Я верю в то, что давно забыто...
Для Бируте
Солнце клонилось к закату, провожая уходящий день багровыми красками. Дышал прохладой лёгкий ветерок, навевая со стороны реки болотный запах тины. Я, Алиса, Настенька, Шота и Аля с Маринкой устроились в беседке, решив устроить чаепитие с пирогом да поболтать о делах насущных. На пороге, как всегда, присела Лидушка, обложив себя маленькими, потрёпанными книжечками. Тут же, под сенью молодой груши, расположился детский манеж с играющим в нём Марком.
— Сегодня женщина приходила, — заговорил я, — от неё узнал, что нашу церковь, оказывается, ведьмы строят.
Шота едва не подавился чаем. Отставив чашку, он отвернулся, трясясь в беззвучном смехе.
— А чему вы удивляетесь, батюшка? — спросила Алиса, на лице которой застыла мраморная серьёзность. — Народ давно болтает, мол, наша церковь, — рассадник нечистой силы. Я, конечно, утрирую, но смысл от этого не меняется.
— Никогда такого не слышал, — удручённо сказал я.
— А вам никто в глаза и не скажет, — продолжала Алиса. — Они горазды лишь по углам шептаться.
— Каждый раз поражаюсь этим людям. Откуда у них столько негатива?
— Причём здесь негатив? У каждого своя причина, своя, так сказать, версия. Веру Степановну рвёт от того, что поступили не по её наущению…
— Ну, конечно, я так и думал, что без Веры Степановны здесь никак не обошлось.
— Не только… Многим наш храм словно кость поперёк горла. Вроде, каждый чуть-чуть недоволен, а все вместе составляют огромное возмущение. Вера Степановна из-за своих амбиций. Раскольник Богдан воспринял новый храм как вызов его гениальному шедевру на Волчьей горе. Бабаиха — как личную обиду. Покровский приход — как раскол в христианском обществе. Алкоголики во главе с Прыщём…
Между собравшимися пробежал лёгкий смешок, и все украдкой посмотрели на Шоту. Тот покривил лицо и уткнулся в чашку, пробормотав:
— Не мог иначе, извините. Очень плохие люди...
— А вы заметили, Доры Марковны уже третий день нету, — произнесла Аля тихим голосом, задумчиво глядя куда-то в сторону. — Мы с Липой не управляемся. Никто не знает, когда она будет?
— Да и Игоря нет, — сказал Шота. — А с Матвеем условились проводку протянуть к богадельне. Я уж и кабель купил, с рабочими договорился траншею рыть. Как сквозь землю провалился! Телефон не берёт, дома не застал его.
Алиса на это лишь слегка усмехнулась, отрицательно покачав головой.
— Что? — удивлённо спросил Шота, глядя, как Алиса с Настенькой прячут сарказм на лицах.
— Всё, забудьте! — сказала Настенька. — Эти люди больше никогда не придут.
Мы с Шотой переглянулись, и мою душу пронзила тревога. Настенька сделала ласковое лицо, продолжив:
— Батюшка, не стоит особо расстраиваться. Такое следовало ожидать. Отец Мирон, едва узнав, что его прихожане помогают нашему храму, срочно устроил собрание. Это мне знакомая рассказывала. Он очень тактично объяснил, как плохо бегать с прихода на приход, как некорректно делать такие поступки, не поставив его, настоятеля, в известность. Заодно он сделал особое ударение на том, что в сосновском приходе множество хозяйственных дел, не терпящих отлагательства. И приличнее было бы задействовать вышеупомянутых товарищей на послушание ему, отцу Мирону, а не участвовать в сомнительном проекте. Сомнительный проект — я уже сама придумала, но сути это не меняет. Одним словом, ни Матвея, ни Игоря, ни Доры Марковны мы больше здесь не увидим.
— Но они же живут вблизи нашего храма, в пяти минутах ходьбы. Им удобнее и приличнее было бы стать нашими прихожанами, а не добираться за пять километров в Сосновку, — сказал я возмущённым тоном.
