- Ты что не видишь? Она же ведьма!
- Бабка она старая, одинокая и злая. И ведьмой ее это не делает.
- Атеист ты хренов, напорешься еще...
- Да с удовольствием.
На том и распрощались. Вовка конечно друг и сосед отменный, но уж больно подвержен всякого рода «приметливым» страхам и мне нравилось поддразнивать эту его боязнь, провоцировать, заставляя выбираться из нутра и грозить моему атеистскому равнодушию старым страшным ведьминским пальцем, обещая непременное и неопровержимое возмездие. Но что поделать, кесарю – кесарево, а суеверному черного кота, такова эта наша замечательная в своем уродстве жизнь...
Побредши восвояси, я, как полагается, решил завернуть в табачную лавку – купить дымящую отраву и поприветствовать полюбившуюся продавщицу Наташу. День обещал быть весёлым, Вовка - обиженным, а Наташа, как всегда - улыбчивой. Ее легкие пшеничные пряди, послушно украшающие покатые женские плечи я видел всегда ещё с улицы: казалось, они сияли и манили именно меня и для меня, захватывали мой взгляд, учащаяя сердечный бег, дурманили ароматом фруктового шампуня и отрезвляли своей недоступностью. Даже грозная железная дверь лавочки не спешила препятствовать моему визиту - открывалась будто одним моим увлечённым порывом, лишь нежно трогая при этом язычок звонкого сигнального колокольчика.
- Здравствуйте, Наташенька, мне как всегда..
- Пожалуйста, возьмите, приходите ещё..
Две стандартные фразы и лёгкое касание рук, улыбка и едва уловимое тепло ее дыхания - вот и все что мне было нужно для легкой и невероятно приятной эйфории, и я снова не помнил как покидал лавку и как пританцовывая потом добирался до своей скромной холостяцкой двушки. Но не в этот раз.
Колокольчик радостным звоном уведомил о новом вошедшем госте в тот самый момент, когда цветущая эйфория разворачивала мое подневольное тело в его сторону. Где-то громко каркнула ворона. Я упёрся в костлявое тело злощастной старухи, безжалостно наступив ей на скрюченную в старом и изрядно поношенном ботинке ногу.
Взвыв простуженным медведем, старая карга, не долго думая, хорошенько приложилась своей железной клюкой по моей ноге. Проклятья заглушили и мои извинения и задорный колокольчик. Ворона снова разродилась громовым карком.
Нога ныла, но идти домой я решительно передумал.
Парк. Парк обещал сгладить мое прокарканное утро. Уютный городской парк простирал свои объятия осенним прохожим, заблудившимся во времени летним гулякам, собаководам любителям и отовсюду гонимым почитателям сообразить на троих, и прочим, безвременно отдавшим всю свою жизнь работе лицам, раскидывая над нами, точно над детьми, могучие дубовые ветви, прощая и благословляя всех умиротворяющим спокойствием и каким-то нечеловеческим снисхождением.
Так и я брел посеревше-уставшей осенней походкой по заболоченным туманом дорожками, наслаждаясь выходными и надеждой на случайное знакомство...
Она шла впереди. Легкой, пританцовывающей походкой, позволяя золоченым локонам подпевать неслышимой песне ее сердца, донося до меня лишь отголоски ритма: «там-там, та-ра-та-ра-рам, там-там..»
Веселый ветерок перебирал прямо-острые края страниц газетного свертка, что был зажат,будто между делом, подмышкой, не упуская возможности щекотнуть подол юбки и получить за это свой долгожданный сладкоголосый девичий смешок, донося в который раз до меня воздушными поцелуями обрывки: «...там-там.. жива, та-там... трава... »
Вдруг маленький браслет сыграл неожиданным аккордом, соскользнув с изящной светлокожей руки и трижды обернувшись вокруг себя в замеревшем и вмиг похолодевшем воздухе, в котором так же ясно наконец прозвучало «...огонь тебе к лицу...»
Я и не заметил, как подобрал тоненький обруч украшения и тут же протянул его показавшейся на секунду знакомой владелице:
- Возьми, и больше не теряй!
- Спасибо!
