспешно. Он не смог сдвинуть себя с места! В глазах стоял плотный туман, и лишь огонек одной из свеч напоминал о том, что они еще были раскрыты, что Никель не отдался в руки нахлынувшей слабости.
– Фрумели? – Имя, связанное из крошечных звуков, таких далеких, что они поднялись откуда-то извне, не из груди. – Я…
– Я знаю, знаю, – послышался ответ. – Это так странно.
– Ты…
– Это лишнее, помнишь?
Никель ощутил, как что-то мягкое, знакомое коснулось его лба. Он помнил это прикосновение.
Губы Фрумели.
– Я буду рядом, – прошептала она. – Ближе, чем когда-либо.