Дело близилось к ночи. Известный литератор Иван Дмитриевич Ручкин беспокойно мерял шагами узорчатый линолеум своего просторного кабинета. Холодный пот покрывал его бледный высокий лоб, рука нервно сжимала карандаш. Стоявшее в углу мусорное ведро было доверху наполнено смятыми листками бумаги. В окно нагло светила полная, белая луна.
Иван тоскливо взглянул на небесное светило, как на последнюю надежду. Но тщетно. Вдохновения не было.
Это длилось уже почти неделю, до окончания сдачи конкурсных работ остались считаные часы.
Ручкин сел за дубовый, инкрустированный серебром, стол, уныло включил компьютер и зашел в личный кабинет. На лице Ивана Дмитриевича возникла страдальческая гримаса: добрая дюжина фанатичных литераторш осаждала его почтовый ящик: "Ванечка, милый, куда Вы пропали?))", "Дорогой Ванюша, когда же мы дождемся Вашей новиночки? Вы обещали!))))"
Иван резко выключил комп и обессиленно упал на огромный кожаный диван, грустно скрипнувший под массивным телом литератора. В голове было пусто, как в старом холодильнике его дворецкого, которому Ручкин давно не выплачивал зарплату. Сон тоже не шел.
Перевернувшись раз десять с боку на бок, Иван дернул за шелковый шнурок, висевший у изголовья и прислушался. В общирных помещениях его жилища как стояла, так и продолжала стоять абсолютная тишина.
- Бенеди-и-икт! - истошно заорал Иван Дмитриевич, пугая мышь, притаившуюся за мусорным ведром.
Послышались шаркающие шаги и на пороге кабинета появился маленький, тщедушный человечек в длинном ночном одеянии. Это был Бенедикт Бенедиктович Швабер, бессменный дворецкий, а также по совместительству повар, садовник, сантехник и т.д. Ивана Двитриевича связывали с Бенедиктом теплые, почти семейные отношения. Видимо, это было причиной частых задержек денежных выплат Шваберу. Никому ведь и в голову не придет платить доброму дядюшке или троюродному дедушке.
- Ну как, Иван Дмитриевич, написали что-нибудь? - подобострастно осведомился Швабер.
- Нет, Бенедикт, хоть убей, ничего не получается, - в отчаянии промолвил несчастный литератор.
- Хм, - дворецкий задумался. - Эврика! - вдуг завопил он, - Помните ту милую поэтессу, с которой вы так мило переписывались и обменивались милейшими рецензиями.
- Ты имеешь в виду Юлию Сидоровну?
- Да, госпожу Рифма-Плетскую, - подтвердил воодушевленный дворецкий.
- Бенедикт, ты гений! - воскликнуд Иван Дмитриевич, вскакивая с дивана, - Как же я сам не догадался?! Ведь именно благодаря переписке с Юлией я смог написать свой самый успешный роман!
- Муза, чаровница, - бормотал Иван, набирая заветный номер на своей золотистой "десятке". Бедный Ручкин даже не осознавал, что на дворе глубокая ночь.
Юлия Сидоровна Рифма-Плетская была известной, хотя и в довольно узких кругах, поэтессой средних лет и весьма приятной наружности.
Мягкие манеры, некоторая сентиментальность Юлии и щедрость на похвалы неимоверно привлекали обитателей литературного сайта, как пчел неудержимо влечет к себе свежий ароматный мед. Такой "пчелой" оказался и наш Иван Дмитриевич.
Внезапный звонок жестоко вырвал Юлию Сидоровну из нежных объятий Морфея. Подскочив на своей уютной полутораспальной кровати, застеленной розовым, в сердечко, бязевым бельем, поэтесса, благодаря врожденной тактичности, даже не повысила голос, узнав, по какой причине ее побеспокоили.
Услышав истеричные стенания мужчины Юлия окончательно пробудилась, почувствовав себя нужной и необходимой.
- Успокойтесь, Иван, - ласково приговаривала она, пытаясь сообразить, чем помочь расстроенному коллеге, - до утра еще есть часа три, вы успеете, я в вас верю.
Она встала и машинально подошла к окну, отодвинув ситцевую занавеску. В глаза ударил яркий свет огромной, полной луны. Рифма-Плетская завороженно смотрела на нее, одновременно выслушивая жалобное бормотание в трубке. Время будто бы замедлилось, а может, и вообще остановилось. Вдруг Юлия Сидоровна воскликнула:
- Иван! Послушайте, Иван!
- Что-что? - послышалось в ответ.
- Иван, вы никогда не задумывались о том, что мы никогда не видим обратную сторону луны, никогда.
- Причем здесь это? Меня сейчас волнует совершенно другое. Через три с половиной часа мне нужно представить работу на конкурс.
- Ну, как знаете, Иван, - устало промолвила Юлия Сидоровна, - Вряд ли я чем-то смогу вам помочь. И вообще, уже очень поздно... - и она отключилась. Ручкин не успел ничего сказать, подумать или почувствовать - его словно закружило в водовороте идей мыслей и образов:
- Обратная сторона... Никто не видел... Люди видят в нас только то, что мы им открываем, - крутилось в голове у Ивана Дмитриевича, - У каждого из нас есть обратная сторона, которую никто не видит... Я напишу об этом! - восторженно завопил литератор и бросился к письменному столу.
Верный Бенедикт, все это время стоявший за дверью, чтобы быть в курсе происходящего, широко улыбаясь, внес в кабинет брльшую упаковку бумаги и пачку новых карандашей KOH-I-NOOR. Его хозяин предпочитал работать по-старинке и лишь окончательный результат доверял бездушному компьютору.
Когда нежные лучи восходящего солнца заглянули в окно кабинета, охваченный творческим парывом, Иван Дмитриевич допечатывал последние слова своего нового произведения.
ЭПИЛОГ.
Роман литератора Ручкина "Обратная сторона луны" занял почетное первое место на престижном литературном конкурсе.
Взбудораженная Юлия Сидоровна, так и не сумевшая уснуть той ночью, написала под утро прекрасный лирический стих "В полнолуние меня не буди" и разделила упомянутое первое место в конкурсе со своим коллегой.
Что касается дворецкого Швабера, то он тоже получил свою награду - долгожданную выплату за четыре месяца неустанного труда.
Все были несказанно счастливы. В доме Ивана Дмитриевича Ручкина наконец-то воцарилось умиротворяющее спокойствие. До следующего конкурса.