Космо

Павел Соболевский
Длари не звонила три дня. Я еду на работу и думаю: о нас, о нашей необычной связи, о настоящем и будущем.

В вагоне аэропоезда тесно. Стою у окна и упираюсь лбом в невидимое псевдостекло. Мне нравится смотреть на муравейник раскинувшегося внизу мультиуровневого мегаполиса с миллионами его копошащихся и суетливых обитателей.

Как мне быть с Длари? У нас странные отношения, три года странных отношений. Она всегда занята, она вечно спешит, она боится быть скомпрометированной. Ведь я человек – потомок землян, а она гуманоидная пчела – принцесса улья.

Опять наступает ночь и она куда-то срывается. Целует на прощание и улетает. – "Пока, я позвоню", – конечно позвонит, дней через пять, когда как следует приспичит. – "Привет! Что делаешь?" – "Ем пудинг и скучаю". – "Какое красивое слово! Сегодня ты будешь пудингом! Раздевайся! Сейчас прилечу!" И так каждый раз, словно я пункт общепита, а она голодный турист заскочивший перекусить.

Гуманоидные пчёлы без ума от людей. Для них мы – экзотическое лакомство. Им нравится наш запах и нравится вкус, не говоря уже о феромонах. Они липнут к нам и летят, как на сладкое. Логично – они насекомые.

Длари конечно не совсем пчела. Вернее пчела, но не такая, как пчёлы земные. Она чуть ниже меня ростом, у неё осиная талия. Смазливенькой мордашкой Длари похожа на героиню аниме. Нежное тело покрыто мягким пушком, а большие прозрачные крылья эффектно растатуированы по последней моде. И это без экзоподражающего боди. В антропоморфном облике с детализацией для интима она, поверьте, ещё привлекательней.

Космополитичный город. Пары между инопланетянами давным-давно вошли в норму. Это раньше, до эпохи смешения, их причисляли к сексуальным меньшинствам, пока веяния моды и космополитизм, в конце концов, не завладели большинством. Казалось бы, традиции покровительствовали нам с Длари и нашей экзотической любви. И всё-таки, всё не так просто. Для Длари существовало табу, она избрана для другой судьбы. Она будущая королева улья, её миссия – служение рою.

Станция "Серебритовый купол", мне выходить. Спускаюсь на аэроэскалаторе. И как всегда глазею на горожан, поднимающихся во встречном потоке. Сегодня рассматриваю только рептилий – самых разнообразных видов, подвидов и так далее. Хочу убедиться, что статистика не врёт и на планете они действительно в большинстве. Сколько их здесь... Тысячи? Миллионы?

Какой-то гуманоидный хамелеон смотрит на меня и его глаза округляются. Я смотрю на хамелеона, и он меняется в цвете – из ярко-оранжевого в коричнево-бурый. Он проплывает мимо, я оборачиваюсь, он тоже. И тут я вижу Длари. Она стоит на ступеньку ниже хамелеона: лицом к нему, голова опущена, усики-антенны пугливо сникли. Шесть её лапок вцепились в хамелеона.

Они вместе! Резко отворачиваюсь и отступаю вправо. Хвала Большому Взрыву, Длари меня не заметила!

Сердце колотится, ком в горле, дыхание перехватило. Так вот к чему все отговорки! Теперь я понимаю. У неё есть другой и с этим олухом она кувыркается, пока я тоскливо жду новой встречи, как какой-нибудь жук-рогоносец. Сгори она в сверхновой! Пчелообразная давалка!

На работе не могу сосредоточиться. Мне что-то говорят, я слышу, но не понимаю. Говорят еще раз, я рассеянно перевожу взгляд со столбцов голографической таблицы на прозрачный резервуар, в котором плавает вычислительный мегамозг, с резервуара на своего лаборанта – гуманоидного индюка. Начальник-крысолюд немилосердно ругается.

Отстаньте от меня все! Хорошо, что сегодня пятница. Как-нибудь досижу до вечера, за выходные оклемаюсь, приведу нервы в порядок.

