Теперь в её телефоне были только его песни, всех остальных исполнителей Мира удалила. Голос Вячеслава создавал иллюзию его присутствия в жизни. Ей казалось, что они ведут с ним бесконечные беседы, внутренний диалог не прекращался ни днём, ни ночью.
Ставшая в один миг знаменитостью среди студентов: ещё бы, девушка за которой приезжал сам Богданов, Мира будто и не замечала шушуканий за её спиной. Она ушла в себя, закрылась ото всех. Постоянно заткнутые наушниками уши ограждали от общения. Мира сохла на глазах, потеряв аппетит и ощущение реальности. Там, в своих грёзах, они ещё были рядом в чудесной своей Бретани на северо-западе Франции, и никто не мог их разлучить.
Пожив несколько дней у подруги, ей пришлось вернуться назад к родителям. Общежитие предоставляли только иногородним, а стипендии не хватало на то, чтобы снять комнату. На подработки по вечерам просто не было сил. Вот тут и спасали наушники с любимым голосом. Когда мать с отцом в очередной раз выясняли отношения, Мира включала звук на полную громкость, ложилась на кровать и закрывала глаза... Всё её поведение напоминало нэцкэ: "Ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу".
"Темную, темную ночь нельзя обмануть,
Спрятав огонь ладонью руки.
Счастливы те, кто могут заснуть,
Спят и не слышат течения реки...
Но река широка, река глубока,
Река уносит нас за облака.
Двадцать тысяч дней и ночей пройдет,
Человек родился, - человек умрет..." *
На отпевании Виктора Ивановича присутствовало огромное количество людей, весть о том, что убит тесть легендарного Богданова быстро облетела родной город, его поклонники стекались к церкви рекой, и те, кто не смог войти, стояли на лютом морозе, ожидая, когда вынесут гроб и выйдут близкие усопшего. Охранников пришлось нанимать местных, Степан приехал лишь перед самым прощанием. Так и хотелось кричать: "Люди! Зачем вы все здесь? Дайте семье спокойно проводить в последний путь родного человека!" Но никто не слышал. Чужие глаза жадно впивались в их горе и страдание. Были и те, кто искренне хотел поддержать любимого музыканта, не понимая, что только отягчают его положение.
Жанна еле стояла на ногах, то и дело приходилось подносить к её носу нашатырный спирт. Светлана Васильевна держалась крепче, её "окаменелость" только усилилась за несколько дней, лекарства исправно работали, блокируя эмоции и подавляя чувства. Это уже потом, когда всё будет позади, она даст себе волю, но сейчас нужно держаться. Дочке трудней. У неё - двойной стресс. Не смогла Светлана убедить её обойтись без Вячеслава. А теперь её вновь рвёт на части не только от утраты их постигшей, но и от него... От его бешеной популярности, сломившей их обоих. Уж она-то знает, видела, чего стоили эти годы разлуки, через какую депрессию прошлось пройти её девочке, какие страдания пережить! Сердце материнское не обманешь, вот и сейчас, его руки поддерживают Жанну, и она тает, тает, как лёд, которым она старалась обрасти, чтобы не чувствовать боли. Что теперь? Всё заново?..
Степан подоспел вовремя, когда Светлане Васильевне стало совсем худо. В плотно заполненном храме нечем было дышать. Проталкиваться охраннику пришлось самым грубым образом, так плотно стояли любопытствующие.
- Ещё немного потерпи, скоро закончится церемония, - шептал Вячеслав на ухо жене, ему было стыдно за всех, кто без приглашения явился поглазеть, стыдно за свою славу, стыдно за всё, что он делал. Каким образом он вообще оказался на сцене? Им просто нравилось с ребятами создавать свою музыку, нравилось самовыражаться, играть в едином порыве, как одна команда, дополняя друг друга. Никто и предположить не мог, во что это всё выльется! Страх перед большой аудиторией и сейчас накатывал волнами, но на сцене он мог владеть умами и сердцами этих людей, а здесь, словно обнажённый король, стоял пред ними беззащитный и по-человечески слабый. Но ради Жанны он выдержит многое, хотелось распахнуть чёрные крылья, укрыть её словно щитом, уберечь от этого чрезмерного внимания. Если бы он только мог что-то изменить!..
На священника никто и не смотрел, все взгляды были обращены к нему и тем, кто стоял рядом. В какой-то момент он услышал в ушах свист, такой тонкий и пронзительный, как лазерная игла, протыкающая висок, зазвучала мелодия и слова:
"Через двадцать тысяч дней и ночей
Наши тени впадут в океан теней,
Чтобы дальше уже никуда не плыть,
Что вода унесла - водой не разлить..."* - как ни странно, музыка продолжала жить в нём даже сейчас. Она играла и требовала выхода, складывалась в образы и ждала, когда он явит её миру.
Охранники расширяли проход, перед гробом и его несущими расступалась плотная живая масса, за усопшим следовали они, и толпа встречала его, словно на спектакле. Ему хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, раствориться, подобно призраку, но он был из плоти и крови. В его руках находилась женщина, так много отдавшая ему, и только музыка спасала:
"Пряди волос держа, как траву,
Схватив твои руки, как ветви ив,
Я себя убеждал, что уже не плыву,
И смеялся от счастья, себя убедив.
Но течение несло нас уже вдвоем,
И вода отражалась в лице твоем.
Двадцать тысяч дней и ночей пройдет,
Человек родился - человек умрет."*
Всё проходит, пройдёт и это. Нужно что-то делать, как-то менять свою жизнь, попытаться хотя бы... Но как? Образ Миры показался ему в просвете между туч, светлым исцеляющим лучиком коснулся души. Если на этом свете и есть Ангелы - то она ниспослана ему в утешение.
"Но река широка, река глубока,
Река уносит нас за облака.
Двадцать тысяч дней и ночей пройдет,
Человек родился - человек умрет..."*
* В главе использован текст песни Вячеслава Бутусова и И.Кормильцева "20000"
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/12/21/658