Шёл сентябрь, и я, разглядывая бесполезное золото берёз центрального городского парка, двигался в сторону своего дома. Из головы не выходил разговор с главой одного из отделов в администрации. Тротуарный ветер холодил лицо после горячего разговора, хотя для меня беседа не была тёплой.
Кабинетный работник заострял внимание на том, люблю ли я родной город. И хотя работник администрации, в чём то, собеседница, получала ответ, что я родился в деревне, там и вырос, хотела услышать, что город для меня любимый, должен быть любимым. Лично мне город не был должен, и я ничего не должен ему. Надо же? Я должен любить город. Что конкретно? Крашеные дома со стороны улицы и облезлые со стороны их подъездов. Ухоженные из бюджета города со стороны кварталов и то только по центральным улицам. Градостроительные промышленные предприятия, дающие зарплату несоответствующую отданному труду? Причём в обратной зависимости. За то, что дворники каждый день до блеска вылизывают вверенные им территории, а на следующий день всю работу делают заново.
Проходя мимо магазина «Ватан», в котором продавались дешёвые бананы величиной равные отечественным огурцам, которые стоили в три раза дороже, думалось не о любви к городу и уж не о ненависти к нему. Что означает «Ватан»? Вроде бы по-русски будет «Отечество». Думалось о том, как это моя собеседница из другого города оказалась в администрации у нас. Наш «Союз» не передавал в наследство заводы и банки, от своих предков мы получали сберегательные книжки с некоей суммой. Теперь нет и этого. А вот должности, должности, должности… Разговор закончился моей фразой: «Год культуры завершён, а культурнее мы не стали». И так подножку я себе поставил.
Пасмурная погода мелкими каплями плевала мне в лицо, а я плевал, мысленно, на город. Навстречу шёл прохожий, выпуская вонючий сигаретный дым, сплёвывая его ядрёность всё равно в какую сторону. На тротуаре стоял мальчишка лет шести, явно дошкольного возраста. «Петушок» на его голове был давно не стиран, пальтишко с длинноватыми рукавами, доставшееся ему, по всему, от старшего братца. Ботинки давно не видели обувного крема, но были чистыми и сухими. В руках у него были бледно-жёлтые колоски дикого злака, длинноватые, до пятнадцати сантиметров.
- Дядя, купите за десять рублей.
Я достал из кармана мелочь, металлическую монетку цвета бесполезной осенней листвы требуемого достоинства и положил в холодную ладошку мальчишке.
-Надо? – протянул мальчишка колосок
-Да, дай, мне надо.
Колосков был целый букет. Я взял один колосок из сжатого детского кулачка, положил во внутренний карман куртки и двинулся в сторону своего дома.
Из окна зала, через чисто вымытое стекло, виднелся протуманенный частный сектор, напротив дома - на скамейке сидели два «хроника», опустошавшие шкалик, по переменке выпивая из одного пластмассового стаканчика, закусывая одним яблоком, выдёргивая друг у друга сигарету изо рта после каждой дозы спиртного. Вот она – «национальная гордость города». Я вспомнил мальчишку, осторожно вытащил из кармана куртки колосок, указательным пальцем продавил углубление в почве цветочного горшка, поместил в углубление колосок рядом с бегонией серебристой. А мальчишка-то не побирался, осенило меня. Он был занят делом, он боролся с проблемами. После такого вывода из головы вылетела беседа, город, осень - поднялось настроение.