Памяти прабабушки Александры Григорьевны Лукиной
и прадеда Григория Васильевича Лукина
У моей бабули долгое время хранился досюльный заонежский свадебный головной убор, сделанный из конского волоса, на который нанизаны озёрные жемчужины - это приданое её мамы, моей прабабушки Александры Васильевны Лукиной. Прабабушка, родом из кижской деревни Ерснево, была взамужем за Григорием Васильевичем Лукиным, после контузии, полученной в первой мировой войне, ставшим глухонемым.
– Бабуля, как это делалось-то? – Однажды спросила я, увидев прореху в кокошнике, – видимо, конский волос лопнул, и жемчужинки высыпались в жестяную коробку, в которой хранился свадебный убор. На иглу, самую тонкую, жемчужины не насаживались: больно отверстие было узким.
- Как положено, так и делалось, - ответила бабуля. Очки её отложены на газету, жилистые руки разглаживают белую накрахмаленную скатерть. – Сначала наречённый, доказывая, что у него серьёзные помыслы, да и сам он работящий, удачливый и без камня за пазухой, должен невестившейся девушке принести жемчужные раковины. В Онего вода чистая, и в тех местах, где ключи бьют, водился жемчуг.
- А наречённый – это жених? – спрашиваю я.
- Вот если в раковинах жемчуг есть, то станет женихом. А если нет - невеста задувает лампадку у божницы, то есть знак даёт, что отказывается замуж-то идти за него.
- Как это нет жемчужин? А он, что, не мог дома проверить, с жемчугом раковины или нет, - изумляюсь я.
- Так положено-то ведь раковины вскрывать при невесте, - улыбается бабуля, - эдак-то каждый в женихи попадёт: купил на рынке, да и делов-то. А ты, голубчик, встань пораньше, до работних дел сплавай в укромное место, да своими руками и собери раковин на кокошник нареченной своей.
- А кокошник-то как делали потом? И кто? – допытывалась я, тщетно пытаясь нанизать на расщеплённый конец конского волоса хотя бы одну жемчужину.
- Невеста кокошник шила. Она, в свою очередь, должна была себя показать. Это сейчас месяца не потерпят, в заксу бегут. У нас в деревне было принято приданое невесте самой готовить, с малолетства: ткать и прясть. А вот кокошник на посиделках изготавливался. И если он готов к назначенному сроку не будет, то и свадьбы не будет.
– А если они жить друг без друга не могут? Как это – свадьбы не будет? – уже возмущалась я.
– В досюльное время было такое поверье, что человеку с нечистыми помыслами жемчуг не давался. А в раковинку заранее не залезешь. И невеста-неумёха тоже ведь в хозяйстве не помощница, а помешница… Что, никак не поймаешь жемчуг-то, – бабуля увидела, что у меня ничего не получается, – а ты волос-то в пальцах посучи, да пальцы вначале смочи.
Словно послушавшись бабулю, жемчужина ловко проскользнула по волосу.
Перед сном я долго ворочалась и никак не могла заснуть: перед глазами стояла картина рождаемого не один месяц свадебного кокошника, символа удачного будущего замужества.
И если я могла представить себе светёлку, где собирались на посиделки, то вот где прадед раковины жемчужные нашёл, в каком таком укромном месте да ещё столько много, чтобы на кокошник хватило, для меня так и осталось тайной.
Часть жемчужин из прабабушкиного кокошника я на свое свадебное платье потом нашила, а еще кусочек на память сохранился.
Ещё в сундуке хранился прабабушкин досюльный сарафан, в пол, коричневый, тисненый разводами серебристыми, с оборкой пышной и чёрными кружевами домашней работы. Но это уже другая история.