В конце дня понимаю, что домой идти не хочу. Что я там буду делать? Глодать себя до понедельника, пить в одиночестве?

Позвоню Мимальберту. С Мимальбертом мы знакомы сто лет – он гуманоидный осьминог. Мой лучший друг: собутыльник и психотерапевт. Прилетит в своём аэроаквариуме и помашет мне головоножьей ногой, высунувшись из воды. Выговорюсь, он выслушает. Изолью душу – утешит. Молчит, но друга понимает, многозначительно булькая пузырьками воздуха и процессами в организме. Бывает, правда, разговорится, когда как следует подопьёт, жестикулируя щупальцами на языке немых.

Я набираю его по телепатической связи. "Привет! Мимальберт, давай сегодня напьемся?" – "А повод?" – "Моя пчела мне изменяет. Подробности при встрече". – "Купи чего покрепче и приезжай. Перекусить прихвати. Качан морской капусты и планктоньих бифштексов. Я голоден, как сто китайцев!"

Кухня Мимальберта – обитель покоя и благоденствия. Сижу в плавающем кресле для гостей, поджав ноги, чтобы не замочить, и ем тефтельки из змеебычьего мяса. Квартира Мимальберта – один большой бассейн. На какое-то время забываю о проблемах и жую-жую-жую.

Разливаем выпивку по стаканам – мочу мордогорского единорога. Задержав дыхание, выпиваем. Я рассказываю подробности встречи на эскалаторе. "Представляешь, этот лягушачий потрох смотрел на меня в упор, меняясь в цвете как светофор. Он меня узнал, она ему обо мне рассказывала. А я про него ничего не знаю. Как это объяснить?" – "Может, хамелеон не такой нервный, как ты. Принимает ситуацию как есть". – "Ситуацию? Я ей обеспечу такую ситуацию! Я с ней вообще больше разговаривать не буду. Пусть валит к хамелеону. Или ещё к кому. Слушай, а может у неё таких штук пять и она бегает по кругу? Для насекомых полигамия – инстинкт".

Обида захлестывает. Калейдоскоп событий принимает новую конфигурацию. Теперь я совсем по-другому вижу эти три года – время, которое мы провели как бы вместе. Ни черта это не вместе! Я был лишь пешкой в чужой игре. Меня переставляли по полю, а я даже не замечал. Какое свинство!

Пью-пью-пью. Зверею-зверею-зверею. Мимальберт часто выныривает и утешает меня, усердно жестикулируя десятком щупалец. Затем тоже звереет. Материм в два голоса всех баб на свете.

Пора спать. Мимальберт даёт мне сушёного скорпиона, к счастью не гуманоидного. "Это зачем?" – "Прими! Чтобы голова не болела. Меня одна учёная жаба научила". – "Жаба?" – интересуюсь я. – "Ничего серьезного. К тому же она замужем".

Растягиваюсь на пневмо-диване. На мягком мимальбертовом диване. У него в квартире вся обстановка умиротворяющая и тёплая – плавающая по воде. Здесь можно отрешиться и отдохнуть. Как только голова касается подушки, проваливаюсь в сон без сновидений.

Первое, что вижу проснувшись утром – хлопочущую по дому Аллит. Она прибирается: разгребает образовавшиеся, после вчерашнего, кучи мусора на плавучем обеденном столе. Аллит успела поменять воду в аква-квартире, судя по её девственной чистоте, и обновить воздух, добавив ему луговых ароматов.

Аллит племянница Мимальберта. Ума не приложу, как летучая мышь может быть племянницей осьминога, но факт остаётся фактом. А выглядит она – закачаешься! Затянутая в чёрный шелк отменная фигурка, роскошные крылья, отороченные серебром, и элегантный длинный хвост – подвижный и ловкий, как плётка. А к плётке, наверняка, прилагаются и наручники... Аллит смотрит на меня и хитро улыбается. И почему я раньше не замечал, какая она милашка?

Мимальберт не помешает нам, он дрыхнет где-то на глубине. Я быстро забываю про Длари. И кажется влюбляюсь в Аллит...