- ...---... ...---... ...---...
- Слышишь?
- Да.
- На что это похоже?
- Вертится в голове, никак не соображу...
- Ну, скорее, прислушайся, ты же музыкант!
- Три точки, три тире, три точки...
- И?!
- Штраус?
- SOS! Спасите наши души!
- Да, действительно...
- Азбука Морзе! Это синица там, на подоконнике у кормушки. Телеграфирует с самого утра.
Намыленные щёки птицы, что часто дышит на стекло, а после протирает его велюровым зимним горчичного цвета жилетом. Как хороша! Отклеивая примерзающие к окну пальцы, оставляет там лепесточки перьев с прозрачными прожилками. Словно осенний день, что, проверяя на прочность подмёрзшие за ночь ручьи тропинок, теряет золочёные чешуйки листьев.
А синица всё трётся подле окошка... И кормушка полным-полна. Но она снуёт со своею суетой подле. Ловит обращённый на неё взгляд, склёвывает прозрачную пылинку, не дозволяя той коснуться оттёртого до блеска стекла. И вот уже волнение приподнимает пух на затылке, кожа щёк делается розовой... Даже сквозь белую карнавальную полумаску проступает этот цвет. Только... Не сделаться от того синице снегирём. Да и ладно ли будет, свершись оно, это превращение?!
Оставляя в сенях небольших городов нашу искренность, мы вступаем на чёрный московский лёд, пропитанный солью давно пересохших морей. Он гордый, этот город. И так силён, что взял на себя труд дать возможность убедиться воочию в том, каковы следы, что толкают человека вперёд. Грязны они, каким бы хорошим ты не казался себе сам. И не справиться с этим даже стае синиц.
Очарование малых городов разрушают их попытки приукрасить действительность, их трогательную наивную прелесть. Пошлость - истина, проверенная временем. Красота - то, что не отторгается сердцем. Не возбуждает его, но питает, как воздух наполняющий гроздья вдоха. До звона в ушах.
_ ... ---... ...---... ...---...
- Опять стучит...
- Мне уже не по себе. Зачем она делает это?!
- Пытается достучаться.
- До нас?! Мы же не делаем ничего плохого!
- А что хорошего делаем мы, скажи?