На мгновение я все-таки утонул в васильковой нежности ее глаз и, едва скользнув по сливочной пудре щек, тронутых озорным осенним холодком, обласкал истосковавшимся взглядом ее кукольно-розовые губки...
Где-то снова скрипуче гаркнула ворона. Газетный сверток неожиданно вырвался из своего заточения и, покусившись на невидимую муху, смело ударил меня по больной ноге, заставив сделать пируэт вокруг себя в попытке быстро отреагировать и поймать беглеца, конечно же в надежде на очередное снисходительное «спасибо». Взгляд мой не мог не зацепиться за огромную черную птицу на парадной странице под кричащей надписью «Ведьма» - и я побежал по строчкам:
«было у ведьмы той четыре крыла, да платье до пола, свили гнезда в ее рукавах совы, соколы, да перепела...»
- Простите, можно мне мою свежую прессу?
- Да, п-простите...
Спешно отнятый сверток, казалось, выудил часть моего внутреннего «я» и вел меня теперь будто собачонку на неосязаемом поводке: перепела-соколы, рукава, трава... видел, где-то я её все таки видел, эти кудри и губы...
Чертовка. Какой-то тревожный страх поселился темной комнатой в самом центре моей груди. Нога ныла все сильнее и сильнее. Воронье кружило в поблекшем воздухе то и дело проливая на бренную землю своё оглушающее карканье. Ветер острыми полосами пронёсся мимо, ударив в нос приближающимся дождём. Солнце меркло под тяжестью разрастающихся туч, а парк будто нарочно запутывал петлями тропинок, все отдаляя и отдаляя от меня просвет домашнего тепла.
Дождь щедро ливанул вместе с очередным раскатом вороньей ругани. Мысли продолжали сновать в клетке черепа беспорядочными птицами, то и дело натыкаясь друг на друга и рассыпая худо-бедные логические цепочки: и откуда только их здесь столько? Трава-рукава-жива.. губы, свёрток, локоны... Васильковое поле и свежая пшеница...
Щедрый ливень хлестал меня по щекам, рукам и ногам, заливал за шиворот и сочился предательской струйкой перебирая позвонки на спине, повороты уютного парка блезницами глядели на меня из-за водяной занавесы и отказывались ознаваться который приведёт меня к дому, воронье истерически смеялось над моей никчемностью и размытой самоуверенностью... Домой я добрался к утру.
Рабочая неделя пронеслась затянувшимся понедельником и вот наконец пятница звала табачной лавкой и надеждой Наташиной улыбки. Вовка грозился скрасить мои холостяцкие выходные шумным празднованием своего очередного дня рождения.
Подарок я выбрал быстро - что может быть лучше книги, да ещё и выбранной с юмором - «Тысяча и одна примета» - модный современный роман прижатый ко дну подарочного пакета простеньким, но все-таки тортом?
Магазины провожали меня разлитыми красками неоновых вывесок и неохотно выпускали из своих цепких безвременных объятий в погожий ноябрьский полдень, что снова был полон весенних надежд и щебета птиц, а я брел домой петляющими парковскими тротуарами, простив ему его недобрую шутку.
Впереди показался тоненький женский силуэт,в котором я сразу же узнал дружелюбную Наташу и не прибавляя шага решил насладиться ее очаровательной походкой. Солнцечные лучи прокатывались по пшенице ее волос и будто каплями рассыпались по легкому для такого времени года плащу. Она шла, задорно отбивая мелодичный ритм по тротуарной плитке своими точеными каблучками и то и дело весело оглядывая оголевшие деревья.
Проходя мимо очередной опустевшей лавки, она вдруг остановилась и слегка наклонившись что-то прошептала. Шаг, другой, третий - я был готов ее окликнуть - Наташа стояла и ласково гладила ворону. Растерянный в мгновенье взгляд столкнулся с чёрным пластиком птичьих глаз. Ворона издала свой старушечий вопль, взмахнула крыльями и обдав девушку потоками закрученного воздуха взлетела. Послушная пшеница волос вдруг закрутилась кудрями и Наташа резко обернулась, уколов каким-то необъяснимым злом заледяневшего василькового взгляда, который где-то я уже видел...
Спасибо работе «Ворона атакует» Евгения Борисовича Мясина
http://www.proza.ru/2016/05/06/2051