Это был кошмар. Леонид открыл глаза - темно. Рядом супруга. И никуда она не вставала, когда её нельзя было дозваться, потому что он только открывал рот, чтобы позвать её, когда некто стал душить. Душить его, Леонида. Он пытался вырваться из «объятий» невидимого насильника, рука Леонида обхватывала голову того, над ним, стриженного под «бокс», но срывалась и цеплялась за плечо невидимого врага. Кто он, что пришёл в темноте ночи, нашёл в кровати и стал прижимать к постели?
Конечно сон! Вроде слава Богу!
«Иосиф мой прекрасный, возьми мой сон ужасный! Не верю никому, кроме Господа своего!» - прошептал он молитву от жены, глядя под светлую полоску шторы окна. Посмотрел на часы, всего лишь третий ночи! Значит сон снова придёт, только уже без страхов. И он уснул.
Утром открыл глаза и ночное видение стояло перед ним, как кошмарный кадр из фильма-ужастика. Супруга спала и её сейчас никакой пушкой не разбудишь – самое крепкое для неё время сна.
Но что же было с ним? Неужели повтор реального случая в его собственной жизни, ещё с первой женой, когда сын возмужал, ходил молодым качком и думал о справедливых делах. Одно из них скоро представилось ему.
Леонид пришёл тогда «под мухой» - выпили с друзьями всё ещё душным вечером после работы по литру три пива из бочки, что стояла в городском парке, недалеко от редакции. Это было их место. Продавец Жора всегда держал для них трёхлитровые баллоны, и они отходили с ними в затемненную от высоких деревьев аллею парка и располагались на скамейках. И все два-три часа бесконечных мужских разговоров отдавались им.
Лена, первая жена, была этим недовольна. И это явилось одной из причин, когда она «заводилась» с пол-оборота и уже нельзя было остановить. И она лезла на мужа с кулаками, а тот лишь смеясь от неё отмахивался.
Но на этот раз Леонид резко оттолкнул её, та попятилась к дивану и рухнула на тот спиной. В это время вошёл сын и не раздумывая бросился на отца, отработанным приёмом свалил на пол и стал прижимать к полу, словно в поединке на соревнованиях по вольной борьбе.
Леонид стал задыхаться и тогда подумал, что сын-то вырос и стал равным ему по силе, что, вроде, стал защитником матери. И он зарыдал от бессилия.
Павел отпустил его:
- Ты чё, пап?
- Чё-чё? Нашёл ровесника! Впрочем, я сам виноват, нечего связываться с твоей матерью-дурой!
Тогда он ушёл в гостевую комнату, бросился на кровать и мгновенно заснул. Пиво своё взяло! Лишь в третьем часу он встал и побрёл в туалет.
Теперь эти воспоминания пришли горькими посетителями. Ему стало стыдно за свою прежнюю жизнь. Она прошла как в тумане, что и последние полгода. Приехавший в его город сын после четверти века жизни с Веркой, такой же алкашкой, как и он сам, и в мае наложил на себя руки. Сейчас ноябрь...
Каждую ночь Леонид, закрывая глаза перед сном, видел перед собой картину похорон: открытый гроб на тумбах, сваренных из строительных прутьев, лежащий в нем Павел, с головой, чуть повёрнутой в некоем презрительном вызове ко всему, со сбитым на шее чёрным галстуком на помятой «похоронной» сорочке. Та едва прикрывала шов вскрытия. Кому сын бросил этот страшный вызов? Своей жизни, фрагменты которой он впитал ещё с детства? А может жизни своих родителей, повторив её с Веркой?
Ах, как всё невозможно до безобразия повторяется! Но ведь он, Леонид, сумел уйти от падения, разошёлся, пробурчав в суде что-то о своей вине и правоте жены! Та была рада этому признанию, потому что в городе все её подруги будут сожалеть и ругать не её, а беспутного мужа! Сплетни - вот он, двигатель, провинциализма и ограниченности!
И вдруг ужасная мысль посетила Леонида: ведь это Павел приходил к нему ночью в образе агрессивного борца! И пытался снова задушить в своих ненавидящих объятиях!
Леонид не заметил, что супруга уже проснулась и смотрит на него, стараясь проникнуть в его мысли. Уж она-то поняла, что был какой-то кошмар, тянущийся с тех похорон. Она повернулась к Леониду:
- Опять Павел приснился?
Леонид не ответил, лишь слезы неожиданно выкатились на шёки, и он стал вытирать их концом одеяла. Слезы по прежней жизни, или от прежней жизни?