— Это для них не проблема, — сказала Алиса. — Они люди небедные, у всех имеются автомобили. Тем более, ни для кого не секрет, что в храме отца Мирона тоталитарная дисциплина. Там шагу никто не ступит без его разрешения, одобрения или указа. Пусть храм у тебя через дорогу, как у Доры Марковны, но если человек важен для Мирона, то он его не отпустит ни за какие коврижки. А таких, как Лидушка, сами к вам спровадят, потому что неблагонадёжные, безденежные, склочные, опасные. А главное, не станут слепо и беспрекословно выполнять указы настоятеля.
— Точно! — насупил брови Шота. — Вы бы знали, сколько раз меня уговаривали вернуться в Сосновку. Я ведь вначале туда ходил. Сам отец Мирон несколько раз приезжал, Вера Степановна проходу не давала, соседи-прихожане доставали... А я зарёкся. Несколько раз увидел, как Мирон с людьми будто со скотом обращается... Как женщины при его появлении пятый угол ищут или стоят, затаив дыхание... Авось пронесёт, и не вычитает настоятель за пятнышко на полу или огарок на подсвечнике. А то ещё заставит долбить поклоны, потому что женщина слишком откровенно взглянула на него, или наложит епитимию, невесть за какую вину. Ушёл оттуда и ни о чём не жалею! Не для меня такой приход.
— Обидно, — мешая ложкой остывший чай, произнес я. — Привыкать стал к ним. Дора Марковна такой милой женщиной казалась. Всё расспрашивала, как храм выглядеть будет, какую роспись буем сделать, мечтала внука здесь окрестить, обещала просфоры печь для литургии...
— Не берите близко к сердцу, — сказала Алиса, глядя, как я повесил голову. — Господь не оставит наш храм и пошлет ещё искренних прихожан. Начинать с нуля всегда тяжело, но у нас всё замечательно получается! Нет Матвея? Ничего! Завтра же найду электрика и решим с проводкой. Ушла Дора Марковна — тоже не беда. Думаю, девчонки справятся и без неё.
Алиса обратилась к Але, которая тоже немного приуныла:
— Я правильно говорю?
Аля лишь растерянно пожала плечами, ответив:
— Постараемся, конечно. Просто я никогда не готовила обеды на целую бригаду. У тёти Доры так ловко всё получалось.
— А как тебе Липа?
Аля на миг задумалась, слегка скривила губы, после чего сказала:
— Даже не знаю. Если честно, странная она какая-то. Ни с кем не общается, всё время молчит, обедать с нами садится редко, а если и садится, то всегда в стороне.
— Это я её привела, — сказала Алиса. — Мы познакомились в социальной службе. Несколько раз к старушкам ездили вместе. Она никогда ничего о себе не рассказывала, да и вообще лишнего не болтала, обмолвилась только, что очень деньги нужны, детей не за что кормить. Не знаю почему, но прониклась к ней доверием, предложила стать моей помощницей по хозяйственной части. Признаюсь, не могу уже со всем справляться. Заметила, что девка она башковитая, хозяйская и старушки её наши любят. Краем уха услышала от знакомых, что имеет Липа двоих детей, мальчика и девочку. Сама приехала откуда-то издалека. Мужа нет, но вроде была замужем за священником.
— За священником? — удивилась Аля. — Да она перед едой лоб никогда не перекрестит. И на молебнах её никогда нет, она всегда уходит.
— Вот как? А я уж думала в церковные старосты её рекомендовать, — сказала Алиса. — Чувствую, человек она хороший. Мы же не знаем, что у неё в жизни случилось. Поэтому и спрашиваю Алю, они ведь почти весь день вместе. В том, что Липа человек верующий, я убедилась. И не просто верующий, а искренне верующий. Когда узнала, что была она замужем за священником, все сомнения отпали. Правда, это лишь версия, сама она об этом ничего не рассказывает.
— Отец Виктор, вы бы поговорили с ней, — предложила Настенька. — Кто знает, вдруг у человека случилось что-то, а излить душу некому.
— Попробовать можно, — сказал я. — Только мыслю так: была бы у неё потребность, сама проявляла бы инициативу.
— Может, она стесняется или боится. Вы вечно такой суровый ходите, — затараторила Настенька. — А Липа мне тоже очень симпатична, грустная только очень. Давайте ей поможем!
Все за столом дружно рассмеялись, а Алиса прижала голову Настеньки к себе и поцеловала её в макушку.
Дальше будет...