*20 января ХХХХ года.
- Ну и какая тебе разница? – расплескав пальцами с ухоженными ногтями равнодушно спросила Елена.
- А и спорить не стану – поджмурив веки смотря в верхнюю часть окна – Дни недели уже не важны.
Кабинет находился на четвертом этаже продолговатого серого здания. Очевидно, раньше это были чьи-то квартиры, но вероломно проломанные стены превратили это место в своеобразное подобие штаба. Стили от помещения к помещению разнились, но именно в этом было пустынней, но и светлее, просторней всего. Обои то фантастически синие, то уютно бежевые вместе с плиткой ванных комнат и кухонь заканчивали свой путь у входа. В дальних концах, казалось, шелестела бумага канцелярий, но на деле то были залетевшие от близ стоящих деревьев листья, копившиеся здесь годами. Безвременное пристанище не сверкало своей чистотой, но и грязной помойкой опорный пункт этот назвать было нельзя. Горстки насквозь пропитанных горем и лишениями людей, многослойно замотанных в тряпки, лишь глядели в окна, побросав на столах расстеленные исчерченные карты и скромные припасы, и ждали назначенного часа. А ветер все не стихал.
Отражавшие ненастье дрожавшие окна видели многое, ибо выходили они на гору. Гору из тел.
07 июля ХХХХ-2 года.
Любой перекресток в центре города, да пусть даже лишь маленького городка, прежде грезевшегно разрастись до джунглей мегаполиса, можно назвать оживленным местом. Иномарки прерывают свой ход – горожане идут. Горожане стоят – иномарки едут. Все подчиняется цветомузыкальным ритмам современной деятельности, но сегодня в них затесались зловещие ноты.
Опустошительной волной двигался бездушный спятивший зубастый рой. Скрежетя зубами пел он свою искаженную песнь из криков страдальцев подчиненных и тем, кому еще предстояло. Ужас и страх сеял он, проходя меж статных хрущевок, витрин с бакалеей, следами крови красил но путь, покуда странник мер миров не встал посередине.
Неготовых дать отпор или бежать, хватали и кусали с красными глазами упыри.
Был ли этот город основан здесь из-за подземных храмов, запрятанных глубоко под здешними холмами, или просто из-за проходящих здесь в прежние времена маршрутов снабжения, климата и стратегически важного расположения? Время от времени, когда цивилизации сменяли друг-друга, ответ менялся.
И вот воткнулся в двоих меч-копье витой огромный неподъемный, кинутый рукой покрытой серебром чешуйчатой пластинчатой брони. Одного избавил он от боли, другого в Ад отправил тот.
Рассеча часть органов и костей верхней полуоси мутантам, превзошедших человека по силе и прочности, колосс напрыгнул к рукояти, пинком сняв нанизанных на него пожирателей.
Раскидывая нападавших в разные стороны, воин не щадил хрупкое окружение, разбивая улетавшими частями тел стекла и корпуса машин, ломая ветви подстриженных кустов и пачкая стены – что может быть важнее жизней? Его скорость не была велика, вкладывая вес оружия в каждый редкий удар, действовал он неспешно и качественно, а фонари все гасли и зажигались вновь.
В то время, пока полицейские заслоны сметались в секунды, а военные уже были мобилизованы на других фронтах, колосс продолжал свой медленный танец, отвлекая на себя, по возможности, всех. Клич красным паром исходил из вертикальных прорезей в его шлеме, вызывая буйство и настойчивое внимание к своей, в чем-то уникальной, персоне. Бессмертный, поднятый из недр глубин, где последний медитировал еще с тех времен, когда юный Один еще не сделал и шагу по разоренным катастрофой пустошам старого мира, стерпел и превозмогал, скованный клятвой, данной еще более древним – защита наследия, коим ныне являлись мы – «современные» люди. И пусть это было так, и опыт заставлял его действовать мудро и молча, в этой схватке он был один, ибо не было в эти дни никого равного ему (либо таковы еще не проявили себя), но спустя десятки часов и бессчетное количество разбитых, как фарфоровые куклы зомби, теперь грудами валявшихся в округе, его тело (но не дух) начало сдавать: вес пластин брони стал заметен для подкашивающихся ног, пальцы дрожали, как засушенные ветки, витой острый посох покрылся защерблинами и трещинами, измученные горячкой боя глаза смыкались. Как черный отвратительный рот богатыря проглатывал легион бездны. Потоком кровавой мясной жижи он своими порождениями обволакивал Твердого слой за слоем, тело за телом. Их кожа и кости плавились, срастаясь во едино, стремясь создать уродливую тюрьму, уходившую цепкими корнями вглубь городских подземных коммуникаций и простирающуюся вверх тяжким 30 метровым грузом. Однако, даже из такой махины было видно, как стены горы вздымаются от жаркого дыхания погребенного заживо. Из части образовашихся труб даже в теплые дни исходил пар, а часть засасывала в себя не только воздух, но и все, что пролетало мимо. Щупальца с трудом по несколько сантиметров в день двигали сросшуюся тушу, гору Магомеда все ближе к стоявшей относительно близко заправке. И вот, спустя несколько лет, осталось бы всего пара месяцев до того, как воин, возможно уже сошедший с ума или давно умерший и переработанный в питательное сырье сгорел бы в огне безумных захватчиков.
21 января ХХХХ года.
- Ну что там? Уже довольно холодно. – Задавая вопрос стоявшей у окна в другой комнате женщине в темном пуховике с биноклем в руках.
- Ну, ты и сам видишь - кажись оно уснуло, а может нам так лишь кажется. – Не открываясь от бинокля и уж точно не снимая варежек.
- Ладно, все-равно мы не можем сидеть тут еще дольше. – Вставая из угла - Итак, народ, внимание! – Едва не падая от перепада внутреннего давления и замерзших ног. – Экипируемся; через полчаса проверяю и выдвигаемся.
Для этой миссии мы могли бы отправить обученных собак или что-то вроде того, но и собак-то уже не было. Так что единственным, кому оставалось работать со взрывчаткой был человек, научившийся всему из найденных книг.
План был до безобразия прост и, вместе с тем, сложен и амбициозен – взорвать заряды вокруг замерзшей горы из плоти и надеяться, что: Первое – на звук не сбежится полсвета тварей, и Второе – гигант очнется и окажется доброжелательно настроенным и готовым к беседе, ну или хотя бы просто не нападет на своих освободителей.
В тот день, когда мы сделали и то, и это, впервые за несколько лет пошел снег. Долг исполнен, и время сдвинулось с мертвой точки, а значит настоящие весна, лето, осень вновь наступят. Стихло ненастье, а замерзшие капельки, хлопьями плавно падавшие с серого дымчатого неба, растворявшиеся в потрескивавших кострах поселили веру не только в нас, но и в тех, кто был далеко от сюда. Веру в то, что у человечества еще есть шанс. Мы найдем место, нетронутое искажением, вспашем поля, построим турбины электрогенераторов и начнем все заново, но не с чистого листа - опираясь на опыт и мудрость сотворим, может быть не идеальное, но нечто иное и лучшее, и не повторим старых ошибок.
Хотел бы я сказать так. Долго ли продлится следующий цикл? Рано или поздно, но время в агонизирующем мире снова замрет. Как и всегда.